Охранники замотали в полиэтилен и погрузили тело юриста Козлова в багажник.
Ухватив Алису за руку, Гога отвел ее в сторону, оглядел пустыми глазами и спросил:
– Что это было?
– Я не знаю этого человека, он следил за мной, а за нами еще следил милиционер, милиционер хотел нас задержать, надел наручники, но мы удрали…
– Я умру? – спросил из машины Гоша.
– Нет! – тут же крикнул в ответ Гога, не отводя от Алисы пустых глаз.
Алиса закрыла лицо руками. Гога убрал ее руки, силой поднял вверх лицо с засохшей под носом кровью, вытер тыльной стороной ладони с ее щеки чужую смерть, наклонился и пообещал тихим голосом – чтобы не услышал брат:
– Если он умрет, я тебя к нему прикую. Выстрою склеп и прикую тебя к нему до конца жизни. Буду кормить, поить, пока ты сама не захочешь умереть.
Охранники открыли ворота ангара. Осторожно шурша шинами, въехал фургон с надписью «Психиатрическая помощь». Раненого Мазарина положили на носилки и погрузили в фургон. Брат с телохранителями стояли молча, пока фургон не отъехал.
«За ужином младший брат сказал:
– Я влюблен в прекрасную пастушку. Если вы не позволите мне взять ее в жены, я завтра отправляюсь на войну, и вы меня больше никогда не увидите.
– …делай так, как ты хочешь. Твоя прекрасная пастушка получит в приданое замок Синей Бороды».
– Что, по-твоему, я должен делать? Что?! – кричал Сутяга. – Что теперь будет?
– Позвони в милицию, – устало посоветовала Алиса.
– Ты в своем уме? Позвонить в милицию и заложить братьев Мазарини?
– Позвони в милицию, расскажи все, как было. Не хочешь огорчать братьев, напиши подробно в показаниях, что это была самооборона. Они же выстрелили одновременно… – Алиса перед зеркалом в туалете мочила под краном платок и оттирала лицо.
– Да иди ты!..
– Не кричи на Алиску, – подал голос сидящий у батареи на корточках Тихоня. – Алиска хорошая. Мы были друзьями, а с тех пор, как ты получил деньги, ты стал другим.
– Друзья так не делают! – не может успокоиться Сутяга. – Она вечно оказывается в каком-то дерьме, а отдуваемся в итоге мы!
– Сутя-а-ага, – протянула Офелия, потягиваясь. – Мы тебя взяли к себе только потому, что ты на саксе хорошо играешь. Я под твой сакс могу летать без укола. Но ты не хами. Не хами-и-и… Мы тебя взяли, мы тебя и выгоним. Это мастерская деда Тихони, полковника, ты еще не забыл?
– Ребята, – сменил тон Сутяга, – поймите, мы поровну должны нести ответственность за свои поступки.
– Я не отказываюсь от ответственности, – Алиса закрыла кран. – Я же не прошу меня прикрывать. Я только прошу позвонить в милицию и рассказать, как было. Не замывать пятна, не прятать улики, а сразу, вот сейчас и позвонить.
– А тебя в тот момент рядом, конечно, не будет! Приедут менты, все здесь перекопают, мы, как идиоты, долго будем им петь, как девочка Алиса пришла в наручниках с незнакомым мужиком, а братьям Мазарини это не понравилось, вот они и постреляли маленько, ну и что? Мы не испугались, мы привычные, у нас тут, дяденьки, стреляют, считай, каждую неделю! А еще у нас с прошлой недели стоит два меченых «мерса»! – кривляется, изображая подобострастие, Сутяга.
– Ну, и кто на кого навешивает свои проблемы? – начинает сердиться Алиса.
– Действительно, Сутяга, мы до тебя ремонтировали по-тихому мотоциклы да лодочные моторы, жили ничего себе – не богато, но весело, чего ты пыхтишь? Это же ты привез сюда первую паленую тачку, всю в дырках, – заметил Тихоня.
– Да потому что ты мне все уши просверлил своим нытьем, что хочешь новый «Монтерей», а денег нет!
– Тихо, мальчики! – повысила голос Офелия. – Я думаю, Алиска права. Мы не сделали ничего плохого. А то, что клиенты у нас подозрительные, так это как кому с клиентами повезет, время такое. Братья Мазарины стреляют в день по нескольку раз и в разных местах Москвы. И почему же они не за решеткой? Значит, имеют крышу хорошую в органах. Надо звонить. Пусть сами между собой разбираются. Ты, Сутяга, из нас самый старший и самый уголовно ответственный. Когда Алиска устроила премию в десять тысяч, ты решил стать главным. Документы оформил. Вот мне и интересно сейчас, хочешь ли ты, как главный, взять на себя ответственность и позвонить? Если нет, вали отсюда, мы с Тихоней скажем, что были вдвоем, тебя и рядом не стояло, ты человек женатый, приличный, с разным сбродом не водишься. Придешь через недельку и подпишешь бумажку, что уступаешь свою долю Тихоне. Справедливо? Считай, что мы с Тихоней на двоих поделили премию Мазарини.
