Итак, в скандинавской и шире – в скандо-германской традиции длинные ухоженные волосы и внушительная борода составляли необходимую принадлежность свободного и, особенно, знатного человека. Не только обритие бороды, но даже прикосновение к ней было смертельным оскорблением. Бритая голова была знаком крайнего убожества и позора, слово «безбородый» – поводом для кровной мести.
Очевидно, что обычаи русов не только не совпадали со скандинавскими – непосредственно вытекавшими из этнического культа, – но и прямо противоречили им.
Глава 4
Обычаи тюрок
Обычно, комментируя внешность Святослава, исследователи предполагают «связь с обычаями степняков» (Сюзюмов, Иванов), «тюркскую прическу» (Петрухин), «облик не южнорусский, но печенежский» (Членов) (45).
Если бы это было так, то выглядело бы весьма странно. Мы установили, что облик Святослава был не исключением, а правилом среди русов, и говорить надо не о единичном случае подражания чужому обычаю, а о всенародном перенимании его. Контакты же тюрок и скандинавов (которыми норманнисты считают русов) не были ни долгими, ни плотными в середине X в. Никаких условий для перенимания у совершенно чуждого народа обычая, к тому же позорного с точки зрения скандинавов, мы не видим.
Однако каким же был внешний облик восточноевропейских тюрок первого тысячелетия новой эры? Какую, конкретнее, прическу они носили? Это, как правило, коса – одна (на половецких идолах (46), на ободе хазарского жертвенного ковша (47), в византийских описаниях авар (48)) или несколько (лука хазарского седла (49)). Сам Петрухин пишет: «Косы – этнический признак средневековых тюрок. Особая же прическа – распущенные волосы – призвана подчеркнуть исключительность статуса правителя» (50). О какой «тюркской прическе» Святослава может, в свете этого, идти речь? Что до лиц половецких и хазарских идолов – они или полностью безволосы, или снабжены, наряду с усами, и бородкой.
Но, может быть, это действительно специфически печенежский облик? О прическе печенегов – буде она действительно отличалась от общетюркской – у нас нет никаких данных, но как выглядело лицо печенега, известно: Абу-Дулеф в X в. говорит о длинных бородах и усах печенегов (51). Эпос родственных печенегам огузов «Китаби дадам Коркут», заглавный герой которого почти тезка Куркутэ-Кури, убийцы Святослава, часто упоминает длинные бороды героев: «Тебе не понравится седина моей бородищи? Души многих белобородых и чернобородых джигитов я забирал!», «Твой белобородый отец», «За бороду Бейрека схватился» (52) и т. д.
Единственный источник, из которого можно было бы сделать вывод о подобии облика Святослава и тюрок, – это цитата из Прокопия Кесарийского о внешности приверженцев одной из «цирковых партий» Константинополя. Эта внешность определялась как «подражание массагетам или гуннам» и заключалась в ношении особой одежды и прически: оголенные щеки и подбородок, подстриженная кругом голова с пучком волос на затылке (53).
Кажется, почти полное соответствие внешности Святослава налицо. Однако существуют два важных «но»: во-первых, слишком большой временной разрыв между этим свидетельством и «Историей» Льва Диакона, практически такой же отделяет Святослава от первых запорожцев, прямую преемственность с которыми исследователи обычно отрицают. Во-вторых, неясно, какой именно народ следует здесь понимать под «массагетами или гуннами»? Интересно, что у самого Прокопия это парное упоминание встречается еще раз в описании славян и антов: эти народы ведут «массагетский образ жизни» и имеют «гуннские нравы» (54). Обычно эти слова считаются книжной, ничего не значащей риторикой. Однако в свете вышеприведенных данных можно предположить, что это – указание на конкретные черты облика славян. Примечательно, что подражавшая «гуннам и массагетам» партия именовалась венетами, что полностью созвучно названию славян «венеты» (55). Возможно, созвучие и стало причиной столь необычного выбора примера для подражания.
В целом, рассмотрев обычаи средневековых тюрок, смело можно заключить: прическа Святослава и русов IX–XI вв. вообще не могла быть тюркским заимствованием хотя бы потому, что тюрки такой прически не носили! Зато есть указания на то, что подобный облик могли иметь славяне VI в. Посмотрим, насколько распространено было у славян в целом бритье бород и голов.
