Перечислить всех отцов, выступающих в роли матери, невозможно. Упомянем сначала тех, кто на время берет на плечи свою часть материнских забот. Среди них две экзотические птицы, обе бескрылые – киви, живущая в Новой Зеландии, и пингвин, обитающий у кромки ледяной Антарктиды. Самец киви, дождавшись, когда самка разрешится огромным яйцом (четыреста с лишним граммов!), берется его насиживать и сидит почти три месяца. В этом разделении труда есть логика – самка, разрешившись огромным в сравнении с ее телом яйцом, чувствует себя обессиленной, и природа по справедливости присудила самцу его долю забот.
Самый тяжкий крест материнства-отцовства несут петухи сорных кур, живущих в Австралии. Трудяга петух сооружает фантастической величины инкубатор – под двести тонн песка, опавших листьев и веток в огромной яме. Когда гниющая масса начнет выделять тепло, петух должен точно определить температурный момент – пригласить самку положить яйца. И затем, то делая норы для вентиляции, то затыкая их на время ночных холодов, австралийский подвижник доводит дело свое до конца. В урочный час из глубины компостной ямы начинают выбираться цыплята. Они в этом мире предоставлены сразу только себе. У изнемогшего от тяжкой работы папаши сил уже нет. Ему нужен отдых, чтобы недель через десять начать все сначала.
И в заключенье – некий курьез природы. Есть в птичьем мире кулик плавунчик. Я во множестве видел этих маленьких плавунов на Аляске и у нас на Севере. Тут «феминизация» достигает вершины. Пестро окрашенные самки устраивают, как это положено петушкам, турниры и соблазняют тихих, невзрачных, сереньких женихов. Отложив яйца, нарядные вертихвостки предаются житейским радостям, а на гнездах сидят папаши. Такое, впрочем, изредка бывает и у людей.
• Фото автора. 19 мая 1995 г.
«С нею солнце краше…»
Окно в природу
Продолжение строчки, вынесенной в заголовок, известно всем: «С нею солнце краше и весна милей…» Это о ласточке, самой любимой и самой доверчивой к человеку из всех диких птиц.
Ласточка, касатка… Даже в звучании этих слов слышится ласка. «Ласточка ты моя», – прижимает к себе дочурку деревенская женщина. А мальчонку бабушка окликает: «Касатик…» Деревенский житель, открывая мир у порога своего дома, первыми видит ласточку, воробья и скворца. Причем ласточку видит под крышей: в сенях, в сарае, в хлеву, под навесом для сена, на чердаке дома.
Прокручивая при бессоннице «киноленту» прожитого в обратную сторону, я вижу себя пятилетним, лежащим на соломе в сарае с глазами, уставленными в прореху крыши. Прореху эту отец сознательно не заделывал – «чтобы ласточки могли залетать». И они селились у нас каждый год. Интересно было ждать, когда в прореху, голубевшую небом, с разлета стрелкой врывалась птичка и, ничуть меня не страшась, кормила птенцов. В сарае пилили, кололи дрова, иногда отец что-нибудь мастерил, постукивая топором, ласточек это ничуть не пугало. Они поминутно залетали в прореху крыши (а иногда в открытую дверь) и спокойно делали свое дело.
Ласточка пьет воду.
Сколько потом в разных местах и в разных краях видел я ласточек – нотные знаки на проводах, черные стрелы над тихой водою деревенских прудов, воздушная акробатика под ногами идущего по лугу стада, подвижная сеть готовых к отлету птиц. И нельзя перечислить края, где приходилось их видеть, – в южных степях чертящих небо над полевым вагончиком трактористов; в немецкой деревне ныряющих в слуховое окошко под черепичной крышей; в приполярных поселках, в сибирской деревне, повсюду в Африке; на Аляске, рядком сидящих на полозе эскимосских нарт. В Африке я видел ласточек на пожаре. Горела саванна, и птицы, ничуть не страшась, шныряли в дыму – ловили взлетающих насекомых. На теплоходе, шедшем по Средиземному морю, радист, разыскав меня на палубе, повел в рубку, и я увидел удивительную картину: на теплых «радиоящиках» грелось десятка два ласточек. Непогода застала их над водой – присели передохнуть и, будто зная, где обогреться, залетели в радиорубку.
* * *
«Одна ласточка весну не делает». Поговорку эту все знают. Весна для разных людей начинается в разное время. И все же весну на крыльях приносят в наши края грачи, скворцы, чибисы, жаворонки, трясогузки. Ласточки прилетают к «зеленому дыму» лопнувших почек, ко времени, когда в воздухе появляется мошкара. Какой же смысл поговорки? Смысл в том, что предмайская зеленая весна еще неустойчива, может вернуться ненастье, исчезнут в воздухе мошки, и ласточки не спешат – посылают вперед разведчиц, и уж потом идет валовой прилет воздушных ловцов насекомых – ласточек, стрижей, козодоев.
