– Под пыткой он нам все расскажет, в том числе и про своего напарника.
– Считать врага глупее себя – большое заблуждение, брат Ротгер. Если их тут двое или даже трое, я уверен, что они не знают о существовании друг друга. Так что никакие пытки не помогут установить истину. Лучше держать действующего шпиона под контролем, по возможности не спуская с него глаз. Главное вычислить его.
– Да-а, голова ты, брат Теофраст…
– И еще одно – нужно поставить возле лаборатории надежную охрану из твоих кнехтов. Мой помощник здесь днюет и ночует, но одного его мало. Если иезуитам станет известно о чудесных свойствах чаши, они найдут способ, как ее умыкнуть. Уж поверь мне.
– Верю, – буркнул рыцарь. – Сделаем…
– Кстати, как там наш раненный?
Оба одновременно повернулись и посмотрели на топчан, который служил постелью для подмастерья.
– Дышит нормально, – с приятным удивлением отметил Ротгер.
– Это уже хорошо…
Парацельс встал и подошел к раненому.
– Чудо это или нет, – сказал он удивленно, – но у парнишки даже слабый румянец на щеках появился, несмотря на большую потерю крови.
– Значит, он будет жить? – с надеждой спросил рыцарь.
– Уверенно сказать не могу. Нужно время. Но должен отметить, что парень спит, а не просто в забытьи, характерном для такого ранения.
– Выходит, чаша все же обладает чудодейственными свойствами?
– Отчасти.
– Что значит – отчасти?
– Как бы тебе это объяснить, брат Ротгер…
Теофраст беспомощно пожевал губами, подыскивая нужные слова.
– Понимаешь, чашу нужно хотя бы раз в день подзаряжать, чтобы у нее появилась энергия. Состояние подзарядки сравнимо с действиями человека за обедом, которому надо есть и пить, чтобы двигаться и мыслить.
– И чем ты ее подзаряжаешь?
– Похоже, пришла пора, брат Ротгер, открыть тебе одну из самых больших тайн ордена Креста и
Розы. Клятву свято хранить тайну и никому не выдавать ее даже под пытками я с тебя брать не буду. Ты посвященный, и этим все сказано. Но должен сказать следующее, это ты обязан крепко запомнить: если по твоей вине сей секрет станет достоянием гласности, твой род закончится на тебе. Умрут и все твои родичи.
– Тогда лучше мне ничего знать.
– А вот здесь ты ошибаешься. Ты УЖЕ знаешь. Многое знаешь. Но главное другое – в случае моей наглой смерти ты обязан спасти реликвию ордена и вернуть ее Коллегии Святого Духа.
– Я это сделаю, – торжественно ответил Ротгер.
– А я и не сомневаюсь…
С этими словами Парацельс снял с шеи ключ на прочной цепочке, открыл окованный железными полосами сундук, стоявший в дальнем углу помещения, и достал оттуда небольшую шкатулку.
– Смотри… – Теофраст театрально медленно поднял крышку шкатулки, и в глаза рыцаря брызнули сверкающие искры.
– Адамас[48]! – воскликнул Ротгер.
Потрясенный до глубины души, он тряхнул своей остриженной под «горшок» головой, словно прогоняя наваждение.
– Какой огромный… Да ему просто нет цены! – Рыцарь смотрел на камень, как завороженный.
В шкатулке на черном бархате лежал невероятно большой бриллиант. Он был размером с грецкий орех. Цвет камня менялся от светло-желтого до нежно-розового – в зависимости от того, под каким углом на него смотреть. Казалось, что в гранях бриллианта отражается свет всех свечей и солнца за окном.
– Верно, – сказал Теофраст. – Он бесценен. И не только потому, что адамас. Подойди сюда.
Он взял бриллиант, закрепил на специальной подставке и направил на него посредством бронзового зеркала световой пучок. Камень будто взорвался радугой. Невероятное свечение наполнило не очень хорошо освещенную лабораторию, заставив Ротгера зажмуриться.
– Что в этой колбе? – спросил Парацельс, указывая рукой на полку с лабораторной посудой.
– Вода, – не очень уверенно ответил рыцарь.
– Верно, вода. Для чистоты эксперимента можешь ее попробовать. Она свежая и без всяких примесей. Да ты не бойся, пей.
Совсем замороченный Ротгер машинально сделал глоток и убедился, что Теофраст говорит правду.
– А теперь наблюдай…
С этими словами алхимик поставил колбу на огонь и направил на нее один из переливающихся всеми цветами радуги лучей, испускаемых бриллиантом. Какое-то время не происходило ничего. Ротгер так пристально смотрел на колбу, что у него даже глаза начали слезиться. Хорошо зная магические способности брата Теофраста, он с невольным страхом ждал, что из колбы вот-вот выскочит гомункулус[49] или что-то еще в этом роде. Но, вместо рождения какого-нибудь отвратительного уродца, вода в колбе вдруг окрасилась в темно-красный цвет и стала похожей на доброе вино.
