Когда я был подростком с неспокойными эмоциями и жаждой насилия, я думал, что это потому, что мой отец предал мою мать, которая продолжила ненавидеть себя и заставила меня стать свидетелем того, как она тонет в собственной крови.
Потом, когда я стал старше, то понял, что моя потребность в более мрачном содержании жизни не имеет ничего общего с моими родителями, а больше связана с моей головой, которая, очевидно, работала иначе.
Настолько иначе, что, когда Николо ломал игрушки всех остальных детей, я просто наблюдал, не беспокоясь и не радуясь.
Настолько иначе, что я использовал темные эмоции, такие как ненависть, месть и насилие, заполняя зияющую дыру, обнаруженную внутри себя.
И я преуспел в этом, надев усыпанную бриллиантами маску, сделанную из моих миллиардов, и став королем, к которой относится моя фамилия.
Я так хорошо скрываю своих голодных демонов, ненормальные эмоции и особую марку пустоты, что даже моя дочь не видит этого.
Нейт видит, но только часть, и только когда я теряю контроль.
Так какого черт эта женщина, которая ощущается такой маленькой в моих руках, видит эту зияющую дыру?
Более того, почему она искала меня, когда прекрасно знала, что я буду в самом худшем состоянии?
Частично это не имеет значения, потому что я был погребен в ее тугой киске в течение последнего часа.
После того, как я отнес ее в коттедж, я трахал ее на ковре, стоя на четвереньках, дергая за ее ярко-рыжие волосы, которые при тусклом свете выглядели как кровь.
Любимый цвет моих демонов.
Затем я бросил ее на потертый диван, сорвал с нее все, что осталось от нашей одежды, и завладел ею, положив ее ноги себе на плечи.
Каким-то образом мы снова оказались на полу, на котором я отшлепал ее по красной заднице, а потом, не выдержав, перевернул и снова вошел в нее. Я трахал ее с новой, неистовой энергией, пока ее стоны не перешли в крики и хныканье.
Вот где мы сейчас находимся, на тридцатилетнем ковре, который видит уборщица только каждое воскресенье, как церковь.
Я лежу на ней сверху, одна ее длинная нога на моем плече, а другая на полу.
Ее тело это карта следов укусов, следов сосания, следов от пальцев, следов от шлепков. Всех следов.
Я не торопился, отпечатывая каждый сантиметр ее кожи своими губами, членом и руками.
Мой член медленно увеличивается, когда я думаю обо всех других местах, где я могу ее пометить. Места, на которые никто, кроме меня, никогда не посмотрит.
Аспен лежит на спине, ее волосы как пламя обрамляются лицо, и она пахнет самыми сильными пачулями и мной.
Только мной.
Пот прилипает к ее коже, а полоски моей спермы украшают ее живот. Укусов было недостаточно, поэтому я кончил на ее розовую грудь и бледный живот.
Пещерный человек? Возможно. Но я начинаю думать, что с этой женщиной у меня нет никаких ограничений.
Если бы это был кто-то другой, она бы уже час назад уехала, на несколько тысяч долларов богаче и с копией NDA.
Я никогда не хотел лежать рядом с женщиной сразу после того, как кончил с нарастающей интенсивностью. Но Аспен раздражающее исключение из моей привычки.
Ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня, а затем на то место, где мы соединялись.
— Ты… снова становишься твердым.
— Ни хрена себе, Шерлок.
— Слезь с меня, ты, монстр.
Она кладет обе свои маленькие ладошки мне на грудь и толкает, но жесту не хватает силы, чтобы сдвинуть меня с места.
— Единственный монстр во мне между ног, дорогая.
— Тебе нужен врач для лечения твоей сексуальной зависимости.
Она снова толкает меня, и на этот раз я выхожу из нее.
В то время как я готов к двадцатому раунду, она нет. Фиолетовые синяки покрывают ее плечо и некоторые части лица, которые не скрывает макияж.
Должно быть, я не замечал их, когда брал ее, как неандерталец, прижав к дереву, или миллион раз после этого.
И все же я вновь забываю об этом, наблюдая, как моя сперма вытекает из ее киски и пачкает ее красивые бедра.
