раскрыл мою неуверенность в себе, Хейс при каждом удобном случае демонстрировал мне свои чувства.
И вот так все мои тревоги рассеялись в воздухе.
— Этот кусок кривой, — говорю я, наблюдая за тем, как они пытаются держать его прямо.
Кэм поворачивается и смотрит на меня. — Это было бы не так, если бы кто-то нам помогал.
— Я помогаю, — говорю я ему. — Я помогаю тем, что говорю тебе, что он кривой.
Мали смеется, а мой брат выглядит так, будто раздумывает над тем, чтобы застрелить меня из гвоздодера, который он держит в руках. Но прежде чем он успевает полностью спланировать мое убийство, в дверь входит Хейс.
— Слава Богу, — ворчит Кэм. — Мне нужна твоя помощь. Лейкин бесполезна.
— Я контролирую! — возражаю я.
Его терпение определенно подвергается испытанию, так как его челюсть сжимается. — Ты не помогаешь!
Я надуваю нижнюю губу. — Оу, ты собираешься рассказать обо мне маме?
Хейс хмыкает и смотрит на Кэма. — Отдохни. Я помогу тебе, когда вернусь.
— Ты только что пришел, — хнычу я. — И куда ты теперь пойдешь?
Он ласково улыбается мне. — Не волнуйся, я возьму тебя с собой. Мне есть что тебе показать.
— Все готово? — спрашивает Кэм.
Мы с Мали говорим в унисон. — Что готово?
Но Хейс только кивает, протягивая мне руку. — Не беспокойся об этом. Пойдем.
Все время, пока я нахожусь в машине, я пытаюсь понять, куда он может меня везти. Для свидания еще слишком рано, если только мы не собираемся пообедать, но он не из тех, кто любит обедать. Кроме того, он сказал, что ему есть что мне показать.
— Скажи мне, пожалуйста, куда мы едем? — умоляю я. — Неизвестность меня убивает.
Он останавливается на красный свет светофора. — Нет. Вообще-то, мне нужно, чтобы ты закрыла глаза.
Вместо этого они сужаются до щелок. — Серьезно?
Но он улыбается мне так, что я превращаюсь в кашу, и я вздыхаю, закрывая глаза и прикрывая их руками. И когда я чувствую, как он накидывает мне на голову толстовку, я почти ощущаю, как ему это нравится.
— Не перегибаешь ли палку?
Он усмехается. — Как будто ты не собиралась подглядывать.
Ладно, может быть, он и прав, но кто бы не хотел? Он вел себя скрытно, а теперь он держит меня буквально с завязанными глазами в своем грузовике. В обычные дни у меня обычно не хватает терпения, но сейчас он испытывает его на прочность.
— Если ты хочешь, чтобы я занялась сексом втроем с девушкой, с которой ты тайком встречаешься, то этого никогда не произойдет, — ворчу я.
Его ответ вытекает сам собой, даже не требуя обдумывания. — Ничего страшного. У нее есть друзья, которые готовы.
Мои глаза распахиваются, но я вижу только толстовку. — Знаешь, это я начала шутить, но теперь мне это уже не кажется смешным.
Из его рта вырывается смех. — Хорошо.
Должно быть, мы были близко, потому что через несколько минут грузовик поворачивает и останавливается. Он выключает двигатель и говорит мне, чтобы я не двигалась, выпрыгивая из машины. Через мгновение моя дверь открывается, и он помогает мне выйти. Он снимает с меня толстовку, но закрывает глаза рукой.
— Я все еще не могу смотреть?
— Нет.
Хейс прижимает меня к себе, ведя нас по траве. Единственное, о чем я могу думать, это о пикнике или о каком-то невероятном виде, который он нашел, но ничего из этого не кажется мне подходящим. Когда мы останавливаемся, он прижимает меня к себе и убирает руки от моих глаз.
— Хорошо, теперь ты можешь смотреть.
Я моргаю, приспосабливаясь к свету, и тут замечаю, что мы стоим перед домом. Точнее, перед моим любимым домом из всех, что мы видели. И когда он достает из кармана ключ и показывает его мне, все встает на свои места.
— Ты купил его? — спрашиваю я в недоумении.
— Угу, — хмыкает он мне в ухо. — Хочешь войти?
Я быстро киваю. — Очень хочу.
Я не наивная. Я знаю, что это не мой дом. Это дом Хейса. Но есть что-то в том, что он выбрал для покупки мой любимый дом... что-то, что говорит мне о том, что он видит для нас то же будущее, что и я.
Мы поднимаемся по ступенькам и выходим на крыльцо, и я оглядываюсь по сторонам, так как начинает смеркаться. Он открывает входную дверь и жестом приглашает меня войти.
Это место так же прекрасно, как и в прошлый раз. Он не слишком большой, но в нем достаточно места, чтобы вырастить семью. И я так и представляю, как в холодные зимние дни я могу свернуться калачиком у камина и почитать книгу.
— Я так люблю это место, — говорю я ему.
Он улыбается, глядя на меня сверху вниз. — Я знаю, что любишь.
Мое сердце подпрыгивает от интенсивности его взгляда, но прежде чем я позволяю себе упасть в него, я краем глаза замечаю камин. Там, где раньше было пусто, теперь висят наши с Хейсом фотографии. Я подхожу ближе, чтобы получше рассмотреть.
Здесь есть фотография, которую Мали сделала перед концертом Томаса Ретта, и еще одна, которую я сделала утром после того, как мы вновь были вместе, - когда мы проснулись на нашем пляже и решили остаться вдвоем, слушая, как волны разбиваются о берег. Когда мы впервые увидели это место, я помню, как говорила о том, как красиво будет смотреться этот камин с несколькими рамками для фотографий.
— Ты слушал, — вздохнула я.
Он придвигается ко мне, проводит рукой по моей шее и поглаживает за ухом. — Я цепляюсь за каждое твое слово.
Весь воздух покидает мои легкие, я выгибаюсь и целую его. Все это похоже на сон. Я потратила годы на то, чтобы мысленно погрузиться во все, что он собой представляет, а теперь он здесь, обнимает меня и любит так, как я всегда надеялась. Как будто я нарисовала в своем воображении собственную маленькую сказку и воплотила ее в жизнь.
Отстранившись, я разрываю поцелуй и упираюсь головой в его грудь. Иногда я люблю его так сильно, что у меня кружится голова. Но он обнимает меня, целует в макушку и гладит