– Это… вино!? – спросил приятно пораженный Ротгер.
– Не совсем, – снисходительно улыбнулся Парацельс. – Это всего лишь безвкусная алая жидкость, по составу мало чем отличающаяся от воды. Конечно, если не подвергать ее более серьезным исследованиям.
– Фокус… – буркнул разочарованный рыцарь.
– Для простого обывателя – да. А для ученого – невероятный факт, потрясающий воображение. Но это еще не все.
Теофраст отмерял небольшое количество белого порошка и всыпал его в колбу. Вода в ней сразу же забурлила и постепенно осветлилась до прозрачного розового цвета. Когда реакция закончилась, алхимик вылил воду в керамическую миску, и Ротгер увидел, что на дне лежит кусочек металла, похожего на серебро.
– Без адамаса ничего подобного не получилось бы, – сказал Парацельс.
– Как будто аргентум, – осторожно заметил Ротгер, блеснув познаниями в химии, которые он получил, общаясь с Теофрастом.
– Вот именно – как будто. Но с серебром этот металл не имеет ничего общего.
– Извини, брат Теофраст… Кгм!
Рыцарь прокашлялся, чтобы скрыть внезапное смущение.
– Извини… э-э… а не может ли этот чудодейственный адамас превращать другие металлы в золото?
– Для таких целей нужен философский камень, – серьезно ответил Парацельс. – Коим адамас никак не может быть. Хотя… Он заколебался.
– Мы так мало знаем о природе окружающих нас вещей… – продолжил он в раздумье. – Будь у человека десять жизней, и то он не смог бы постичь великую мудрость Творца всего сущего. Поэтому нельзя исключить того, что сказания и легенды, в которых говорится о мудреце, способном одним движением волшебной палочки превращать воду в молоко, а простой бычий рог – в Рог Изобилия, правдивы.
– Хотелось бы этому верить. Но, судя по всему, нам до золотого века не дожить.
– Верь, брат мой, ибо только вера дает человеку силы в его борьбе за выживание и способность активно влиять на свое будущее. А теперь давай выпьем. Что-то у меня в горле пересохло после этой лекции…
Утолив жажду, Теофраст спросил:
– Где сейчас схизмат?
– Ты о ком? – встрепенулся Ротгер.
Он в этот момент был погружен в мечтательное состояние, навеянное демонстрацией возможностей адамаса.
– О пленном казаке. Что-то я давно о нем ничего не слышал.
– А, вон ты про что… По твоему предложению, я снял с него кандалы и поместил в более сухой и светлый каземат. Что касается доверительных бесед, то они у меня не получаются. Он вежлив, немногословен, но сам себе не уме. Не хочет раскрываться. Ведет себя как опытный фехтовальщик, который готовит свой коронный разящий удар.
– Это тебя пугает?
– Больше забавляет. Вернее, забавляло. До сегодняшнего дня. Как ты думаешь, тот, кто стрелял, не может быть воином отряда, к которому принадлежит и наш схизмат?
– Глупости! – сердито ответил Теофраст. – Зачем этим «послам» обнаруживать себя раньше времени, если они задумали что-то очень серьезное? Я больше грешу на неуловимого соглядатая. Вот он может быть как-то связан с твоим пленником.
– Хорошо бы поймать этого невидимку… – мечтательно прищурился Ротгер.
– Для начала его нужно спровоцировать.
– Как?
– Вывести пленного казака на прогулку за стены крепости. Это возможно?
– Возможно, но опасно, – ответил рыцарь. – Если он задумает бежать, нам придется его убить.
– Невелика беда…
Теофраст ухмыльнулся.
– Но, думаю, что казак никуда не денется, – сказал он рассудительно. – У него, как мы уже говорили, скорее всего, другие планы. А вот соглядатай, увидев товарища, любой ценой попробует привлечь его внимание к своей персоне и даже попытается выйти с ним на связь. Нужно только не мешать ему в этом, наблюдать со стороны.
– Нужно попробовать, – задумчиво сказал Ротгер.
– Попробуй…
Парацельс посмотрел на спящего Гунда.
– Прикажи своим людям отнести его в хорошо проветриваемую келью, – сказал он заботливо. –
Только положите парня не на голые доски, а на мягкий сенник. И пусть его преподобие приставит к нему сиделок. Целебные отвары ему будет готовить мой помощник. Лично я не смогу уделить раненному много времени. Думаю, он уже и без меня выкарабкается.
