Вскоре выяснилось, что обсуждать мои мечты в школе не следует. Когда я поделился ими с кем-то в первый раз, меня направили к районному психиатру. Во второй раз неприятности были уже у моей мамы: поездки “в Америку” и вообще за границу без тургруппы с дежурным гебешником были запретной темой. А Южная Америка казалась такой же недоступной, как другие планеты.
Ко времени окончания школы стало понятно, что выбираться из Союза придется нелегально. Я проделал это однажды летом в порядке тренировки, перейдя на Памире афганскую границу и затем пакистанскую, и собирался повторить эксперимент уже без возвращения, но тут рухнул правящий режим, и границы более-менее открылись. Спустя четыре года мне удалось заработать довольно приличные деньги за книги о природе и поехать в Латинскую Америку на полгода. Я прилетел в Никарагуа, провел две недели в Коста-Рике, так и не смог получить панамскую визу и вынужден был купить авиабилет до Каракаса. По пути самолет должен был садиться в Барранкийе, так что я прилип к иллюминатору, ожидая, когда внизу появится побережье Колумбии и я увижу наконец континент своей мечты. И я его увидел. Там, на берегу, лежал сказочный город. Он напоминал замок в Диснейленде, но был намного красивее: крепостные стены в виде цветка с башнями вместо лепестков, шпили соборов, лабиринт узких улочек, черепичные крыши… Это была Картахена-де-Индиас, одно из старейших европейских поселений в Новом Свете. Через несколько минут чудо-город исчез из виду, но я обещал себе, что когда-нибудь обязательно посмотрю на него вблизи.
И вот теперь, семнадцать лет спустя, я был от Картахены на расстоянии короткой поездки на автобусе и решил сгонять туда на Рождество. Большая часть города – современные промышленные кварталы, ничем не примечательные, но стоит зайти внутрь крепостных стен, и вы оказываетесь в старинном мирке, где цветов на окнах больше, чем в английской деревне, роль такси выполняют конные повозки, а девушки красивее, чем в Чили, хотя я думал, что такого не может быть.
В основном эти девушки прогуливались по улицам в сопровождении пожилых родственниц, но под вечер, зайдя в маленькое кафе, я заметил очаровательную сеньориту, сидевшую в одиночестве за угловым столиком. Она выглядела очень нежной и изящной, даже хрупкой. Я спросил, можно ли составить ей компанию, и она кивнула, улыбнувшись. Мы разговорились, потом пошли гулять по городу, где уже зажигались рождественские огни. Ее звали Соледад, она была на редкость приятной собеседницей, тонкой и открытой, с мягким юмором, но почему-то немного грустной. Мы зашли в ресторан, и как только официант принес меню, она сказала:
– Прежде чем ты заплатишь за мой ужин, я должна тебе кое-что сказать о себе.
– Слушаю, – ответил я, стараясь не выглядеть обеспокоенным. У меня очень живое воображение, и оно немедленно принялось рисовать картины, которые лучше не вспоминать. Соледад сделала достаточно длинную для этого паузу.
– Я проститутка, – произнесла она наконец.
Не знаю, какое у меня было лицо. Она быстро добавила:
– Сегодня это ничего не значит. Ты мне нравишься, и я не хочу быть одна. Пожалуйста, не уходи. Ты мне ничего не должен.
Я никогда в жизни не платил за секс, но знакомые проститутки у меня были. В первые два года после приезда в Штаты я где только не работал – в частности, развозил пиццу. В то время я жил в Беркли, университетском городке, где многие студентки подрабатывали на учебу “массажными услугами”. Они были моими лучшими клиентками, потому что давали мне двадцатку из-за полуоткрытой двери, забирали пиццу и никогда не ждали сдачи. Иногда они просили меня привезти что-нибудь из магазина или аптеки, так что постепенно я со многими из них познакомился. Они были славные девчонки, но я всегда отказывался от предложений бесплатного обслуживания по дружбе.
В этот раз все было по-другому. Девушка была такой искренней и одинокой. Город был таким волшебным. Я посмотрел на нее и вдруг понял, что она старалась скрыть все это время: отчаяние. Как я мог уйти?
В эпоху интернета ни один секрет не остается нераскрытым. Через несколько дней после отъезда из Картахены я получил от Соледад длинное письмо. Я приведу здесь только небольшую часть. “Любить” и “хотеть” в испанском – одно и то же слово.
Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая. Может быть, это правда. У нас есть примета: если проститутка хотя бы раз в год не проведет с мужчиной ночь по любви, она навсегда разучится любить. В этом году я не встретила никого, кто бы мне понравился, поэтому, когда появился ты и я поняла, что люблю тебя, я решила, что ты мне послан Богом.
Сразу после этого грустного письма мне пришло еще одно. Я находился в национальном парке Тайрона, куда заглянул на денек отдохнуть после восхождения на Сьерра-Нева-да-де-Санта-Марта, самый высокий в мире береговой хребет. Был канун Нового года. Резвившиеся на пляже туристы подшучивали над моим огромным рюкзаком. Они не знали, что там почти ничего не было, кроме каяка и весел.
Письмо было от жены Хесуса, моего боливийского друга. Это была всего одна фраза, разосланная ею по всем адресам в его списке контактов. Хесус погиб. Его самолет был сбит где-то над сельвой бразильскими военными, которые даже не позаботились найти место падения.
Это было уже слишком. Я просто видеть не мог счастливые лица вокруг. Надо было возвращаться к работе.
Я поехал автостопом дальше на восток, через самую засушливую часть Колумбии. Там почти пустыня, усеянная чахлыми кактусами и никогда не перегнивающими кучами мусора. Самое известное место в тех краях – грязный городишко Майкао возле Риоачи, якобы послуживший прообразом Макондо из “Ста лет одиночества” Маркеса.
Дальше началась Венесуэла. Во время нефтяного бума 1960-х годов она была богатейшей страной Южной Америки, а сейчас стала самой бедной. Любые разговоры обязательно переходили на обсуждение Хуго Чавеса. Люди, ездившие на своих машинах, в основном его ненавидели, а пассажиры дешевых автобусов в основном на него молились, но было много исключений из этого правила. Я старался обойтись без предвзятости, но после нескольких недель в Венесуэле вынужден был признать, что дела в стране шли не лучшим образом. По всему северо-западу торчали тысячи вышек, непрерывно качавших нефть, но дороги были в плохом состоянии, городские трущобы выглядели хуже, чем в Рио-де-Жанейро, а многие частные предприятия, от магазинов до турагенств, были закрыты.
Я остановился на недельку на побережье, чтобы понаблюдать за американскими крокодилами из самой восточной в Южной Америке популяции. Они обитают в мангровых лагунах национального парка Моррокой, славящегося многотысячными стаями красных фламинго и алых ибисов. Результаты наблюдений были очень похожими на полученные в Колумбии и во Флориде: одна “песня” с ревом на восемь “песен” со шлепками головой. Репертуар этого вида оказался поразительно сходным по всей области распространения.
