Решительно войдя в кабинет, Паша окинул подозреваемого цепким взглядом. Тот не выдержал, съёжился, несмотря на то, что был ничуть не меньше Манина. Уверенности парню явно недоставало. Да и вину за собою чувствовал. Мрака-то в нём нет, некому стыд заглушить.
– Значит так, уважаемый, – строгим голосом обратился к нему Павел, – нам некогда с тобой разбираться. Поважнее дела есть. Поэтому предлагаю на выбор два варианта. Или ты сейчас чистосердечно признаёшься, что совершил кражу в школе, добровольно выдаёшь ворованный плащ и остаёшься вольной птицей на подписке о невыезде. Или в полной «несознанке» прямо отсюда спускаешься в камеру, где начинаешь отсиживать свой срок уже с этого дня.
Видя, что парень намерен возразить в жалкой попытке избежать оба варианта, Паша поднял руку, останавливая его порыв:
– Подожди. Подумай, прежде чем ответишь. И не сомневайся, оснований упечь тебя за решётку хоть отбавляй. Ты засветился, когда выносил плащ – это раз. Твои пальцы остались на двери учительской – это два. Похищенное мы будем искать и обязательно найдём – это три. Я уже не говорю о тех, кому ты успел предложить приобрести краденое, а это лишние свидетели. Причём, заметь, не в твою пользу.
Вор понял, что попался. Опустил голову.
Конечно, никакие «пальцы» с дверей снимать не пытались. Там и криминалиста-то не было. Но вору об этом знать не обязательно. Да и плащ он мог спрятать где угодно, не факт, что дома. Только это неважно…
– Я знаю, что ты совершил эту кражу, – продолжал дожимать его Павел, – и ты это знаешь. Дело за доказательствами, которых, как видишь, предостаточно. Просто не хочу заморачиваться с твоим задержанием. Да и зачем тебе в тюрьму? Она ещё никого не исправила. На свободе, может, быстрее одумаешься. Так что ты решил? Давай шустрее, у нас мало времени.
Парень вздохнул, поднял грустные глаза.
– Точно не посадите?
– Если врать не будешь и сразу выдашь ворованное.
– Ладно, расскажу… Пишите.
– Шурик, – обратился Манин к сидящему за столом Зайцеву, – оформишь всё, как надо. И про плащ не забудь. Только после этого отпустишь.
– Сделаем, – откликнулся тот.
А Вовченко, неотрывно смотревший на часы, вдруг опустил руку и громогласно заявил:
– Четыре с половиной минуты! Бьёшь рекорды.
Опять он время засекал. Ну что за ребячество.
На полигон выехали тремя машинами, забитыми людьми под завязку. Все получили оружие, надели «броники». Троим участковым, помимо табельных ПМ, выдали и автоматы. Шутка ли, вооружённую банду едут брать. По распоряжению Сергея Ивановича наряды вневедомственной охраны и ГАИ перекрыли дороги, ведущие к месторождению. Оставалось зачистить сам полигон.
Манин, зная со слов Клёпы расположение артели, схематично набросал на листке небольшой план по её захвату. Там было только три вагончика. Каждой группе досталось по одному.
Из вагончиков никто не успел даже носа высунуть. Большинство бандитов спали вповалку, изрядно набравшись после «обмывания» удачного ночного налёта. Оба похищенных бульдозера и «Урал» с грузом топлива были здесь же, на стане. А после тщательного обыска оперативники изъяли целый арсенал оружия, плюс тротиловые шашки с электродетонаторами. Серьёзно готовились ребята.
В бандитах через одного злопыхал Мрак. Бился в бессильной злобе, дыша чернотой вокруг скованных наручниками тел, но самостоятельно покидать Упорядоченное не спешил. Впрочем, как и всегда в таких случаях.
«Трепыхайтесь, гады, – мысленно обратился к ним Паша. – Я с вами потом разберусь. Дайте только срок».
Всех задержанных в количестве девяти человек отвезли в райотдел в два захода. Не было среди них только Бердяя. Но и его потом поймали на одном из постов при попытке прорваться к своей артели. Наряды к тому времени были ориентированы на розыск и задержание Бердяева.
В последнюю очередь взялись эвакуировать технику. Иваныч расстарался, и по своим связям выбил где-то две платформы для транспортировки бульдозеров. «Урал» угнали своим ходом. Теперь двор райотдела напоминал собой какое-то старательское хозяйство, а не стоянку для милицейских машин. Сюда бы ещё мониторы с лотками, и можно смело создавать собственную артель.
На следующие сутки у «Клёпы» закончился срок административного ареста.
