Над оврагом показался клин из семи птиц, причем их вожак предусмотрительно набрал высоту. Выстрел — и на землю упали сразу две птицы: вожак и гусь, летевший справа и чуть позади.
— Эгей, дядя! — позвал Перейра. — Видели, как эти два гуся столкнулись в воздухе? Мне повезло, конечно, но можете не засчитывать второго, если хеер Аллан возражает.
— Нет, племянник, не видел, — отозвался Ретиф, — но явно это и произошло, иначе ты бы не сбил двух одной пулей.
Мы с Хансом переглянулись и дружно усмехнулись, но вслух ничего говорить не стали.
Со стороны зрителей, что укрывались под обрывом, донесся одобрительный гул, причем к одобрению примешивалось удивление. Перейра перезарядил и выстрелил в одинокого, высокого летящего гуся. До цели было, полагаю, ярдов семьдесят. Пуля достигла цели, несколько перьев закружилось в воздухе, однако птица сперва нырнула, будто вот-вот упадет, но выправила полет и скрылась из виду. Я не поверил своим глазам.
— Крепкие птицы эти гуси! — воскликнул Перейра. — Свинца на них нужно не меньше, чем на морскую корову!
— И вправду крепкие, — проговорил Ретиф с сомнением. — Никогда прежде не видел, чтобы птица улетала, получив пулю в грудь.
— Где-нибудь свалится замертво, — отмахнулся Перейра, насыпая новую порцию пороха.
Четыре минуты спустя он произвел последние два выстрела, выбирая, как я уже говорил, низко и медленно летящих молодых гусей. Оба раза оказались удачными, хотя один подранок, упав в высокую траву, поковылял прочь.
Кто-то из зрителей захлопал в ладоши, и Перейра церемонно поклонился.
— Вам придется потрудиться, чтобы его превзойти, минхеер Аллан, — сказал Ретиф, обращаясь ко мне. — Если даже я не засчитаю птицу, сбитую вместе с другой одним выстрелом, — а я, пожалуй, так и поступлю, — получится пять из шести. Вряд ли вы сможете одолеть Эрнана.
— Понимаю, — ответил я. — Прошу вас, минхеер, велите собрать этих гусей и сложить в сторонке. Не хочу перепутать их со своими, если, конечно, сумею подстрелить хоть одного.
Он кивнул, и несколько кафров отправились подбирать птиц. Я заметил, что парочка подранков еще била крыльями; им пришлось свернуть шеи. Стоило потом взглянуть на них поближе. Когда землю очистили, я окликнул Ретифа и обратился к нему с просьбой осмотреть мои порох и пули.
— Зачем? — спросил он, с любопытством глядя на меня. — Порох есть порох, а пуля — это пуля.
— Как скажете, минхеер. Но все-таки посмотрите, прошу. По моему кивку Ханс положил на ладонь Ретифу шесть пуль, а я попросил распорядителя передавать эти пули мне по мере надобности.
— Они намного меньше, чем пули Эрнана, — сказал Ретиф. — Он вас сильнее, и ружье у него тяжелее.
— Да, — коротко ответил я.
Ханс тем временем вложил в оружие заряд пороха и забил пыж. Затем взял пулю с ладони Ретифа, поместил ее в дуло, вставил капсюль и протянул оружие мне.
Гуси летели гуще — оврага достигла основная стая. Должно быть, передние заметили кафров, которые собирали тушки подбитых птиц, и потому поднялись выше, а их примеру уже издалека последовали остальные. Впрочем, возможно, птицы на самом деле ничего не видели, просто некое врожденное чувство опасности заставляло их теперь лететь выше и быстрее.
— Не повезло вам, Аллан, — сочувственно проговорил Ретиф. — Придется стрелять наудачу.
— Может быть, — согласился я. — Ничего не поделаешь.
Я встал со стула, сжимая ружье в руках. Долго ждать не пришлось — на высоте около сотни ярдов показался гусиный клин. Я прицелился в первую птицу, взял поправку примерно в восемь ярдов на ее скорость и надавил на спусковой крючок. Ружье громыхнуло, но увы! Пуля лишь задела клюв, от которого оторвала кусок, а сама птица, трепыхнувшись, заняла свое место в стае и полетела дальше, словно ничего не произошло.
— Баас, баас, — прошептал Ханс, хватая ружье и принимаясь перезаряжать, — ты слишком далеко целился. Эти большие водяные птицы летят медленнее, чем голуби.
Я молча кивнул, чтобы не сбить дыхание. Затем, дрожа от возбуждения (если промахнусь снова, состязание закончится), я забрал оружие у готтентота.
Едва я успел это сделать, над моей головой, высоко в небе, появился одинокий гусь, махавший крыльями столь усердно, будто «его лягнул черный дьявол», как выразился Ретиф. На сей раз, прежде чем стрелять, я сделал поправку на скорость.
Птица камнем рухнула вниз и упала недалеко за моей спиной. Голова у гуся отсутствовала.
— Баас, — снова прошептал Ханс, — все равно слишком далеко. Зачем целиться в глаз, когда перед тобой вся тушка?
Я опять кивнул — и не сдержал вздох облегчения. Что ж, поединок продолжается. В очередном клине, кроме гусей, были дикие утки и свияги. Я выбрал крайнюю птицу справа, чтобы никто не мог сказать, что я, как говорят в Англии, «поджариваю кучку», то есть стреляю в выводок, а не в отдельную птицу. Моя пуля угодила точно в грудь гуся, и тут я окончательно успокоился и перестал ощущать страх.
Если коротко и не хвастаясь, то скажу, что подстрелил трех следующих птиц одну за другой, хотя две летели очень высоко, приблизительно в ста двадцати ярдах над моей головой, да и с третьей пришлось постараться. Пожалуй, я бы тогда снял еще дюжину без единого промаха, ибо стрелял так, как никогда раньше.
— Скажите, племянник Аллан, — спросил Ретиф в паузе между пятым и шестым выстрелом, обращаясь ко мне так, как заведено у буров, — почему ваши гуси падают иначе, чем гуси Эрнана?
— Его спросите, а меня не отвлекайте, — ответил я и тут же сбил своего пятого гуся.
Пожалуй, это было самое удачное мое попадание за сегодняшний день.
