И снова небольшой отдых - и зимой новый поход в
землю вятичей.
Вятичи, хмурые, непокорные и гордые, и прежде не раз.начинали мятежи против Киева. Поднялись они ж в
эту зиму 1080 года, узнав, что начались междоусобия в Русской земле, что вышел из Полоцка Всеслав, что началась война с половцами. И снова Всеволод призывает иа помощь Владимира Мономаха, наказав ему с ростово-суздальской ратыо расправиться с вятичами, захватить зачинщиков мятежа - некоего Ходоту с сыном.
С небольшой дружиной Владимир спешит в Ростов и там собирает дружинников, с кем ходил еще иа полочан и в западные страны. Воеводы донесли Мономаху, что смердов и ремесленников на Ходоту лучше не поднимать. Ходота у вятичей свой человек, он грабит сильных и богатых людей, стоит за древние вятичские обычаи и обряды, смеется над православными святынями, молится своим лесным богам.
Наступили лютые морозы. Владимир сидел в своем старом ростовском дворце. Печи топились не переставая, над городом стоял сизый дымный туман. После полудня уже начинало смеркаться. Сильные снегопады занесли дороги, и Владимир ждал, когда санные обозы пробьют пути в окрестные селения.
Первые два выхода из Ростова окончились ничем. Суздальский воевода-наместник по приказу Мономаха обошел с войском окрестные леса и тоже не нашел мятежных вятичей.
Лишь во время третьего выхода Владимир настиг в одном из лесных сел воев Ходоты. Они храбро дрались с дружинниками, шли с рогатинами и дубинами против копий и мечей, гибли молча, а пленники лишь смотрели на князя мрачным взглядом, было видно, что они уже готовы к переходу в иной мир и никакими увещеваниями^ угрозами и даже пытками не вырвать у них речей о том, где обретается Ходота, где скрывается его основное войско.
Такую войну Мономах не принимал. Здесь нет сеч, нет возможности показать военную сноровку, удаль, здесь нет добычи, нет славы, которая ждет победителей, а есть лишь непроходимые лесные чащобы, одетые в звериные шкуры, хмурые люди, вятичские смерды, которые ненавидели его и которых ненавидел и презирал он.
В эту зиму Мономах так и не сумел поймать Ходо-1 ту. Летом же, когда вятичи могут укрыться в любом лесном логове, когда им открыты все водные и сухие пути, знакомы каждая протока, каждая гать на болоте, каждая тропинка, достать их совсем трудно.
Ко второй зиме Мономах готовился по-иному. Прежде
всего заслал своих лазутчиков в вятичские поселения, занял основные из них и завез туда всякого припаса. И когда уже ударили морозы и Ходота со своими людьми не мог долго сидеть в открытом лесу и должен был отогреваться по избам и землянкам, Мономах настиг к вечеру его в одной из зимовок. В кромешной темноте дружинники вырубили всех, кто попался им под руки в этом селении.
Но долго еще бунтовали и ратились вятичи, пока ростовские и суздальские воеводы не перехватали и не перевязали всех их зачинщиков и- не казнили их на глазах у поселян лютой казнью.
В это время на южных рубежах Руси затевались дела, распутывать которые вскоре также надлежало Владимиру Мономаху.
Недолго жили князья-изгои Давыд Игоревич, средний сын Ростислава Володарь при Ярополке Изяславиче во Владимире-Волынском. Весной 1081 года они кинулись в Тмутаракань. В то время Тмутаракань осталась без князя. После убийства половцами Романа и пленения хазарами Олега там сидел Всеволодов посадник Ратибор. Но мятежные мысли постоянно бродили в головах тму-таракаицев. Здесь жили люди Романа, здесь обреталась Олегова дружина, бояре и дети боярские, служившие еще Святославу; никогда Всеволодов дом не имел крепких и глубоких корней в Тмутаракани, да и сами местные жители не жаловали Киева, тяготились властной рукой ' киевского наместника.
Давыд и Володарь быстро овладели Тмутараканью, захватили там Ратибора, и казалось, что теперь Тмутара-канское княжество прочно будет захвачено Ростислави-чами и Давыдом. Но они продержались там только год.
В 1083 году по Руси от города к городу понесся слух, что вновь появился в Тмутаракани исчезнувший некогда Олег Святославич. Прошло лишь небольшое время, и вслед за этим слухом выкатились из Тмутаракани князья-изгои и снова появились с повинной при Ярополковом дворе во Владимире-Волынском.
Олег действительно вышел из Византии, и не один, а с красавицей женой, знатной гречанкой Феофанией Му-залон.
Женитьба молодого князя па знатной гречанке круто измепила судьбу пленника. Оп приобрел свободу, богатство. Но жизнь в изгнании тяготила Олега Святославича. Он рвался на родину, кипел от ненависти к предателям-хазарам, которые захватили его и выдали грекам. Все помыслы его были там, в Тмутаракани, и далее, в родном Чернигове. Олег не смог смириться с вечным изгойством, потерей всего, что имел он по княжескому рождению и княжескому закону.
