— Ну, ну, сеньорита, — проговорила она насмешливо. — И кого же вы ждали? Возможно, Мануэля?
Джули молча покачала головой, словно загипнотизированная устремленным на нее огненным взором; она чувствовала, что не в силах отвести взгляда, подобно кролику, парализованному видом змеи.
На губах Долорес появилась едва заметная усмешка.
— Бедная сеньорита Кеннеди, — пробормотала она с притворной жалостью. — Совершенно не способна скрывать свои чувства! Знаете, сеньорита, вы для меня — открытая книга, в которой я без труда могу прочитать каждую страницу. Я ясно вижу, как в глубине того ничтожного органа, который вы называете сердцем, у вас трепещет страстное желание иметь такого красивого Мануэля. Разве я не права?
Щеки Джули сделались пунцовыми.
— Отпустите мою руку, — сказала она тихо, стараясь не привлекать внимания окружающих и избежать публичного скандала.
— Но с какой стати? Если я вас отпущу, то вы сразу же умчитесь к такому галантному и такому скучному Фелипе Кортесу! Вы, конечно, ему ничего не расскажете, кроме того, что вам немного нездоровится и вы хотели бы уехать. Разве я опять не попала в точку?
Джули попробовала выдернуть руку, но пальцы Долорес сжимали подобно тискам.
— А теперь я подойду к главному вопросу, сеньорита. — Долорес провела кончиком языка по ярко-красным губам и незаметно оглянулась, желая убедиться, что их никто не подслушивает. — Сеньорита, позвольте мне дать вам небольшой совет ради, как вы понимаете, вашей же собственной пользы.
Джули чувствовала, что постепенно ее охватывает неистовая ярость. Хотя бы поскорее вернулся Фелипе! Она понимала: этот гнев, который угрожал овладеть всем ее существом, вызван эмоциональными переживаниями; Джули не могла и не хотела допустить, чтобы из нее сделали всеобщее посмешище!
— Пожалуйста, — попросила она. — Нам нечего сказать друг другу. Я не желаю ничего слышать о вас и Мануэле. Мне все известно… абсолютно все!
— Ах, вот как, — усмехнулась Долорес. — Но видите ли, я не сомневаюсь, что втайне вы мечтаете об интимной связи с Мануэлем, несмотря на свое узкое, пуританское воспитание, и всем — в первую очередь Пилар, Мануэлю и мне — совершенно ясно: вы последовали за ним в Калифорнию в призрачной надежде, что он все-таки обратит на вас внимание. Но он сам сказал мне, что окончательно порвал с вами еще в Лондоне, и тем не менее у вас хватило нахальства приехать сюда!
Лицо Джули сделалось белым как полотно, глаза расширились и заблестели от едва сдерживаемых слез.
— Он… он… сам сказал вам такое?
— Разумеется, милочка, он от меня ничего не скрывает. Абсолютно ничего!
Наконец Джули удалось вырваться, и она прижала ладонь к горлу, стараясь сдержать подступившую тошноту. «О, Боже! — подумала она. — Как я только могла считать его порядочным, благородным человеком?»
Когда вернулся Фелипе, Джули уже вновь овладела собой. Она не желала в угоду Долорес Арривере просить Фелипе немедленно отвезти ее домой, сознавая, что это явилось бы косвенным подтверждением выдвинутых танцовщицей обвинений. Поэтому Джули внешне спокойно приняла бокал с коктейлем и старалась вести себя непринужденно.
Фелипе казался чем-то очень доволен, губы растягивались в улыбку.
— Почему вас так долго не было? — спросила Джули.
Фелипе широко улыбнулся.
— Я разговаривал с Мануэлем, — ответил он возбужденно, не замечая, как сразу напряглось и сделалось непроницаемым лицо Джули. — Я не виделся с ним два дня, он сообщил мне хорошую новость. Завтра Тереза возвращается в больницу!
Джули мгновенно забыла собственные проблемы.
— О, как чудесно!
— Не правда ли?
— Но как… Я хочу сказать… ее отец продал всю информацию газетчикам?
— Нет, ничего подобного, — усмехнулся Фелипе. — На него просто воздействовали его же собственным методом.
— Каким образом?
— Довольно просто. Все уладил Мануэль. Он нанял частного детектива, который откопал несколько фактов из биографии Хулио Ренальди — так зовут между прочим отца Терезы. До подобной меры я бы никогда не додумался, но, как всегда, Мануэль получил то, что хотел. Детектив собрал информацию, указывающую на тесную связь Ренальди с одним человеком чрезвычайно сомнительной репутации, которого недавно депортировали. Когда Ренальди предъявили эти факты, он, естественно, сдался. У него не было желания оказаться выдворенным из страны. Ему здесь слишком нравится. Итак, с помощью небольшого морального шантажа было достигнуто согласие.
Джули провела кончиком языка по пересохшим губам.
— Вы видели Терезу, с тех пор как ее забрали?
— Нет, но с ней встречался Мануэль, и, по его словам, она, к счастью, не пострадала. Поэтому через несколько дней состоится операция, и Тереза обретет возможность нормально передвигаться, чего мы все от души желаем.
Джули сумела непринужденно беседовать о Терезе и операции, но она не могла забыть слова испанской танцовщицы и их подлинного значения. Казалось, существовало два Мануэля: один — добрый, внимательный покровитель, готовый на все, чтобы помочь Терезе Ренальди, и другой — жестокий, порой злой человек, которому как-то удалось вскружить ей голову и в результате разрушить всю ее жизнь. Лишь значительно позднее в этот вечер Джули опять встретилась с Мануэлем. За ужином она едва коснулась еды, желая лишь поскорее уехать домой и постараться забыть все, что с ней произошло. Затем, когда ужин закончился, Мануэля уговорили спеть. Кто-то принес гитару, а несколько гостей вызвались аккомпанировать на флейте и барабанах. Сперва он просто играл на гитаре меланхоличные испанские мелодии, которые так соответствовали настроению Джули. Потом он пел, и слова — временами избитые и затасканные — приобретали в его мастерской интерпретации совсем новый смысл.
Во время исполнения песен она не отрываясь смотрела на смуглое лицо Мануэля, и ей страстно хотелось понять, почему у него такое грустное, задумчивое выражение.
Будь со мной, любимаяЯ так жажду коснуться тебя,Ведь я очень тебя люблю.Ничего на свете не пожалею,Лишь бы ты осталась со мной.Будь со мной, любимаяВедь только тыДелаешь реальными мои мечты.Расстанемся мы, и я погибну.Люби меня и останься со мной.
Закончив петь, Мануэль поднял голову, и его глаза неожиданно встретились с глазами Джули, стоявшей позади неистово аплодировавшей толпы гостей.
Джули отвернулась, не в состоянии вынести его взгляда. Неуверенно ступая, она пошла по усыпанной цветами дорожке вниз, к озеру. Дорожка кончилась у стоявшего на берегу летнего домика. Его похожий на минарет купол блестел при лунном свете, как посеребренный. Джули поднялась по двум ступенькам и заглянула вовнутрь. В полумраке она различила придвинутые к стенам кушетки, а посередине — низкий стол, заваленный нотами, которыми Мануэль, по-видимому, пользовался, сочиняя музыку. Джули вошла, села и полистала музыкальные записи. Потом, положив все на место и чувствуя утомление, легла. Было очень тихо и спокойно, и внутреннее напряжение у нее заметно спало. Выпитое за ужином вино нагоняло дремоту, и Джули трудно было определить, сколько прошло времени, когда снаружи раздались шаги и в дверях появилась фигура девушки в белом платье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
