Франсуа тем временем прибрал газ и начал одновременно вращать штурвал и педали. Поначалу ничего не происходило, но потом дирижабль опустил нос и начал поворот со снижением, то есть мы брали курс на Жуковский.
Привод управления был, естественно, механическим. Горизонтальный руль управлялся штурвалом, а два вертикальных — педалями наподобие велосипедных. Крутишь их вперед — подвижные плоскости поднимаются, назад — опускаются.
Неподалеку от Жуковского я увидел на земле пыльный хвост, а перед ним — небольшой красный прямоугольник. Так сверху выглядел императорский рыдван, на котором Илья все-таки решил доехать до аэродрома. Разумеется, в этом был элемент риска, ведь пятнадцать километров для данного изделия было сравнимо с пробегом до капремонта, но до аэродрома оставалось всего километра два, а оно еще ехало и разваливаться вроде не собиралось.
В этот день "Франция" совершила еще один полет, на сей раз с императором на борту. После чего она пару недель полетает с поршневым движком, за это время получат первые навыки управления еще три пилота. А к тому времени подоспеет второй из этой серии, "Британия", и двигатель будет переставлен на него, а мы с Ильей начнем ставить на "Францию" паровую турбину.
Если кто думает, что третий дирижабль мы собирались назвать "Австралией", его ждет разочарование. Все-таки он мелковат для столь гордого имени, да и уже сложилось что-то вроде традиции называть воздушные корабли именами великих воздухоплавателей. Во всяком случае, первый в этом мире дирижабль назывался "Граф Цеппелин". Ну, а этот будет носить имя "Йон Тихий".
Вообще-то, конечно, мне импонировало поведение заказчиков в семнадцатом веке. Ведь эти щедрые люди платили очень немало, а единственное требование, которое они связно предъявляли к с своим будущим приобретениям — это чтобы те летали, и желательно быстрее корабля, плывущего по воде. Никаких тебе техзаданий на десятках страниц, где каждая вторая противоречит каждой третьей, а итоговая цена — здравому смыслу. И представители заказчика тут хоть и имелись, но после пролета дирижабля над Ильинском вообще потеряли дар речи от восторга. Честно вам скажу, работать в таких условиях — одно удовольствие.
Примерно так я думал, завернув последнюю гайку крепления турбины и окинув удовлетворенным взором результат своих трудов. Теперь предстояло объяснить помощнику Франсуа тонкости обращения с водяным и воздушным насосами, проверить, как он их усвоил, а завтра "Франция" поднимется в воздух уже в том виде, в котором со временем будет вручена Людовику. Кстати, он приобретал не такой уж и плохой аппарат.
Этот дирижабль мог взять на борт двести литров спирта плюс столько же воды, и еще был способен поднять четыреста килограммов груза, не считая пилота и бортмеханика. На полной мощности турбина жрала по пятьдесят литров спирта и воды в час, а дирижабль при этом разгонялся до сорока. Если же уменьшить мощность до половины, то расход падал втрое, а скорость — до двадцати пяти километров в час. То есть при отсутствии встречного ветра "Франция" могла пролететь примерно триста километров, а при наличии попутного и больше, что в ближайшее время предстояло проверить на практике нашим пилотам.
Австралийский же "Йон Тихий" на форсаже разгонялся до шестидесяти пяти, а экономическую скорость имел сорок пять. И на двухстах литрах спирта мог пролететь девятьсот километров, имея на борту двух пилотов и полтонны груза. Правда, пока это была чистая теория, но Франсуа уже планировал перелет на остров Кенгуру и обратно.
Пора было сообщать заказчикам, что торговая операция с дирижаблями входит в завершающую фазу, и от них теперь требуется окончательно расплатиться по обязательствам, после чего присылать в Ильинск корабль водоизмещением не менее восьмисот тонн для переоборудования его в дирижаблевоз.
Радиограмму примерно такого содержания я и отправил в Лондон, велев ознакомить с ней Вильгельма и де Тасьена.
Английский король отреагировал первым. Уже через три дня Уиро Мере-тики был приглашен на заседание Палаты общин, где ее представители торжественно подписали договор о взаимной аренде территорий сроком на пятьдесят лет с возможностью продления при обоюдном согласии. То есть на это время Австралии отходил архипелаг Силли, а Англии — остров Махорий. Далее в документе было сказано, что порядок реализации договора определяется по согласованию английского короля с австралийским императором. Вообще-то они это согласовали еще месяц назад, и смысл заключался в том, что всем желающим покинуть острова Силли король выдает от двух до пятнадцати фунтов стерлингов, в зависимости от цены оставляемой недвижимости. Для облегчения этого процесса император предоставляет ему четырехлетнюю ссуду в размере пяти тысяч австралийских рублей под два процента годовых, с погашением продукцией английской промышленности и транспортными услугами.