Банде Свища-Бердяя оставалось сидеть ещё два дня до официального предъявления обвинения. После чего кто-то из бригады окажется на воле, отделавшись лёгким испугом, как свидетель, или подпиской о невыезде, как лицо, «не представляющее большой общественной опасности». Будто малую опасность общество и так переживёт. А кто-то, чьё участие в разбойном нападении и незаконном хранении оружия будет полностью доказано, до суда останется под стражей. Но и та половина одержимых, что выйдет на свободу, может изрядно насолить. Поэтому Манин отправил своего агента на розыски Гидона. Того надо было убедить как можно скорее занять временно пустующий полигон, пока братки Свища не вернулись на ранее занятое место.
Клёпа не знал, кого конкретно из людей избрал Гидон своим носителем. Зато мог повидаться с ним в Зыби, как и с демонами, что ему прислуживают. А там и в Упорядоченном могут сойтись. Глядишь, Павел и узнает, в ком нынче обосновался главный враг.
В ожидании известий от засланного агента, Манин улучил момент заглянуть в гости к Шпаку. Как раз подвернулся случай: следователь попросил передать ему личные вещи дочери, которых и было-то всего две: сотовый телефон да ключи от квартиры. Их нашли на улице недалеко от подъезда, где убили Оксану. Это никак не указывало на преступника, поэтому они не были признаны вещественными доказательствами и к делу не приобщались.
– Он уже два дня обещает забрать их, но не приходит, – пожаловался следователь. – Бухает, наверное. Поначалу отвечал на звонки пьяным голосом, а теперь и трубку не берёт. Хорошо, что я все следственные действия с ним провёл. Ознакомление с делом только и осталось. Но это не к спеху. Надеюсь, он к тому времени оклемается.
Павел, сломавший голову над поводом для визита, с радостью согласился. Схватив со стола телефон и ключи, он едва ли не бегом бросился из кабинета.
– Расписку не забудь взять! – услышал за дверью запоздалое напоминание следователя.
Шпак не открывал, игнорируя настойчиво долгие звонки, равно как и громкий стук в дверь. Только соседи беспокойно выглядывали в коридор с явным намерением напугать назойливого посетителя вызовом милиции. Но, узнав Манина, недовольно хмурили бровь и снова скрывались в квартирах.
«Чего это я расшумелся? У меня же ключи есть», – дошло до Павла.
Достав связку, он легко открыл замки, распахнул дверь и… упёрся глазами в тёмный зрачок пистолетного дула.
В прихожей стоял Шпак, держа в вытянутой руке ПМ, направленный Паше в голову. Взгляд слегка затуманен алкоголем, но не бессмысленный. Скорее несчастный, пустой. Лицо посеревшее, и аура такая же, пока не потерявшая чистоту, без Мрака, но слегка замутнённая.
Сдаёт полковник.
– А-а… капитан… – медленно проговорил Шпак, не опуская пистолет. – Что, профукал мою дочь?.. Проморгал девку?.. Убили её.
– Знаю, – произнёс Паша ровным голосом, пытаясь сохранять спокойствие. – И оправдываться не собираюсь. Частично в этом и моя вина.
Они помолчали, так и стоя друг против друга. А между ними поднятый пистолет, снятый с предохранителя и поставленный на боевой взвод, как успел заметить Манин.
– Что, Василий Семёнович, хотите меня пристрелить? Валяйте. Я согласен, если только вам от этого легче станет.
В глазах полковника мелькнул проблеск трезвого сознания. Или это слёзы блестят? В любом случае пистолет он опустил и, серьёзно посмотрев на Павла, бросил безразличным тоном:
– Чего припёрся?
– Вот, – раскрыв ладони, он показал телефон и ключи. – Следователь просил отдать вам вещи Оксаны.
Скользнув по ним пустым взглядом, Шпак отвернулся. Точно, плачет. Только беззвучно. И давно он так сидит, сражаясь в одиночку со своим горем? Эх, надо было раньше зайти. Не искать какой-то там дурацкий повод, а просто прийти и поговорить.
– Заходи, коль пришёл, – обронил через плечо Василий Семёнович и, сгорбившись, понуро побрёл на кухню.
Щёлкнув предохранителем, бросил пистолет на стол рядом с початой бутылкой водки, достал ещё одну рюмку и, наполнив, протянул Паше. Уселся напротив, обхватил широкой ладонью свою посудину, словно пытался скрыть от посторонних глаз.
– Давай помянем, – сказал и, не дожидаясь Павла, резким движением отправил содержимое рюмки в рот.
Поморщился, занюхал куском хлеба, выловил из банки солёный огурец и принялся сосредоточенно им хрустеть, уперев пустые глаза в стол.
Манин тоже выпил, закусив огурцом.
– И долго собираетесь так горевать? – решился задать вопрос.
Шпак поднял на него тяжёлый взгляд.
– Тебе-то что?
