А потом он наклоняется, увлекая меня за собой.
— Забирайся, — говорит он мне голосом, перекрывающим гитарный рифф.
Я не могу удержаться от смеха.
— Что?
— Забирайся ко мне на плечи. Я приподниму тебя, чтобы ты могла лучше видеть.
Он абсолютно серьезен.
На мгновение я замираю, но затем мои ноги сами двигаются, направляя меня за его спину. Макс подхватывает меня обеими руками под колени и поднимает так, словно я совсем ничего не вешу. Я взмываю ввысь, пока не оказываюсь у него на плечах, мои ноги скрещиваются у него на груди, а руки летят к его волосам, чтобы сохранить равновесие. Из моего горла вырывается визг. Я качаюсь в сторону, и Макс обхватывает меня предплечьями за бедра, чтобы удержать на месте.
Если бы моя жизнь была книгой, это был бы тот момент, когда все меняется. Сцена, которую читатели будут отмечать, выделять и пересматривать. Где главный герой не просто наблюдает за историей, а по-настоящему живет в ней. Здесь, наверху, мир кажется другим. Я одновременно и часть толпы, и над ней, а Макс — якорь, поддерживающий меня с помощью текстов, мелодий и импровизированного дождя. Если это и есть жизнь в моменте, то я хочу, чтобы каждая глава была такой же, как эта.
Одной рукой я хватаюсь за его волосы, а другую с радостным криком вытягиваю к потолку. Капельки воды сверкают в свете софитов, когда певец наклоняется и поет так, словно слова песни — это нечто большее, чем просто слова. В свою очередь, я держусь за Макса так, будто он гораздо больше, чем пара крепких плеч. Он кажется мне канатом, страховочным тросом. Спасением. Мы — две палки, сброшенные с моста, плывем бок о бок, уплывая от всего этого.
Когда песня заканчивается, Макс спускает меня вниз, но мои руки не сразу покидают его. Мне хочется прижаться щекой к изгибу его спины, но вместо этого я медленно провожу ладонями по его бедрам, пока мои руки не повисают по бокам. Далее играет более медленная песня, и я снова сажусь рядом с Максом, в то время как Бринн устраивается на коленях Маккея в одном из высоких стульев, а Кай стоит в сторонке, потягивая содовую. Я украдкой бросаю взгляд на Бринн, и улыбка, которой мы обмениваемся, говорит сама за себя.
Это мои люди. Наконец-то я чувствую себя частью чего-то.
— Иди сюда.
Голос Макса выводит меня из задумчивости, и я смотрю на его руку, протянутую ко мне.
— Что? — спрашиваю я.
— Иди ко мне, Солнышко.
Мой взгляд скользит по его стройному телу, затем возвращается к лицу. Его мокрые волосы вьются по вискам и лбу, и я улыбаюсь ему в ответ. Мое сердце учащенно бьется при мысли о том, что я полностью в его объятиях, прижата спиной к его груди, а со сцены звучит медленная, мечтательная песня, и эти сильные руки крепко обнимают меня.
Бабочки кружатся у меня в животе, порхая крыльями, когда я придвигаюсь к нему, позволяя ему обеими руками обхватить меня.
— Хорошо, — бормочу я, избегая смотреть ему в глаза.
Я откидываюсь назад, нерешительно и осторожно. Нервничаю и до смерти напугана. Я не уверена, чего именно боюсь, но мое сердце колотится с убийственной скоростью, а кислород ощущается как комок в горле.
Макс слегка наклоняется вперед. Я чувствую его сердцебиение, пульсирующее через заднюю часть толстовки, и оно ускоряется в том же темпе. Парень прижимает меня к себе, делая шаг вперед, так что его ноги обхватывают меня, а таз оказывается вровень с моей поясницей. Теплое дыхание бьется о макушку моей головы быстрыми, ровными струйками. Вокруг меня витает его запах: мыло с хвойным запахом и древесный одеколон, смешиваясь с витающим в воздухе ароматом дым-машин и жареной пищи.
Песня «Тени» эхом разносящаяся по толпе. Она медленная и немного грустная, и несколько девушек перед нами плачут, но, к моему удивлению, я не могу понять, почему. Мне сейчас совсем не грустно.