Через неделю после выступления в парламенте наш посол в сопровождении роты королевских гвардейцев посетил архипелаг, где объявил местным жителям, что с первого января тысяча семисотого года острова переходят под австралийское управление. Всем желающим остаться найдется неплохо оплачиваемая работа, но им следует учесть, что для лиц, не являющимися подданными империи, за неподчинение ее представителям предусмотрено всего два вида наказания — устное порицание или пуля в лоб. А в большинстве своем австралийцы очень молчаливы, но зато у каждого есть револьвер. Кроме того, отец Юрий поведал — он в курсе, что любимым развлечением островитян является зажигание в штормовые ночи костров на скалах, с последующим собиранием всего ценного с принявших костер за маяк и разбившихся в результате этого кораблей. Так вот, в случае совершения данного действия все население островов будет немедленно вывезено в Австралию на бессрочную каторгу. Разбираться, кто палил костры, кто подносил дрова, а кто просто хихикал и потирал руки, сидя дома, австралийцы не станут.
Смысл всех этих страшилок был в том, что на самом деле нам вовсе не нужно было хоть сколько-нибудь заметное количество местных жителей на арендуемых островах, и мы хотели заранее направить мысли островитян в соответствующую сторону.
Англичане же теперь могли в любой момент высаживаться на Махории и начинать его обживать. Где находится остров, они уже знали.
Кроме того, Вильгельм передал нашему послу, что под переоборудование выделяется стоящий в Ильинске фрегат "Винчестер".
Вскоре пришел ответ и от де Тасьена. Он сообщил, что четыреста пятьдесят человек, которых нам еще оставалась должна французская сторона, будут в течение месяца отправлены в Австралию на трех кораблях, из коих мы сами выберем наиболее подходящий для переделки.
В связи со всем этим я в конце марта посетил остров Кенгуру. Надо было, во-первых, организовать там посадочную площадку для дирижабля, с мачтой, причальной командой и оборудованием для получения водорода. Ну и требовалось посмотреть, как идет подготовка к приему французских колонистов, ибо очередную партию мы собирались селить именно сюда.
"Чайка" бросила якорь в бухте у входа в Пеликановую лагуну, где потихоньку росло первое и пока единственное поселение на острове.
Все-таки названия австралийским островам давали практичные люди, подумал я, отрываясь от бинокля. Например, недалеко от Ильинска есть остров Змеиный. И правда, нашей экспедиции хватило пары часов, чтобы убедиться в полном соответствии названия действительному положению дел, после чего остров был вычеркнут из списков на первоочередную колонизацию. Или вот этот называется Кенгуру. Так вон они, сразу три штуки, и прыгают-то как резво! А попробуйте, например, найти шпица на Шпицбергене. Или Франца-Иосифа на соответствующем архипелаге. А на острове, скажем, святой Елены со святостью тамошних дам дела обстоят весьма не очень, кое-кто из экипажа "Чайки" даже успел убедиться в этом лично.
Пеликановая лагуна тоже полностью оправдала свое название, этих птиц тут было довольно много. Причем они оказались значительно крупнее, чем я до сих пор видел в зоопарке, и, что меня особенно удивило, они еще и летали. Здоровенная тварь с трехметровым размахом крыльев при мне после не очень длинного разбега поднялась в воздух и начала бодро набирать высоту. Да как же у нее клюв-то не перевешивает, хотелось бы знать?
Я сошел на берег и прошелся по состоящему из одиннадцати домов поселку. А ничего так, картина почти как в российской глубинке — дорога, посреди дороги лужа, в ней отдыхает свинья, а по сторонам домики за заборами. Правда, место, именуемое центральной площадью, окружено дощатым тротуаром, но, впрочем, и в наших деревнях иногда встречалось такое. Единственное отличие — все дома без печек.
После беседы со старостой, которого я по результатам его трудов произвел в бургомистры, выяснилось, что на другом берегу протоки в лагуну, за холмом, уже начали строить бараки для вскоре прибывающей партии. Дичи здесь много, привезенные с собой свиньи и дронты уже прижились и даже дали потомство, картошка с капустой растут неплохо.
