Она глубоко вдыхает, выдыхая сквозь розовые блестящие губы.
— Это все мои глаза Кристофера Робина.
Проходит минута, прежде чем это заявление обретает смысл, и когда это происходит, из меня вырывается взрыв смеха.
— Ну, это не так уж и плохо. Я бы хотела, чтобы у всех были глаза Кристофера Робина.
— Нет. Это проклятие. И теперь Маккей злится, думая, что я могу ему изменять.
— Он так не думает.
— Он загнал меня в угол возле машины и сказал именно эти слова. В последнее время он ведет себя очень ревниво и злобно, и это меня напрягает.
Я морщу нос и не могу не думать о Джоне.
Нет.
Маккей — не Джона, он просто школьник.
Я отгоняю эту мысль и пытаюсь успокоить ее.
— Он опьянел и не уверен в себе. Кристофер Робин верный.
— А ты кто из персонажей? — спрашивает она.
Я замираю. Я собираюсь сказать «Пятачок», но потом задаюсь вопросом… кто такой Пятачок без медвежонка Винни-Пуха? Сглотнув быстро образующийся комок в горле, я пожимаю плечами.
— Я больше не знаю.
Бринн потягивает свой яблочный сидр и мягко улыбается, все еще держась за мою руку, пока мы пробираемся сквозь толпу. Вечер прохладный и все кутаются в теплую одежду и прижимаются друг к другу с друзьям и близким, проводя время у входа. Учитывая, что мы вступаем в декабрь, многие одеты в праздничные свитера. Я все еще застряла в Хэллоуине с моим полностью черным нарядом, синеватыми губами и бледной кожей, так что, наверное, выгляжу как Уэнздей Аддамс.
Держу пари, Мэтти и Пит гордятся мной.
Парни одеты удобно. Макс достал толстовку из багажника своего грузовика, когда мы припарковались, и когда я украдкой смотрю на него, идущего в нескольких футах справа от меня, он натянул капюшон на голову, чтобы защититься от холода.
Наши глаза встречаются.
Надеюсь, мои не покраснели от неловкой демонстрации водопровода во время поездки сюда. Его глаза такие же мягкие и голубые, как и раньше.
Маккей идет по другую сторону от Макса, а Кай — позади группы, не отрывая взгляда от земли. Бринн высвобождает мою руку и смотрит на ряд фургончиков с едой, предлагающих лучшее барбекю в Теннесси.
— О! У них есть веганские кабобы. Пит-стоп? — Она оглядывает нашу группу.
Я качаю головой.
— Я не буду.
Кай тут же присоединяется к ней, вызывая сердитый взгляд Маккея, в то время как Макс отпускает комментарий по поводу тушеной свинины с чесноком. В результате мы с Маккеем стоим в стороне, уворачиваясь от группы пьяных парней лет двадцати с небольшим.
Он откупоривает свою колу и делает большой глоток, сузив глаза на подпрыгивающие косички Бринн.
— Она ему нравится, — бормочет он, размахивая колой. — Я имею в виду, она идеальна. Я не виню парня. Но она ведет себя с ним кокетливо.
Мы с Маккеем почти не разговариваем, тем более о чем-то серьезном. На самом деле, я бы поставила на то, что я ему не очень-то нравлюсь. Прочистив горло, я ковыряю носком ботинка трещину на асфальте и пытаюсь вести себя спокойно.
— Бринн ведет себя со мной также. Она просто дружелюбный человек.
— Это другое. Она постоянно смотрела на него в зеркало заднего вида, когда ехали сюда.
— Это ничего не значит. Уверена, она просто следила за тем, чтобы ему было удобно.
— Да. Наверное.
— Вы, ребята, собираетесь в один колледже? — Я меняю тему.
Он фыркает.
— Нет. У меня нет грандиозных планов после школы. Может, повидаю мир, а может, и нет.
Странно, но это можно понять. Я бросаю на него взгляд и улыбаюсь.
— Мир огромен и пугающ. Может быть, дело скорее в том, чтобы найти свое место в нем, а не в том, чтобы увидеть его весь.
Его губы изгибаются в небольшую улыбку, когда он смотрит на меня. Кивнув, Маккей засовывает одну руку в карман своих мешковатых джинсов. Его волосы длиной до плеч развеваются на ветерке, и на мгновение он становится поразительно похожим на Макса. Легкая улыбка, осанка, глаза такого же синего оттенка в лучах низко висящего солнца. Но на щеках нет и следа ямочек.
