— Да, — вздохнув, караванщик кивнул. — Я пережил нечто подобное, когда мы уходили из нашего города… Но что я сравниваю: мне было позволено остаться на той же земле, которую я знал с рождения… Хоть снежная пустыня и оазис и кажутся двумя совершенно разными мирами…
— Я считал себя вправе помочь. Пусть мне не удалось убедить хозяина каравана, но он не запретил мне.
— Конечно, конечно… Я только боюсь, что чужаки вновь попытаются вновь навредить нам. Сейчас, когда караван спит, мы очень уязвимы…
— Этого не будет.
— Почему ты так уверен? Неужели ты думаешь, что они поверят всему, что ты им сказал? Хотя, должен признаться, ты умеешь убеждать, будто слово — твое самое главное оружие.
— Так оно и есть.
— Я не понимаю…
— У меня нет другого оружия. Я никогда в жизни не прибегал к помощи меча или копья.
— Да зачем они тебе?! Ведь у тебя есть дар!
— Я жил в мире, где колдовство было под строжайшем запретом. И магический дар скорее приближал костер, чем спасал от него… Мне приходилось надеяться только на слово… И искренность.
— Но ведь то, что ты им рассказал… — на лице караванщика отразилось сомнение. — Это не может быть правдой… Часть — да, но не все!
— Я не могу лгать.
— Как же тогда…? Ты говорил о детишках… Ведь это значит…
— Пока — ровным счетом ничего. Их дар спит и может так никогда и не проснуться… Не говори об этом никому. Незачем родителям знать и питать надежды, которым, возможно, не будет суждено исполниться. Пусть они относятся к малышам по-прежнему, позволяя расти обычными детьми. Так будет лучше для всех.
— Но почему? Конечно, в том мире, из которого пришел ты, был смысл скрывать, раз там за магию карали, как за тягчайшее преступление. Но для нас маг — самый почитаемый человек, о котором заботятся, чью волю исполняют…
— Это взрослому хочется быть особенным и неповторимым, для ребенка же порой куда важнее чувствовать себя похожим на других, и в первую очередь — на своих родителей.
Какое-то время караванщик молчал, словно мысленно вновь и вновь повторяя слова колдуна и пытаясь их понять…
— И, все же, у меня остался еще один вопрос, — молчание, наполненное размышлениями, было слишком тягостным, и Евсей поспешил прервать его, — почему ты позволил мне стать свидетелем этого разговора, почему не усыпил вместе со всеми? Зачем…?
— До той поры, пока люди не вечны, ни один человек не имеет права быть единственным хранителем знаний. Он должен делить их с кем-то, чтобы они не исчезли вместе с ним, не оказались потерянными.
— Но почему я? Почему не Атен? Ведь он — хозяин каравана…
— Он не понял бы моего стремления помочь чужакам. Возможно, убедил бы себя, заставил согласиться, но не понял. И потому не услышал бы ни слова из того, что я говорил, поглощенный своими размышлениями, воспоминаниями и предчувствиями.
— Да, ты прав, — Евсей кивнул, а затем, вновь вздохнув, качнул головой. — Это большая ответственность — беречь знания, — его душу не оставляли сомнения: достоин ли он оказанной чести? Сможет ли оправдать ожидания? Но… Изменять что-то уже было поздно, а раз так… — Спасибо за доверие, которое ты мне оказал, я сделаю все, чтобы оправдать его…
— Я не сомневаюсь, — глаза Шамаша, еще миг назад напряженно сощуренные, успокоились, словно покровы пустыни после того, как ветра укрылись в свои норы. В какой-то миг Евсею даже показалось, что наделенный дара боялся этого разговора, того, что его поступки, слова будут неправильно истолкованы, осмысленны.
"Он удивительный человек, — не спуская с Шамаша благоговейного взгляда, думал караванщик. — Ему важно не послушание людей, не их молчаливое подчинение, а осмысленное согласие, понимание… Воистину, он станет великим Хранителем. Как же несказанно повезет тому городу, тем людям, которые сумеют убедить его, что, несмотря на то, кем он был в минувшем мире, в этом его судьба — дарить тепло остынувшей земле!"
Глава 6
— Это не честно! Не честно! — Мати сжала пальцы в кулаки, стиснула губы, глядя на отца с нескрываемой обидой. Весь ее вид говорил, что она в любой момент готова разрыдаться… Вот, в ее глазах уже заблестели слезы. Еще немного — и они потекут по щекам безудержными потоками и тогда потребуется нечто большее, чем просто слово для того, чтобы успокоить девочку. — Почему ты не разбудил меня? Ты был должен! Ты обещал ничего от меня не скрывать! Ну что тебе стоило рассказать мне, что Шамаш поведен ночью караван по магическому мосту! Только одно слово — и я бы ни за что не заснула! И не пропустила бы такое… такое… — не договорив, она замотала головой и уткнулась лицом в одеяла.
— Прости меня, милая, — отец осторожно погладил ее по растрепавшимся шелковистым волосам, — я не мог иначе. Успокойся. Ну, взгляни на меня, думаешь, мне не хотелось увидеть все самому? Но Шамаш сказал: "Чтобы все получилось, люди должны спать". И все спали.
— И ты? — она оторвала заплаканное личико от намокшего от слез меха. — Но папа, как ты мог заснуть, зная о том, что случится?!
— Стоило мне оказаться в повозке, как я моментально провалился в сон. Это было так, словно…
— Магия, — девочка нахохлилась недовольным воробьем. В ее глазах стояла все та же обида, только теперь она была не решительной, а подавленной, беспомощной. Мати слишком верила в сказки, чтобы понимать: ни один лишенный дара не сможет противиться воли мага. В ее глазах зародился вопрос: — Но почему Шамаш… — начала она, однако умолкла, остановленная укоризненным взглядом отца.
— У него была причина так поступить, — Атену совсем не хотелось, чтобы девочка перенесла свой гнев на Хранителя. — Вряд ли все в караване поверили бы в то, что до сих пор было возможным лишь в легендах. Мати, стоило бы хоть одному человеку усомниться или испугаться, и мы все погибли б…
— И все же он мог не усыплять меня! — нахмурившись, она недовольно глянула на отца. — Я бы не испугалась. Даже не удивилась бы! Разве что чуть-чуть…
— Мати, на Хранителя нельзя обижаться! Он делает так, как считает нужным, и… — но девочка прервала его:
— А на брата?
— Что? — хозяин каравана не сразу ее понял.
— На брата можно обижаться?
— Да, но…
— Тогда Шамаш будет мне братом, а не Хранителем!
— Но, милая…
— Ну, па, я всегда так хотела иметь старшего брата, чтобы он защищал меня, чтобы я могла поделиться с ним своими тайнами! Почему нельзя, чтобы им стал Шамаш? Я знаю, он не будет против!
— Дочка, он ведь…
— Наделенный даром — ну и что? Шамаш… Па, вот я дала ему имя. Значит, он мой названный брат?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
