Стас не вмешивался, прекрасно понимая, что является пособником убийства или казни. Как ни называй процесс лишения жизни человека, от этого гуманнее он не становится, но, во-первых, Игорь решил дилемму[164], стоявшую перед Стасом, а во-вторых, некоторым образом это все-таки была дуэль, сатисфакция[165].
Когда хрипы Гасконца стихли, Стас стал свидетелем любопытной картины. В течение короткого поединка он наблюдал за энергетическим полем бандита. Видел, как тот напрягает все силы, пытаясь пробить блокирующий его ментальные возможности колпак. И в момент смерти Стас не отключился от контроля над его ментальным полем. Хрипящий последний выдох и застывший взгляд совпали с началом движения энергетического поля Гасконца. Оно медленно, как бы нехотя, начало подниматься над остывающим телом, еще полностью сохраняя свою структуру и цветовую гамму. Какое-то время неподвижно висело в воздухе, затем совершило несколько неуверенных движений вправо и влево.
Стас ясно ощущал, что энергетическая оболочка Гасконца жива и разумна, она хранит все страхи и эмоции своего бывшего хозяина и в настоящий момент пребывает в полной растерянности. Через пару минут кокон начал сжиматься, приобретая форму шара размером чуть более баскетбольного мяча. Менялась и окраска энергетической оболочки: из багрово-черных тонов она плавно перетекала в более спокойные, голубые, розовые и синие. В какой-то момент шар, уже мерцавший внутренним огнем, начал вращение вокруг своей оси, а затем в одно мгновение исчез. «А ведь Пифия обещала, что я узрею доказательства бессмертия души», – мысль пришла как бы между прочим.
– Стас, забираем Машку и идем отсюда. Я так понимаю, ты ее усыпил?
– Подожди пару минут. Я кое-что поправлю в ее организме, сама пойдет. Своим ходом. Заодно и тебе кровь надо остановить, – он произвел несложную регулировку энергетических нитей поля девушки, ускоряя процессы регенерации в области таза, очищая эмоциональную сферу от черноты негативных эмоций и упрощая восприятие произошедших событий.
– Ты еще и целитель? – Игорь внимательно наблюдал за Стасом.
– Исцелять проще, чем убивать – и, главное, значительно приятнее. Ты лучше скажи, Ковбой, как вы умудрились так вляпаться?
– Излишняя самоуверенность подвела. Никак не ожидал, что весть об уничтожении байкеров так быстро разнесется по городу. Нас ведь здесь боялись. Не то что поперек слово сказать – стороной все старались обходить.
– Сделал, что я просил?
– Нужных людей зарядил. Весточку по городу разнесут. Вскоре жди гостей в долине. С астрофизиком все намного сложнее. Есть тут один, но…
– Что замялся? Договаривай.
– Дело в том, что он года три назад бросил кафедру физики. И ушел в монахи. Что-то с семьей у него случилось. То ли жена бросила, то ли изменила. Видели его в городе. Жив вроде.
– Где его найти?
– В Васильевской балке есть монастырь. Это километров семь, за городом. Якобы там обитает. Вот только насчет ясности его мышления у меня существуют глубокие сомнения.
– Нужно ехать. Сейчас с Машей разберемся и выдвинемся. Как думаешь, до темноты успеем?
– Если на байке, то легко. Ты-то сам на чем сюда прибыл?
– На «Харлее» Викинга. Как чувствуешь себя, Маша? – Стас обратился к открывшей глаза девушке. – Встань и пройдись.
– Да нормально все. Ночь сегодняшняя только… Как-то все в тумане. Не помню…
– Ну и не напрягайся. Ты машину вести сможешь?
– Раньше водила. Только с коробкой-автомат.
– Коробка там автомат, это точно. Тогда выдвигаемся. Игорь, твоя «Хонда» на площади у входа припаркована. Я пройдусь. Тут недалеко, а вы – за мной.
Приказ главнокомандующего исполнили в точности. Оружие было аккуратно сложено в багажнике и на задних сидениях. Не только сложено, но и рассортировано на автоматическое, полуавтоматическое и холодное. В отдельном ящике лежали боеприпасы. Два караульных исправно несли службу. Один маршировал у мотоцикла, перекинув автомат на левое плечо. Второй замер у открытой двери «Хаммера».
Это необычное зрелище очень заинтересовало местных котов, которые, сидя на соседнем мусорном баке, с любопытством наблюдали за почетным караулом, изредка обмениваясь мнениями. Получив от Стаса благодарность за добросовестное несение службы в виде кодировки и досрочной демобилизации, два бородатых воина растворились в городских дворах.