Я уже собираюсь сказать что-то еще, когда возвращается Макс, стягивает через голову толстовку и протягивает ее мне.
— Вот, возьми. Ты выглядишь замерзшей.
— Но тогда ты замерзнешь, — отвечаю я, хмурясь от этого жеста и рассматривая его голые руки. — Я та идиотка, которая пьет коктейль с замороженные соком в холодный день.
— Со мной все будет в порядке. Возьми её, Элла.
Я неохотно принимаю подношение с выражением благодарности на лице.
— Спасибо. — Толстовка теплая, пахнет одеколоном и слабым ароматом сигаретного дыма. Рукава длинные, и я обнимаю себя и глубоко вдыхаю.
Макс делает шаг ко мне, его взгляд скользит по мне, а горло сжимается, когда он сглатывает.
— Тебе идет.
— Удобно, — говорю я с улыбкой.
— Готова к музыке? — Не дожидаясь моего ответа, он сокращает расстояние между нами и тянется к одной из моих спрятанных рук.
Я протягиваю её через отверстие в рукаве, и наши пальцы переплетаются. Это происходит без усилий, как будто наши руки созданы для того, чтобы держаться друг за друга, и тепло разливается по всему телу. Я поднимаю на него глаза, когда он возвышается надо мной на целый фут.
— Готова, — отвечаю я.
Я готова ко всему, когда он держит меня за руку.
***
Мы занимаем высокий стол, с которого открывается вид на гигантскую сцену. Ослепительные стробоскопы освещают сцену множеством цветов, толпа на танцполе размахивает руками, а музыка заставляет всех вскочить на ноги.
Играет группа «Беарс Дэн» — одна из любимых групп Макса. Я узнаю несколько песен, которые играли по дороге сюда. Кай раскачивается справа от меня, и я подталкиваю его локтем.
— Веселишься?
Он смотрит на Бринн рядом с собой, а затем прочищает горло.
— Конечно. Музыка хорошая.
— И компания замечательная.
— В основном.
Мы обмениваемся взглядами, и я понимаю, что пассивно-агрессивные комментарии Маккея — это то, что испортило замечательную компанию.
Когда группа объявляет свою следующую песню под названием «Красная земля и проливной дождь», Макс наклоняется ко мне слева. Его звучный голос щекочет мне ухо и вызывает дрожь по позвоночнику.
— Эта песня — моя любимая.
— О, да? — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и он оказывается ближе, чем я ожидала. Быстро втягиваю воздух, когда наши носы почти соприкасаются. — Мне не терпится услышать ее.
Толпа приходит в восторг, когда звучит первые аккорды. Свет приглушается, и одинокий прожектор светит на вокалиста, заливая его белым сиянием. Когда его голос звучит в микрофон, гармонично сочетаясь с инструментами, энергия проникает в аудиторию, заставляя тела двигаться, а руки раскачиваться взад-вперед. На моем лице расплывается огромная улыбка, пока я завороженно наблюдаю за происходящим, прижавшись плечом к руке Макса. Когда поднимаю голову, чтобы увидеть выражение его лица, я упиваюсь его закрытыми глазами и мягкой улыбкой. На его лбу появляется мечтательная, проникновенная морщинка, и я ловлю себя на том, что смотрю на него, а не на группу. Должно быть, он чувствует мое внимание к нему, потому что мгновение спустя обхватывает меня рукой, притягивая ближе.
Я растворяюсь в нем.
Песня набирает обороты, толпа свистит и подпрыгивает. Пары раскачиваются в медленном танце, а волшебство проникает мне под кожу и заставляет биться мое сердце. Я прижимаюсь к Максу всем своим весом, устраиваясь на сгибе его руки, вплотную прижимаясь к его торсу, пока он держит меня, как сокровище. Как раз в тот момент, когда певец произносит слова о проливном дожде, срабатывает система разбрызгивания, обдавая толпу прохладным душем. Я задыхаюсь. За этим следует смех, и я откидываю голову назад, пока струи воды омывают мое лицо.
Макс смотрит на меня, на его губах появляется улыбка, влага сверху смачивает его челку, пока она не прилипает ко лбу.
Больше ничего не существует. Только эта песня, этот мальчик и этот взгляд между нами.