Странное чувство собственничества хватает меня за яйца. Потребность завладеть ею снова и снова возрастает во мне с настойчивостью стихийного бедствия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Издав дрожащий вздох, от облегчения или дискомфорта, не знаю, Аспен пытается опуститься на задницу и вздрагивает.
— Черт бы тебя побрал. Моя задница как будто в огне.
— Даже не притворяйся, что тебе это не нравится. Как только я тебя отшлепал, ты кончила на мой член.
Ее губы дрожат, прежде чем она сжимает их.
— Заткнись.
— Боишься признаться в своих извращенных наклонностях?
— Я не извращенка. Я ваниль.
Я смеюсь.
— Ваниль это то, что Гвен ест и чем дышит вместо воздуха. Ты, дорогая, определение покорности.
— Я не покорная.
— Нет, ты покорная. Просто раньше ты этого не знала. Если нужны доказательства… — я наклоняюсь и шепчу ей на ухо низким, глубоким тоном: — Каково это, когда тебя называют хорошей девочкой?
Она вздрагивает всем телом, ее губы раздвигаются, и красные пятна возвращаются на шею.
Когда она приходит в себя и отталкивает меня, уже слишком поздно.
— Видишь?
— Прекрати улыбаться или я тебя отшлепаю.
— Твой грубый ротик меня заводит, дорогая.
Я показываю на свой член, который точно ведет кампанию за еще один раунд.
— Даже не думай об этом.
Она отодвигается на несколько сантиметров назад, полностью игнорируя жжение отпечатков моих рук.
— Я не собирался ничего делать.
— И ты ожидаешь, что я поверю? У тебя сексуальное влечение как у быка.
— Мой член в почете.
— Это был не комплимент, — ворчит она. — Кроме того, ты не использовал презерватив.
— Надо было указать на это в первый раз.
Я не могу удержаться и собираю свою сперму пальцами, а затем медленно размазываю ее по ее складочкам.
Она вздрагивает, ее пальцы ног подгибаются.
— У меня не было возможности… Разве ты не собираешься спросить, принимаю ли я противозачаточные?
— Разве это имеет значение?
— Что? — огрызается она.
— Если да, а вероятность этого составляет девяносто девять целых девяносто девять десятых процента, учитывая, насколько ты ответственный взрослый человек, тогда все. Если это оставшиеся ноль целых ноль десятых процента, и ты не принимаешь противозачаточные средства, тогда мы будем разбираться с этим, когда это станет проблемой.
— Как, черт возьми, ты можешь так говорить после всего, что случилось в прошлом?
— Прошлое осталось в прошлом. Не вижу причин, по которым это должно превращаться в аргумент.
— Ну, не знаю. Может, тот маленький факт, что в последний раз, когда ты вставил в меня свой член, Гвен вышла из меня.
— Должно быть, это были быстрые сперматозоиды.
— Ты отвратителен. — она ударяет меня по плечу. — То, что произошло, это не шутка.
— Никогда не считал это шуткой, учитывая мой статус одинокого родителя. Факт остается фактом, тогда мы были детьми, но сейчас уже нет, так что хватит драматизировать. Это тебе не идёт.
Я начинаю трахать ее своей спермой, но она отползает назад, как раненое животное.
Ее взгляд может резать камни, когда она уходит в себя.
— Я сказала. Даже не думай об этом, Кингсли.
— Ты должна сказать более подробно, потому что, в отличие от утверждений прессы, я не могу читать мысли.
— Твои глаза сияют тем светом, который означает, что ты возьмешь меня снова.
— Я не возьму тебя, я тебя трахну. — я улыбаюсь, падая на спину, чтобы физически усмирить свое либидо. — Но я дам тебе немного времени, чтобы прийти в себя.
Она остается в сидячем положении, лицом ко мне, но подтягивает колени к груди и скрывает большую часть своей наготы.
— Спасибо, Ваше Величество.
— Всегда пожалуйста, моя хорошая девочка.
Ее губы раздвигаются, и я ухмыляюсь. Сказать, что мне нравится заставать ее врасплох, было бы преуменьшением. Она становится послушной и такой чертовски очаровательной.
