жизни.
Когда она узнала, что у Георгия есть женщина – пусть не любовница, а просто близкий человек, куда ближе, чем она для мужа, – ее это подкосило. Аня промолчала, не стала устраивать скандал, закрыла глаза на измену, какой бы она ни была – физической или духовной, – но не простила. Наверное, тогда и решила уйти от Георгия. Оправдать собственный выбор его предательством. Для себя прежде всего. Она не ревновала мужа, ей вообще было наплевать, с кем он спит. Но вдруг появился повод занять позицию обиженной, обманутой супруги, и Аня решила им воспользоваться. Они с Георгием поговорили лишь раз – он тогда сказал, что у Ани паранойя. Она видит измену там, где ее вообще не может быть. И придумала себе удобную версию развития событий, обвинив мужа в том, что они разводятся.
– Ты, получается, святой? – кричала Аня.
– Нет, не святой, но я тебе не изменял. Тем более с коллегой. Поверь, у нее все хорошо в жизни. Я ей не нужен. Мы правда работаем и дружим много лет, – ответил спокойно Георгий.
– Я тебе не верю, – расплакалась Аня, рассчитывая, что муж кинется успокаивать.
– Твой выбор, – ответил Георгий и ушел.
Аня решила не верить мужу. Конечно же, она даже матери не могла признаться, что измена мужа, пусть и гипотетическая, недоказанная, ее ранила, обидела. Женщина была не молода, но достаточно привлекательна. Старше Ани, ненамного моложе Георгия. Интернет хранит все тайны и личную жизнь – нажав несколько кнопок, Аня узнала о якобы любовнице мужа приблизительно все. Обычная, улыбчивая. Не москвичка, приехала из Саратова, добилась многого, занимает ведущую позицию в фирме. Типаж Георгия – миловидная, не более того. Не красотка, не модель. Что подкосило Аню? Эта женщина не была такой классической любовницей. Все ее соцсети заполнены фото с детьми. Двое мальчишек-погодок. Они путешествовали, плавали на байдарках, ездили на велосипедах. Аня сначала подумала, что ошиблась. Неужели Георгий заинтересовался такой? Активной мамочкой? Не может быть. Он был совсем далек от байдарок, ухи на костре и велосипедов. Или она вообще ничего не знала о муже?
А может, Ане было не так уж наплевать на Георгия, как она думала? Нет, еще один разговор все же состоялся – Аня кричала, что ходила на кулинарные курсы, занималась детьми, потеряла любимую работу – и все ради него. И если он это не ценит, надо разводиться. Наверное, ей стоило в определенный момент прикусить язык, но кто ж думает о словах, сказанных в запале?
– Я согласен, – сказал Георгий.
– На что? – не поняла Аня.
– На развод.
Аня была уверена, что он начнет ее отговаривать, убеждать, как ему важна их семья. Станет валяться в ногах, чувствовать себя виноватым. И тогда, используя ситуацию, она получит большую свободу. Сможет ездить в Иваново, не спрашивая разрешения. Забросит наконец ненавистную готовку. Перестанет отчитываться перед мужем о каждом потраченном рубле. И будет снимать с карты столько, сколько захочет. Хоть все деньги переведет Толику. Лишь бы он остался с ней. Но все пошло не по плану. Она была уверена, что муж никогда на это не пойдет. Ради детей. Он хотел крепкую семью, и развод для него стал бы трагедией, катастрофой, крахом жизни. И вдруг он так просто согласился. Почему? Аня рассчитывала на свободу и получила ее. Только не такую, о которой мечтала. Вместо бесконтрольных трат, поездок, когда захочется, она получила полную свободу передвижений, только без денег. А такая свобода оказалась тяжелой. Совсем не нужной Ане.
Она, в слезах, поехала в Иваново и кинулась на грудь Толику. Рассказала, что разводится. На что она рассчитывала? Что Толик обрадуется и позовет ее в новую жизнь? Бросит свою Ленку, и они с Аней заживут долго и счастливо? Да, именно так Аня и думала.
– То есть денег ты не дашь? – уточнил Толик, выслушав проникновенную речь Ани про предательство супруга.
– Нет, – ответила она.
– Ну ладно. Слушай, мне пора. С Ленкой в магазин собирались закупиться. – Толик начал натягивать штаны.
– Закупиться? Ты совсем офигел? Ты меня хоть слышал? – Аня смотрела на любовника и не понимала, что происходит. Он собирается в магазин с женой после того, как она объявила ему, что разводится? Что теперь свободна и они могут быть вместе, о чем мечтали столько лет? А он говорит про «закупиться»?
– Не начинай, ладно? Слушай, ну найди себе еще кого-нибудь. Ты ж в Москве. Я не против, если что, – хохотнул Толик, чмокнул ее в щеку и ушел. Аня сидела, будто на нее обрушился потолок, а люстра прилетела прямо на голову. Такого она точно не ожидала.
Георгий между тем сделал все, чтобы ускорить бракоразводный процесс. Мать без конца спрашивала, как она могла согласиться отдать Антона мужу. Могла. Потому что думала только о том, что Толик ее предал. Она вообще не помнила, как проходил бракоразводный процесс. – Просто кивала, подписывала там, где ей указывали, будто в тумане.
Аня вспоминала подробности последней встречи с Толиком – как он ходил, как сидел, что говорил. Прокручивала эти детали в голове раз за разом, с ними засыпала и с ними же просыпалась. Георгий? Антон? Юлька? В тот момент они не имели для Ани никакого значения. Так бывает. Не потому, что она не любила детей. Просто не понимала, при чем здесь дети. Ее жизнь, личная, рухнула. Не семейная, а личная. Хотела ли Аня вернуть Толика? Конечно. Мечтала об этом. Хотя бы на один раз. Думала, если родит, сможет видеть его чаще. Скучала по нему отчаянно, так, как ни по кому больше. И отказывалась поверить, что настолько ему безразлична. И никакой он не альфонс. Всегда объяснял, на что нужны деньги. Покойному отцу памятник поставить, например. Аня помнила дядю Славу, умершего от беспробудного запоя, с детства и, конечно же, отправила столько, сколько просил Толик. Потом его мать заболела, нужны были деньги на то, чтобы перевести ее в городскую больницу. Аня тут же перевела – тетю Лиду она тоже знала с детства. Покойный дядя Слава лупил ее до черноты – ногами, чем придется, куда придется. Тетя Лида отыгрывалась на сыне – лупила ремнем Толика. Тот тоже ходил синий, пока однажды не вырвал из ее рук ремень и не ударил в ответ. Тетя Лида говорила, что он – копия отца, яблоко от яблони вообще не откатилось. Такой же жестокий. Аня в это не верила. Толик не мог ударить мать. И Ленку тоже, хотя та жаловалась, что он руки распускает.
