— А Потапка? — кивнул Ярослав на мопса, у которого и вовсе были ампутированы задние конечности.
— Его хозяин обожрался некулинарными солями и решил, что безобидный пёс вдруг превратился в исчадие ада. Он гонялся за ним с мясницким тесаком, а затем с особой жестокостью сделал то, результат чего ты видишь прямо сейчас.
— Грёбаные наркоманы, — со злостью выплюнул Басов и скривился. — Когда же они уже все передохнут?
— Дураки, жадные до кайфа, в этом мире не переведутся никогда, — пожала я плечами.
— Знаешь? — повернулся ко мне Ярослав, и прикоснулся кончиками пальцев к пуговицам на моей блузке, и кожу тут же даже от такой близости прошило током. Сильно. До мурашек.
— Что? — отступила я от него на шаг и отвернулась. Мне было невыносимо смотреть на парня. Слишком сильно билось сердце, при виде его глаз, которые, кажется, заглядывали мне прямо в душу.
— Это не Потапка и Жужа инвалиды. Посмотри на них — они при всём ужасе, что с ними сотворили, нашли в себе силы радоваться новому дню. А вот те, кто сделал их такими — настоящие калеки. Бездушные выродки, лишённые сострадания и какого-либо раскаяния, за то, что они наделали.
Я ничего не смогла на это ответить, лишь молча шла дальше, переваривая его слова, которые совершенно точно не ожидала от него услышать. А спустя ещё минут десять Басов добил меня окончательно.
— И я один из них, Вероника.
— Что? — нахмурилась я.
А Ярослав неожиданно подался ближе и схватил меня за руку, переплетая наши пальцы и запуская термоядерную реакцию в моей крови, которая незамедлительно начала бурлить в венах.
— Я тебя приручил, а затем отказался, стоило только возникнуть первому недопонимаю в наших отношениях. Я даже не поговорил с тобой. Не выслушал. Но самое страшное — не поверил в тебя.
— И кто открыл тебе глаза на мир? Уж точно не я, — рванула я руку, но Ярослав только ещё сильнее дёрнул меня на себя, а затем приложил её туда, где за рёбрами, как сумасшедшее колотилось его сердце.
— Я был у твоей матери.
Стыд резанул по незаживающим, гноящимся душевным ранам. Я вырвалась и резко рубанула.
— Не продолжай.
— Но я должен!
— А я не должна слушать всё это, Ярослав, — прошипела я. — Предателям второго шанса не дают. Ясно? Меня переломали все кому не лень: ты, твой дед, твой лучший друг и моя родная мать. А затем просто выкинули на помойку умирать. Но я выжила! И уж точно не для того, чтобы вы надо мной заново глумились.
— Я не буду оправдывать. Я поступил, как конченый мудак.
— Верно. Поступил один раз, поступишь снова. Люди не меняются.
— Клянусь, я докажу тебе обратное!
— Пф-ф-ф...
— Мне бы только знать, что я всё ещё тебе нужен, — шаг ближе, глаза в глаза и внутри меня начинает бушевать ураган. Потому что сегодняшний Басов другой. Не тот рубаха-парень, который обманом заставил меня переночевать с ним в одном периметре.
Он другой. И взгляд его убивает меня сегодня иначе.
В нём столько честности. Столько мольбы. Столько обещания, что уж в этот раз точно всё будет по-другому.
Верю ли я ему?
Нет!
Но это не мешает мне до сих пор его любить. И мне стыдно за это всеобъемлющее чувство, потому что я понимаю, что Басов не достоин моих чувств. А его идеальная внешность — слишком примитивная причина, чтобы даже пару раз томно вздохнуть и очароваться.
— Твой дед силой всучил мне тогда конверт с деньгами, — зачем-то произнесла я. – А я его выбросила в мусорку.
— Я знаю.
— И с твоим другом я не спала.
— Я верю тебе.