– Нет, – опускает голову Сутяга. – Я вспомнил тут. – Он задирает свитер и футболку. На левом боку под ребрами полукругом выступает старый шов. – Подрезали меня после концерта. Алиска зашивала. Ночью. В морге. Помнишь?
– Да, помню, – Алиса подходит поближе и трогает пальцем полукруг. – Ничего получилось для первого раза. Я до тебя только на трупах тренировалась швы накладывать. Неплохо для четырнадцатилетней, а? – она всматривается в лицо Сутяги и говорит, перебивая близким теплым дыханием запах крови от волос. – Я никого не убивала.
– Забудь, – заправляет он одежду. – Мир? – Сутяга поднял было руку, чтобы погладить Алису по голове, но потом передумал.
Офелия протянула ему телефон.
Агей Карпович Лотаров позвонил Пенелопе в семнадцать сорок – за двадцать минут до конца рабочего дня – и пригласил ее в гости.
– Приглашаю на чашечку кофе. Я подарю вам незабываемые ощущения, – пообещал он. – Я приготовил сюрприз. Такого вы в жизни не пробовали.
Пенелопа долго молчала, но трубку не бросала.
– Вы слишком самонадеянны даже для идиота, – вздохнула она наконец. – Почему вы думаете, что я соглашусь?
– Обедали, Пенелопа Львовна? – не сдавался Лотаров.
– Не злите меня, следователь. Один только намек на кошку!..
– Перехватите чего-нибудь, но немного. Главное, чтобы вы были слегка голодной.
– Спасибо, я сегодня занята, – Пенелопа уже собралась бросить трубку, но Лотаров что-то радостно заорал, и Пенелопа услышала, что… братья Мазарины устроили перестрелку в автомастерской, один брат ранен, а некто Козлов совсем убит, ну совершенно, выстрелом в голову с близкого расстояния. Правда, это со слов свидетелей, труп не найден.
– Козлов Г.Н.? – переспросила Пенелопа, быстренько открыв нужный файл.
– Точно. Он, этот Козлов, оказался пристегнутым наручниками к девочке Алисе, а наручники им надел оперуполномоченный отделения номер сто сорок Кривцов. А надел он наручники в электричке, следовавшей с Казанского вокзала в семь утра в направлении…
– Какого черта этот ваш Кривцов надел наручники на Алису?! – перебила Пенелопа.
– После смерти бандита Штукаря ему приказано было следить за девочкой и охранять ее от нежелательных контактов. Из объяснительной Кривцова получается, что он решил задержать и Алису, и вступившего с нею в нежелательный контакт подозрительного субъекта, который по паспорту оказался Козловым Г. П., для чего соединил их наручниками с целью… минуточку, вот: «с целью дальнейшей транспортировки обоих путем перемещения с помощью общественного транспорта к месту назначения».
– Когда? – выдыхает с отчаянием Пенелопа.
– Когда он их обнаручил?
– Когда мне прийти к вам? Во сколько?
– Обижаете. Буду ждать вас у прачечной в шесть тридцать.
Лотаров не просто ждал Пенелопу. Открыв дверцу своих «Жигулей», при ее появлении он достал из-за пазухи прозрачную пластиковую коробочку с цветком внутри, дождался, пока Пенелопа усядется, и положил коробочку ей на колени.
– Это вам.
– Орхидея? – удивилась Пенелопа. – С ума сойти! Вы не поверите, но никто никогда не дарил мне орхидей!
– Почему же, я верю и прошу не воспринимать этот цветок как банальную приятность, которую дарят мужчины женщинам на свидании.
– А как я его должна воспринимать?
– Как кулинарное дополнение.
Некоторое время они ехали молча. Пенелопа внимательно рассмотрела цветок сквозь прозрачный пластик, потрясла его слегка и заработала сердитый взгляд Лотарова.
– Не трясите гоморандус! – приказал следователь. – Вы его испугаете.
Пенелопа приблизила коробочку к глазам, стараясь разглядеть внутри цветка какую-нибудь пакость в виде насекомого или его личинки – это было бы вполне в духе Лотарова.
– Это летает или ползает? Этот ваш пугливый гоморандус… – спросила она, не обнаружив никакой живности.
– Гоморандус – это орхидея, редчайший сорт. За час цветок выделяет от десяти до тридцати миллилитров нектара. Это в естественной среде обитания. Учитывая тяжелые условия нашего климата и то, что некоторые дамочки зачем-то трясут цветы или, не дай бог, засовывают их в волосы, мы можем надеяться разве что миллилитров на восемь-двенадцать, при условии, конечно, что вы оставите орхидею в покое до десерта.
– Вы меня пригласили к себе, чтобы съесть цветок?!