Глава 5
Обычаи славян
У русского читателя в массе сложился образ древнего славянина с волосами едва ли не до плеч, перехваченными выше бровей тесемкой, с бородой лопатой и т. д. В ряде исторических романов – Б. Васильев «Вещий Олег», Ю. Никитин «Ингвар и Ольха» – бородатые славяне противопоставлены безбородым бритоголовым русам. Те же стереотипы подвигли Герасимова на придание реконструированному облику Ярослава Мудрого бородки «а-ля Иван Грозный». Как мы помним, это оказалось ошибкой. Здесь видно, как стереотипы вненаучного происхождения влияют на вполне солидных ученых.
И снова начнем с облика богов. Славянская языческая иконография (или правильнее будет сказать – идолография?) практически не знает длиннобородых богов и совсем не знает длинноволосых. Чрезвычайно распространены идолы с усами, но без бород. Собственно русы IX–X вв. поклонялись не Седобородому Одину или Рыжебородому Тору, а Перуну, у которого «ус злат» (56) На миниатюрах Радзивилловской летописи усов не видно, как, впрочем, и бороды. Зато отчетливо виден чуб-оселедец, совсем по-запорожски спускающийся к левому уху (57). Любопытную аналогию летописному Перуну составляет снабженный серебряными усами Черноглав с Рюгена (58). Основной кумир этого острова, Святовит, имел «волосы и бороду, острижены кратко» (в других переводах – «обриты» (59) в соответствии «с обыкновением руян» (60).
Фигурки антских времен из знаменитого Мартыновского клада изображают мужчин с коротко остриженными волосами, усатых и безбородых (61). Что до Руси, то «представление о том, что все мужчины в допетровское время носили бороды, кажется преувеличенным. До XVI в. ношение бороды… не было обязательным даже для духовенства. На древних книжных иллюстрациях часты изображения безбородых мужчин (в частности, новгородский бирич – лицо должностное – также без бороды)» (62). На барельефах белокаменного георгиевского собора в Юрьеве-Польском изображены княжеские дружинники с подстриженными или обритыми волосами и безбородые (63).
В русских былинах есть любопытный эпизод, как бы зеркальное отражение истории Аудуна из Западных Фиордов. Добрыня Никитич после долгих скитаний возвращается в материнский дом, где его уже считают мертвым. Когда он называет себя, то слышит в ответ:
У молодого Добрыни Никитича были кудри желтые:
В три-ряд вились вкруг верховища (макушки? – Л. П.)
А у тебя, голь кабацкая, до плеч висят! (64)
То есть именно длинные волосы были у русов признаком маргинала, бродяги. Воинская знать носила волосы, остриженные «под горшок» («в три ряда» вокруг макушки). Запустившего себя, позволившего волосам отрасти Добрыню в буквальном смысле родная мать не узнала!
Не известно ни одного русского эпического или исторического персонажа, в прозвище которого отразились бы борода и ее свойства (ср. прозвища викингов), зато: Василий Ус, Усыня-богатырь из сказок, Белоус, Сивоус (65) и т. д. Собственно к русам относится имя-прозвище Синеус (66), не выводимое из скандинавского именослова, а нелепая попытка «перевести» его как «Син хауз» (свой дом) встретила отпор со стороны самих норманнистов (67). Зато если просто, не мудрствуя, прочесть его как славянское прозвище, получится достойный «ответ» Торвальду Синей Бороде исландских саг.
Еще Гедеонов, не ссылаясь на Адемара Шабаннского, утверждал, что ношение бороды и длинных волос приобрело сколь-нибудь массовый характер у восточных славян лишь после крещения (68), да и то, как мы видели, далеко не сразу. Московские бояре брили головы (69), а иногда и бороды, что можно заметить на западных гравюрах, изображавших московских послов. Стоглавый собор, запрещая бритье бород и голов, как признак «ереси», тем самым свидетельствует о распространенности этого обычая (70). Но и после этого многие русские брили бороды, как, например, Борис Годунов – современные изображения снова рисуют нам далекий от хрестоматийного шаляпинского бородача образ. Особый интерес представляет грамота царя Алексея Михайловича, где бритье бороды ставится в один ряд с такими действиями, как кликание Коляды, Усеня и Плуга, распевание «бесовских» песен, скоморошество, печение обрядовых хлебцев в виде птиц и зверей, и т. п. пережитками языческого прошлого (71).
Иловайский со ссылкой на перечень болгарских князей и Лиутпранда отмечает обычай брить головы у болгар (72). Тюркским влиянием это, как мы видели, объясняться не может. На миниатюре Ватиканского менология изображен болгарин с обритыми бородой и головою (73).