Я откидываюсь назад, прижимаясь к груди Макса, в результате чего он опускает голову вперед, шепча мне на ухо. По его дыханию я понимаю, что ему тоже не грустно. Меланхолия витает в воздухе, но мы находимся в своем собственном пузыре, и все, что я чувствую, это тепло его тела, согревающее меня, его прерывистое дыхание, целующее мое ухо, и его руку на моем бедре, скользящую по влажной джинсовой ткани вверх и вниз. Потоки шелковистого тепла скользят по мне, а веки закрываются.
— Все хорошо? — мягко спрашивает он.
Мои волосы развеваются от его дыхания, а сердце трепещет от его слов. Я понятия не имею, нормально ли это, но все равно отвечаю:
— Да. — Что-то внутри меня думает, что так и есть.
Вздохнув, Макс прижимается ко мне, а затем другой рукой обхватывает меня за талию и притягивает еще ближе.
Я издаю какой-то звук.
Я не хотела, но он просто вырвался на свободу.
Его рука на моем бедре, и он обнимает меня, и я никогда раньше не чувствовала ничего подобного. И никогда не издавала такой звук.
Макс слышит это и издает такой же звук в ответ, прямо возле моего уха. Хриплый стон, который ощущается как удар огненного шара в мое сердце и взрывная волна распространяется на юг, вызывая пульсирующий жар между моих ног.
О, боже.
Что это?
Что происходит?
Мои конечности парализованы, но внутренности находятся в движении. Вращение и свободное падение. Я замерзла и в то же время таю. Ничто не имеет смысла.
И все имеет смысл.
Макс рукой движется вверх и вниз по моему бедру, а другой скользит по животу, блуждая и ища. Кончики его пальцев едва заметно проникают под подол толстовки. Невесомое прикосновение. Одним пальцем проводит по поясу моих джинсов, а другим касается кожи живота. Ощущение такое, будто десятки мерцающих светлячков проникли в меня. Звездный свет проникает внутрь. Солнечный свет просачивается в мою душу и растапливает каждый кусочек льда.
И когда он шепчет мое имя, уткнувшись в изгиб моей шеи, все вокруг становится золотистым.
— Элла.
Моя кожа покрывается мурашками. Сердце колотится, внутри все сжимается.
Тихий голосок в моей голове умоляет его опустить руку ниже, к пространству между моими ногами.
Нет, нет, нет. Прекрати, Элла.
Напуганная новыми странными мыслями, я отклоняю голову в сторону и смотрю на него. Не знаю, зачем я это делаю, но какая-то часть меня хочет знать, о чем он думает и что чувствует. Мне нужно видеть его глаза. Может быть, для него это безобидно, дружелюбно, игриво. Может быть, мое тело реагирует на все неправильно, и я смогу посмеяться над этим, и мы снова сможем быть нормальными.
Но смотреть на него — это ошибка.
Когда Макс поднимает голову, его глаза сверкают кристальной интенсивностью, далекой от смеха или игривости. Его взгляд непоколебим, горяч, тверд, и в эту долю секунды я понимаю, что мы находимся на одной волне, охваченные одним и тем же напряжением, одной и той же тягой. Нормальность кажется далекой.
Парень наклоняется ближе.
Его ресницы трепещут, губы раздвигаются.
Наши губы в сантиметре от того, чтобы соприкоснуться.
Мои инстинкты срабатывают, и меня охватывает паника.
Свет гаснет, когда я отшатываюсь от него.
— Я… я думаю, мне нужно идти.
Макс делает глубокий вдох и отпускает меня, словно мой просачивающийся свет обжег его.
— Идти?
— Мне нужно на воздух. — Я отхожу на подкашивающихся ногах, не в силах смотреть на него.
Макс зовет меня, но я уже бегу. Убегаю, как трусиха.
Я пробираюсь сквозь массу тел, спотыкаясь о ножки стульев, заслуживая сердитые взгляды и раздраженные замечания толпы.
Бринн кричит мое имя.
Я продолжаю бежать.
— Элла! — На этот раз это Макс, он бежит за мной.
Слезы застилают мне глаза. Слезы ужаса и растерянности. Я не хотела этого… Я не хотела такого. В моем животе пылающий комок желания, и я хочу вырвать его из себя. Это жалкий захватчик. Нарушитель.
Когда прохожу через двойные двери и выхожу на прохладный воздух, я замедляю шаг, наклоняюсь и упираюсь руками в колени, пытаясь отдышаться.