– Всю жизнь мечтал на такой тачке покататься. Как-то не сложилось, – Стас похлопал рукой по желтому капоту «Хаммера». – Но машина стоящая, жалко бросать в городе. Маша, справишься с этим монстром? Его надо бы в долину доставить. А нам с Игорем сегодня немного в другую сторону.
– Управлять, наверное, смогу, но на дороге самой будет страшновато.
– Половину пути мы тебя проведем. Да и на дорогах сейчас спокойно. Место Викинга еще занять не успели. Этот «Хаммер» был визитной карточкой Гасконца, если нос высовывать не будешь, ни один бродяга не рискнет останавливать, – Игорь с удовольствием осматривал огромный джип.
– Народ в поселке успокой. Мы завтра постараемся быть на месте. Занимай место капитана этого корабля бездорожья, и тронулись.
Через два часа, дав последние наставления освоившейся за рулем девушке, свернули с автомагистрали на проселочную грунтовую дорогу. Деревянные купола небогатой церквушки показались вдали, когда начало смеркаться. К воротам подъехали уже в полной темноте. Гостеприимством в монастыре не отличались и на настойчивый стук не реагировали. Если бы не слабый запах дыма, именно дыма от очага, можно было бы счесть обитель безлюдной. Стас легко перемахнул через частокол забора и открыл массивный стальной запор на основных воротах.
Монастырь был беден. Это было заметно не только по дешевой деревянной церкви, но и по убогим хозяйственным постройкам, выполненным из того же подсобного материала. И выполненных не профессиональными строителями, а руками самих монахов. Которых Стас, кстати, в обозримом пространстве не наблюдал. Но локатор показывал две искры жизни, настороженно замерших в угловом домике, примыкавшем к тыльной части здания церкви. Туда они с Ковбоем и направились.
– Открывай, отче. Гости к тебе. С добром пришли, – Стас настойчиво пару раз громыхнул кулаком в деревянную перекошенную дверь.
– Нынче с добром и днем никого не сыщешь! Чего уж про ночь говорить. Шли бы вы, добрые люди, своей дорогой. Здесь поживиться нечем, – раздался неуверенный голос из-за двери.
– Мы за духовной пищей пришли, святой отец. Открывай уже. Пообщаться надо.
– Я сегодня не исповедую и грехов не отпускаю, – дверь медленно приоткрылась, в щель просунулся сдвоенный вертикальный ствол охотничьего ружья производства славного Тульского завода.
– Вот ведь времена настали! Батюшка, а как же заповеди Христовы? Тут, понимаешь, с лекции по истории христианства возвращаемся. В лоно родной церкви, так сказать. А нас эта церковь хочет зарядом дроби встретить. Или чем ты там зарядил этот музейный экспонат?
– Солью, – проворчал бородатый щуплый мужичок в черной, до пят, рясе. – Проходите уж, коль пришли. Окромя чая, угощений не ждите. Пощусь я, уж который день.
– Так уж один здесь и постишься, значит?
– Один как перст, дети мои. Вот вам крест, – мужичок начал неистово креститься.
– Не гневи Бога, отче. Вытаскивай на свет божий чадо из вон того сундука. Оно же там долго не выдержит. А из второго доставай пожрать и накрывай на стол. Мы не тати[166] с большой дороги. И разговор у нас не короткий.
– Где он, Бог-то, ныне? – бубня себе под нос, монах направился в сторону сундука.
В неярком свете керосиновой лампы проявилось невысокое худое создание, вероятнее всего, относящееся к прекрасной половине человечества. Но при таком свете, короткой стрижке и полном отсутствии вторичных половых признаков оно вполне могло сойти и за мальчонку. Эти самые признаки, скорее всего, были скрыты такой же, как и у монаха, рясой, со слегка подрубленными и грубо обметанными полами. Стасу пришла в голову нехорошая мысль, и он повнимательнее пригляделся к ауре мужика в рясе и, как оказалось, девушки. Не обнаружив там ничего предосудительного, кроме отеческой заботы о ребенке, он успокоился.
– Как вас величать, отче, и ученицу вашу тоже? Меня Стас зовут, его вот – Игорь, – Ковбой вежливо склонил голову.
– Отец Сергий я. А эту вот заблудшую овцу Ольгой зовут. Как догадался, что девка? Специально ведь остриг под пацана. Девицы ныне дороже любых денег. Попортят, в лучшем случае, а то и убьют. Жизнь-то человеческая дешевле медяка. Оленька, накрывай на стол, коль уж такой гость настойчивый попался.
