А вот государь всея Руси Петр Алексеевич пребывал в некоторых сомнениях. Правильно ли он сделал, что прошлой осенью казнил практически всех принимавших участие в мятеже стрельцов, вместо того чтобы отправить в Донецк, где постоянно не хватает рабочих рук? Правда, на вечное поселение в те края были сосланы их семьи, но толку-то от баб с ребятишками. Хотя вроде бы австралийцы как-то приспособили к делу и их. Во всяком случае, пару месяцев назад литейное производство начало потихоньку выдавать первые рельсы, а третьего дня в Преображенское были присланы первые десять ружей, изготовленных оружейным заводом компании. Будь там побольше народу, ружей могло быть уже не десять, а, например, сто.
Ладно, решил Петр, сделанного не воротишь, да и ни к чему щадить бунтовщиков. А вот тех, кто ими еще не стал, но вполне способен это сделать — можно. Ведь в одной только Москве еще осталось четырнадцать стрелецких полков! У, янычары проклятые, только ведь и ждут момента, чтобы ударить в спину. Так бы и отправил всех в Сибирь, но…
Нельзя выступать против всех врагов разом, это молодой царь понял уже очень хорошо. А то вдруг им придет в голову объединиться! Объяви об одновременном роспуске всех стрелецких полков — и еще до ссылки их в Сибирь получишь бунт почище прошлогоднего. И, значит, действовать придется постепенно. По одному их, краснокафтанников, тогда и не пикнут.
Приняв решение, Петр гаркнул:
— Сенька!
В комнату вбежал недавно принятый секретарь, грамотный парнишка из мелкопоместных рязанских дворян, найденный Меньшиковым.
— Бери перо, бумагу и пиши указ. Мы, божией милостию… дальше сам вставишь… повелеваем: стрелецкий полк Петра Лопухина с нашего царского довольствия снять. Все стрельцы, вплоть до полкового командира, могут быть зачислены в войско нового строя с преимуществом в чине. Те же, кто служить не пожелают, с этого дня пишутся посадскими. Записал? Потом слова пригладишь, вставишь титлы и покажешь мне. Теперь бери новый лист, пиши еще один указ. Все посадские из бывших стрельцов приписываются к Донецкому воеводству, а кто станет сему противиться, поступать с ним как с бунтовщиком.
Петр внимательно глянул на своего нового секретаря. Старается вьюнош, опять же грамотный, несмотря на невеликие года. И никак сказать что-то хочет, но боится?
— Если хочешь поведать мне чего умного, говори, — усмехнулся царь.
— Я ведь государь, вот что думаю-то. В остальных полках как бы не нашлись смутьяны, не закричали бы — сегодня лопухинцев, а завтра и нас в оборот возьмут. Так, может, кормовые деньги, что шли этому полку, разделить меж остальными? Так и объявить — казны, мол, содержать всех не хватает, и вы, государь, решили их самым достойным и добавить, с худого полка снявши.
— Ай, молодец, — от мощного хлопка по плечу секретарь еле удержался на ногах, — хорошо придумал, добавь в указ. Но деньги стрельцам давать не все, им, дармоедам, и половины за глаза хватит. И еще из денег тех себе десять рублев отпиши, за сообразительность.
Глава 24
Я оглядел два ровных ряда небольших серых кубиков и решил, что, пожалуй, сушиться им хватит. Тем более что в Ильинск прибыл очередной английский корабль с чугунными и медными заготовками, а недели через две он отправится обратно. И, значит, за это время Свифт должен как-то раздобыть хотя бы несколько таких кубиков. Для особо любопытных сообщу, что это какашки вомбата. Но не простые, я их лично отбирал из доставленных мне трех кило по наиболее совершенной форме и приятному цвету. А потом еще сушил почти месяц.
Вообще, конечно, Вильгельм в данный момент демонстрировал некоторую недооценку роли художественной литературы в истории. Ведь спросите, скажем, любого молодого человека из двадцать первого века, кто такой Вильгельм Третий Оранский. В лучшем случае его перепутают с Первым, описанным в "Тиле Уленшпигеле", но это вряд ли. Все таки мы же говорим про юношей именно двадцать первого века, а не двадцатого, и все Оранские скопом вместе с Уленшпигелями им глубоко незнакомы. А вот про Гулливера наиболее образованные могут и знать, некоторые даже смотрели соответствующий мультфильм.
Так вот, Свифт как раз сейчас и писал про Гулливера! А король отвлекал его от этого занятия всякой ерундой — вынь да положь ему компоненты бездымного пороха, причем срочно.