В Тмутаракани его уже ждали друзья и приспешники, и едва Олег появился в городе, как Давыд и Володарь были схвачены и заточены в темницу. Город перешел в руки Олега. Тут же немедля он послал своих дружинников к пленившим его хазарам, и вскоре повинные хазарские жители были казнены на главной площади города. Тмутаракань отпала от Всеволодова дома и перешла в руки Святославичей. Уже через некоторое время наряду с указами Олега, запечатанными его именной печатью, в Тмутаракани появились и грамоты за подписью его жены Феофании с греческой печатью, на которой греческими же буквами, многим знакомыми в Тмутаракани, было написано: «Господи, иомози рабе твоей Феофании Музалон, архонтессе Руси».
И Давыд, и Володарь, отпущенные Олегом на свободу, придя во Владимир, не смирились со своим изгойством и стали готовиться к захвату города, который Ро-стиславичи считали своей законной отчиной. Из Пере-мышля, где жил Давыд, к Ростиславичам, обретавшимся в Теребовле, зачастили гонцы. Люди Ярополка советовали князю остерегаться выхода Ростиславичей и их измены.
Беспокойно было в те дни во владимиро-волынской земле.
Всеволод и Мономах сидели на сенях в загородном великокняжеском дворце, пили легкий, охлажденный в погребе мед, говорили про русские дела. Всеволод постарел, ссутулился, стал будто бы меньше ростом, теперь стройный, сухой Владимир казался рядом с ним выше, значительней. За плечами у Мономаха были уже многие военные походы и одни победы, о которых на Руси стали уже слагать песни. Всеволод же давно не садился на боевого коня, передоверил военные дела полностью сыну, киевская дружина великого князя стала в последнее годы частью дружины черниговской; облепился великий князь, не хотел больше ничего. Киевский престол за ним. Никто, не грозит его благополучию, дети
также сидят на крупных русских столах, враги частью погибли, частью - в ссоре друг с другом. Правда, есть еще несгибаемый и несговорчивый Олег, да бог с ним, пусть сидит в своей Тмутаракани. Ростиславами - те передерутся с Ярополком, и будет снова выгода великокняжескому дому. Правда, худо, что умер хан, отец Анны. В половецкой орде пришли к власти чужие люди, но все равно с половцами союз давний и прочный; надо послать новому хану золота и ткани, вина и русское узорочье.
Мономах не прекословил отцу. Он, не слезавший в последние годы с боевого коня, видел, что Русь стоит на пороге новых невзгод. Слишком частыми стали выходы половцев. Приводимые на Русь враждующими князьями, они давно уже превратили русские земли в постоянное место для получения добычи. До тех пор пока Русь будет расколота на враждующие столы, покой не придет в русские земли.
Он понимал, что жизнь на Руси запутывается все больше, но ему казалось, что вот пройдет еще один поход, придет еще одна победа, исчезнет еще один изгой-соперник, сгинет еще один половецкий хан - ненавистник Руси, и наступит желанный покой, к которому он тянулся всей душой. Но покой не приходил, нужно было вновь садиться на коня. Что-то надо было делать, война шла нескончаемая. По отец молчал. Он старел, но сидел в Киеве неколебимо, и ему было покойно. Пусть дерутся Ростиславичи с Изяславичами, усмехался он, когда ему доносили о распрях во владимиро-волынской земле. А если наступит большая брань, то у него есть Мономах - лучший ныне на Руси меч. Он был доволен, что при нем Русь жила в дружбе и любви с окрестными странами и каждой из них, кажется, была нужна.
В Византии престол захватил Алексей I Комнин, который пытался спасти италийские владения империи от натиска порманнов Гюискара, по дважды был разбит ими. В подвластной Болгарии постоянно зрели бунты, на Балканском полуострове против власти Византии поднимались другие славянские народы, мятежи потрясали критские и кипрские владения империи. Печенеги, теснимые половцами, пропикли во Фракию и даже заняли Филиппополь. С востока продолжали наседать турки-сельджуки, а половцы все теснее смыкали кольцо вокруг северо-черноморских и крымских владений Византии. Постоянная угроза исходила и из русской Тмутаракани, где один за другим появлялись беспокойные и смелые князья. Комнин в согласии со Всеволодом - дгшлишпим другом Византии - на время обезопасил Тмутаракань, а половцы подходили все ближе и ближе к границам империи, и с севера над Византией нависла новая страшная опасность, в борьбе с которой Русь была желанным союзником. Митрополит Иоанн чуть ие каждодневно говорил великому князю о пользе дружбы с великой империей. Митрополичий двор кишел греками. В Печерскои монастыре это давление Византии вызывало все большее недовольство.
