— С чего ты взял?
Серьезно спрашивает? Похоже на то. И хорошо, Нат не переносит, когда над ним смеются.
— С того, что у меня ничего не получается.
— Все у тебя получается. Даже я бы сказал, слишком получается. Твою бы энергию да в мирное русло.
Похвала была приятна, но…
— Я все равно слабей.
Гарм рассмеялся. Он смеялся громко, запрокинув голову, и кадык на шее некрасиво дергался. И смех его был громким, лающим. От этого смеха полыхнули уши и щеки тоже и кулаки сами собой сжались.
— Остынь, — велел Гарм, вытирая глаза ладонью. — Слабее он… ишь чего захотел… слабее… естественно, что слабее… хорош бы я был, если бы меня щенок после месяца учебы одолел…
Это было логично.
Это было до того логично, что Нат растерялся.
— Если хочешь знать, то я дуэлями себе на жизнь зарабатывал… конечно, Высших не трогал, а вот остальные… — Гарм осклабился, верно, вспоминая те самые времена. — В этом мире, мой мальчик, полно дураков. И находились такие, которые желали показать полукровке, где его место…
— И были сильнее?
— Физическая сила — это далеко не все… многое, но не все. Не скажу, что всегда побеждал, но большей частью — это да. И у тебя неплохие задатки, иначе я бы с тобой не возился. Поэтому сопли подбери и… — Гарм оглянулся на дом, одернул короткую куртку, в которой не иначе как чудом новая дыра образовалась, и сказал: — Отдохни сегодня-завтра…
— Нет.
Отдыхать нельзя. Если отдыхать, то боль пройдет, усталость тоже. И мысли появятся… нехорошие мысли. Опасные.
— Ясно. — Гарм сунул в дыру палец. — Поговорим?
Будто у Ната есть выбор. Он уже успел изучить своего наставника, пожалуй, не так хорошо, как его сапоги, но в достаточной мере, чтобы понять, что если уж Гарм решил поговорить, то, о чем бы ни был этот разговор, избежать его не выйдет.
— Пирожок ешь. Луиза старалась… эх, хорошая женщина, толстая, теплая и едой пахнет. У нас в доме едой редко пахло, так для меня теперь кухонные запахи — самые лучшие… — Гарм вздохнул. — Женюсь я.
— Поздравляю, — буркнул Нат, уже догадываясь, куда свернет эта беседа. — От меня что нужно?
— Вот ты… охламон… чего нужно… никакого понимания. Я ж, может, готовился, слова правильные искал. — В темных глазах Гарма плясали искорки. — А нужно мне и не только мне, чтоб ты перестал от жены бегать, как щенок нашкодивший.
— Я не бегаю!
— Бегаешь… думаешь, я не вижу? Или не только я? Ты ее сторонишься и с каждым днем все больше. Нет, конечно, твое рвение в учебе меня радует несказанно, только одной дракой жив не будешь. — Гарм сунул в пасть сухарик. — Так в чем проблема?
— Ни в чем.
— То есть я могу отменить занятия, дать тебе недельку-другую отдыха…
— Нет!
Две недели… за две недели он с ума сойдет или сделает что-то, о чем будет бесконечно жалеть, только жалость его ничего не изменит.
— Ясно. Нат… ты вообще знаешь, что с женщиной делать-то надо?
— Знаю.
— В теории или…
— И практика была. — Нат потер щеки, не то чтобы ему было стыдно. Все ходили, что к ярким фургончикам, от которых назойливо, резко пахло духами и запах их перебивал прочие, даже пота и навоза, что в дома с красными фонарями, если в городах случалось домам быть.
Нет, не стыдно.
Разве что самую малость, потому как ходить — это одно, а рассказывать про эти вот походы — совсем другое. К счастью, Гарм подробностями интересоваться не стал.
— Уже радует. — Он протянул сухарик и Нату. Пришлось взять. Кажется, в бессчетных карманах Гармовой куртки были немалые запасы съестного. — Тогда в чем проблема? Или… ты себя не совсем контролируешь?
— Нет!
— То есть контролируешь?
— Да.
Живое железо побежало по щекам, и Нат поспешил стереть серебристые дорожки его, стыдясь этакого проявления эмоций. Он себя контролирует!
И здесь.
И там… и вообще…
— Нат, а ты понимаешь, что девочка на тебя обижается?
— Нира?
Гарм кивнул.
Конечно, кто еще… и, наверное, он прав. Обижается. Она почти не говорит уже, и запах ее сделался горьким, полынным. Ее кудряшки поблекли, а веснушек стало меньше, Нат точно знает, он считал.
— Если она тебе не нравится…
Как Нира может не нравиться?
Она теплая, как кусок янтаря, который Нат на берегу нашел и оставил себе талисманом. Раньше он собирал камни, всякие, красивые, и думал, что построит из них замок. Но потом их выбросили, посчитали неважными, а у камней были имена.
И янтарь Нат назвал бы Нирой…
— Ты за нее отвечаешь. Ты забрал ее из дому. Из семьи. И оставил. Это нехорошо, малыш.
— Я не малыш!
— Ну да, — кажется, на сей счет у Гарма было собственное мнение, — ты взрослый, я забыл.
— Смеешься?
— Смех — не самое страшное, что может с тобой произойти. Но нет, не смеюсь. Понять хочу, в чем беда. Она тебя любит… ты ее вроде как тоже. А получается ерунда.
Нат сунул руки под мышки. Замерз.
И уйти бы, что от разговора, что от дома… в лесу отсидеться, только Гарм прав. Нат не имеет права сбегать. А от разговора этого, быть может, польза какая будет, потому как сам Нат не представляет, как со всем справиться.
— Я… не хочу сделать ей больно, — признался он и пальцами пошевелил. — Она маленькая. И хрупкая. И верит мне. А если сделаю больно, то… и меня тянет к ней. До того тянет, что самому страшно становится. Вдруг я не сумею сдержаться? И это вот… — Нат мазнул по щеке, стирая проклятое железо. — Она думает, что я человек. А я не человек! И поймет, ненавидеть станет… еще, если плохо… ей уже плохо. Я чую. У нее запах другой стал. И как мне быть?
— Успокоиться.
— Пытаюсь.
— Не так пытаешься. — Гарм сунул руки в карманы, в которых, надо полагать, съестного не осталось. — Ты от нее бегаешь, так?
Нат кивнул: отрицать очевидное было бесполезно.
— И зря. Так ты себя только дразнишь. Чем дальше от нее отходишь, тем сильней к ней тянет. И ты от этого злишься. Она тоже, и понятно. Я бы тебе давно по голове твоей дурной чем-нибудь стукнул, но девочка у нас воспитанная…
Издевается? Вроде бы серьезен, но не отпускает ощущение, что все равно издевается.
— Значит, по твоей логике, я должен подойти ближе? — Да.
— А если я… не сдержусь?
Запах ведь дурманит. И волосы рыжие, которые вьются. Нат тайком мечтает прядку вытянуть и на палец намотать… и понюхать, волосы-то пахнут по-особенному, иначе, чем кожа. Он вновь пересчитает веснушки. И тронет длинные ресницы, и в глаза заглянет… и поцелует. Если Нира ему жена, то Нат имеет полное право ее целовать. А потом…
Нат тряхнул головой.
— Нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