Белый уголь, то бишь сухой спирт, я ему просто подарил, но совсем немного, две расколотых таблетки. Обойдется, у меня его осталось довольно мало. На прошлой неделю англичанину повезло умыкнуть горсть австралийской селитры. Под этим красивым названием фигурировал обычный хлорат калия, то есть бертолетова соль. Мы использовали ее в производстве промышленных взрывчатых веществ, смешивая с жиром стеллеровой коровы. Но она может взрываться не только в смеси с жиром, а вообще с любым горючим веществом. С сахаром, например, в чем в свое время на личном опыте убедился Александр Второй. Или с дерьмом вомбата, что проверил уже я. А если туда еще подмешать уротропина, он же сухой спирт или австралийский белый уголь, полученная смесь разрывает ружейный ствол на счет раз. Будем надеяться, что Свифту хватит ума хранить неправедно приобретенные реактивы в упакованном состоянии и не пытаться самостоятельно заниматься прикладной химией.
Его же начальник, посол Англии в Австралии сэр Уильям Темпл, до шмыгания по задворкам Ильинска не снисходил, ограничиваясь визитами к ильинской знати, в которую входили десяток наиболее способных мориори, все четыре священника разных конфессий, два испанца, произведенных Ильей в унтер-бароны за успехи в строительстве деревянной железной дороги, пастырь Викторий Второй и чета герцогов Романцевых. И, разумеется, Темпл посещал все официальные приемы у императора.
На примере старого дипломата было отлично видно влияние благодатного австралийского климата на организм человека. Ибо, если бы не встреча с нами, он бы уже не вставал, а через месяц и вовсе помер бы, а тут старик демонстрировал завидную бодрость и даже некоторый избыток энергии. Жалко, что сам он этого не знает и знать не может. А то ведь английскому королю тоже, может быть, скоро помирать от воспаления легких, а в Австралии, кабы он согласился сюда перебраться, это сделать весьма затруднительно. Даже если и ухитришься простудиться, под боком есть мы с Ильей, и пенициллин из моих запасов, несмотря на девять лет хранения, все еще сохранял эффективность.
А вот с электроникой уже потихоньку начинались всякие неприятности. Первыми забарахлили мобильные телефоны, мой и Виктора. Толку от них тут не было никакого, но по ним я смотрел, когда начнет вырождаться микропроцессорная техника.
В развитии электроники вообще неплохо видно, что в смысле долговечности оно идет по спирали.
Первые лампы обладали совсем небольшим ресурсом, но по мере совершенствования вакуумной техники он увеличивался. Оставаясь, впрочем, вполне конечным. А затем появились транзисторы, и эти теоретически могли работать столетиями. Но за ними пошли интегральные схемы, и чем дальше, тем более высокой степени интеграции. Проводники внутри них становились все тоньше и тоньше, изолирующие слои измерялись уже ангстремами, и обычная диффузия со временем приводила к вырождению микросхем, даже если они и не работали. А когда работали, это гораздо быстрее делала электромиграция.
И, значит, телефоны начали помирать еще два года назад. А недавно почил в бозе ноутбук Виктора, да и мой начал основательно глючить. Правда, оставались еще резервные, которые хранились в выключенном состоянии, но вряд ли после включения они проживут хоть сколько-нибудь долго. Хотя, с другой стороны, тот, на котором постоянно работал Илья, не вызывал никаких нареканий.
Разумеется, перед отправкой в прошлое все это я уже знал, поэтому старался выбирать электронику подубовей. И, кроме того, захватил приличный запас радиодеталей, из которых мы уже тут сможем паять все нам необходимое типа примитивных радиостанций.
Но телекамеры нам самим не соорудить, а взятые из будущего имели хоть и толком неизвестный, но все же ограниченный срок хранения. И, значит, оборудованные ими ракеты пора было использовать, пока они не вышли из строя сами собой. Но все-таки это будет не завтра, а в ближайшее время мне предстояло озаботиться расширением геологического кругозора Джонатана Свифта.
То, что белый уголь встречается только вблизи Южного полюса, да и там его приходится добывать в километровых шахтах, англичанин уже знал. Кроме того, он, надо отдать ему должное, обратил внимание, что на второй химкомбинат, куда посторонних не пускали, в приличных количествах завозится жир стеллеровых коров. А из пары моих обмолвок он мог сделать вывод, что в связи с большой дороговизной белого угля вместо него можно использовать и этот жир. Получается хуже, но зато он дешевый.