Несколько слов об этом «воздушном товариществе». Ласточек на земле несколько десятков видов. В нашей стране мы знаем трех. Деревенскую ласточку-касатку, городскую – воронка и ласточек-береговушек, живущих в норах на речных обрывах. Воронки и береговушки селятся сообществами, помогающими обороняться от немалого числа врагов. По образу жизни и внешнему виду они похожи – черные крылья, спинка и голова; шея и брюшко – белые, «ласточкин» хвост. Береговушки – прирожденные землекопы, а воронки – «гончары», стоящие гнезда из грязи, прилепляя их под карнизами, козырьками и всякими выступами городских зданий. Из-за нынешних тягот городской жизни (мало корма, асфальтом прикрыта земля) воронки все чаще селятся в деревнях.
Но коренным деревенским жителем, какого в городе никогда не увидишь, является ласточка-касатка. Именно ей в первую очередь адресованы покровительство человека, восхищение красотой, кротостью, доверчивостью, почти домашней близостью к человеку. Деревенский житель видит ласточку, можно сказать, из колыбели и ни с кем не спутает – черная с синевой (вороненая) спинка, светлые грудь и живот с красновато-ржавым пятном у горла и хвост – две длинные косицы.
Многие думают: стрижи – тоже из рода ласточек. Но специалисты утверждают – большое сходство определяется средой обитанья и образом жизни. Кит очень похож на рыбу, однако это млекопитающее, приспособившееся жить в воде, и это определило его формы. То же самое со стрижами. Дальние родственники их – колибри, ласточки же принадлежат к отряду воробьиных. Но воздушная жизнь (стрижи даже спят в полете), виртуозная способность ловить на лету насекомых сделала очень похожими ласточек и стрижей. При охоте они занимают разные «воздушные этажи». Выше всех чертят небо стрижи, вылавливая невидимый нашему глазу воздушный «планктон». Пониже тем же заняты ласточки-воронки, еще ниже охотятся береговушки, и уж у самой земли чаще всего хватают комаров, жучков, паучков и иную роящуюся по зелены мелюзгу ласточки-касатки. Они способны схватить на лету добычу прямо с растений или, сделав головокружительный разворот, снять ее со стены, но все же удобней всего им хватать ее в воздухе. Потому-то ласточки часто сопровождают идущего по лугу человека, пасущихся лошадь или корову, любят кружиться на линии огня в саванне – они там, где поднимаются на крыло насекомые.
Гнезда у воронка и касатки вроде человеческих «мазанок»: крупицы грязи, скрепленные слюной (у касаток еще и арматурою из травинок). Гнездо воронка располагается снаружи наших построек, и потому лаз в него узкий. У касатки гнездо – нечто похожее на черепушку, разделенную по диаметру и прикрепленную к стенке, стропилу под крышей, даже пучку соломы. Птенцы сидят в черепушке рядком на виду – крыша человеческой постройки защищает их от дождя, да и не всякий хищник нырнет под крышу, над лишь позаботиться, чтобы кошка не могла подобраться к гнезду. Если покушение все же замечено, ласточки поднимают отчаянный крик, к ним присоединяются соседи, и кошка почтет за благо ретироваться.
В воспитании детворы ласточки неутомимы – несколько сотен (до 800!) подлетов с кормом к гнезду за сутки. И, конечно, не каждую мошку ласточки сразу же тащат птенцам. В ловчем «кошеле» птицы накапливается до нескольких десятков мошек (у воронков до трех сотен), образуя «мясную котлетку».
Четыре – шесть оранжевых ртов встречают родителей. Растут птицы быстро. Касатки, по мере роста птенцов, начинают таскать уже не только «мясные котлетки» из мошек, но и целые «туши» мух и жуков. И наступает момент – едой родители побуждают птенцов следовать за собой. Кормят не только где-нибудь на присаде, а побуждают лететь, бросают муху, чтобы птенец поймал ее на лету.
Летные способности ласточек исключительны. Большинство птиц в сутки «стоят на крыле» полтора-два часа, а ласточки без видимых усилий летают по семнадцать-восемнадцать часов. И как летают! Подобно стреле, ласточка с ходу попадает в узкую щель под крышу, с ходу, не уронив перышка, ныряет в щербинку стекла на веранде, в слуховое окошко на чердаке. На лету ласточка кормится; на лету пьет, черпая клювом воду в пруду или в речке; на лету в жаркий день она искупается – нырнула и вынырнула, продолжая полет. «Художница-летунья» – назвал эту птицу знаменитый русский натуралист Кайгородов.