— Хотя могла бы, конечно, — хмыкнула я, — учитывая то, что ты тут же побежал украшать мою голову ветвистыми рогами. Ну так, чисто из вредности, понимаешь? Типа как — мы квиты, Ярик.
Яд лился из меня рекой. Но я уже не могла остановиться. Понесло...
— Со Стеф ничего не было, Ник. Я клянусь тебе!
— Точно так же, как у меня с Рафиком. Вот только этот факт почему-то не спас меня от приговора. Да уж...
— Я впервые в жизни приревновал. Я не знал, что любовь может настолько снести крышу, Ник.
— Это не любовь, Ярослав, — неожиданно потухла я и устало потёрла глаза. – Так не любят.
Он ничего мне не отвечает, а затем сам меняет тему, начиная выяснять, какие именно нужды сейчас максимально остро стоят в приюте. Я выдыхаю и последовательно перечисляю, что именно требовалось собакам. Ярик внимательно слушал и делал для себя какие-то пометки в телефон.
— Всё будет. Я обещаю, — грустно улыбнулся он мне и нервно передёрнул плечами, понимая, что прогулка подошла к концу.
— Спасибо, — кивнула я и забрала поводок Потапки.
— Ник...
— М-м?
— Я буду лучшим для тебя.
Я же подавилась приторно сладкой надеждой, а затем прописала себе ментальную, отрезвляющую пощёчину и приговорила:
— Ты уже пытался. Не получилось.
Глава 29 – Сталкер
Вероника
— Ник?
— Ну что ещё, Ярослав? — я срываюсь в псих не из-за него, а из-за себя. Мне плохо от тех мыслей, что начинают с адской скоростью плодиться в моей голове.
Там столько «ах, если бы...», что хочется от души втащить себе по лицу и наконец-то уже проснуться от этого дичайшего наваждения!
— Можно...
— Нельзя! — рублю я, так и недослушав его вопрос, а затем, не прощаясь, срываюсь с места и ухожу с собаками вглубь приюта, к вольерам, чтобы больше не мучить себя близостью с этим парнем.
Он чересчур плохо влияет на моё благоразумие. И память. Я что-то слишком часто начала позволять себе забывать о том, что именно он сделал с нами. Со мной. Чёрт с ними, с волосами — Басов всегда упорно шёл к цели. Что ему довести пару раз до слёз убогую Вешалку?
Но всё остальное...
Я помню откровенные рассказы про его семью: мать, отца, брата и деда в конце-то концов. Как он мог играть в любовь и бездушно издеваться надо мной, когда сам был не раз бит жестокими играми в чувства? Как после всего этого я могу поверить, что он вновь не врёт мне?
Присела на лавку и усмехнулась, сглатывая слёзы и призывая себя не раскисать. А затем покачала головой и потрепала Потапку за ухом.
— Вот, как говорят: не по-людски, не по-человечески... А разве это правильно? Ведь только люди врут. Только они предают. Мстят. Воруют. Завидуют. Наживаются на чужом горе. Сожительствуют по нужде. Рожают вынужденно. И обижают всех вокруг себя: других людей, близких, родных, но всегда тех, кто не может дать сдачи. А потом смеют поднимать глаза к небу и спрашивать «за что?».
Горячая, солёная капля сорвалась с моих ресниц и упала, разбиваясь о запястье. Потапка тут же слизнул своим шершавым языком влагу и посмотрел на меня с такой грустью, будто бы и вправду понимал каждое моё слово.
— Вот и думай теперь, то ли этот мир жесток, то ли чертовски справедлив.
Остаток смены я погрязла в мелких хлопотах: помогала Савелию в вольерах, вместе с Валентиной Ивановной провела учёт корма и медикаментов на складских остатках, затем разобрала почту и принялась собираться домой.
— Я могу подкинуть тебя до города, если хочешь. Мне только нужно закончить кое-какие срочные дела, но это много времени не займёт, — пожала плечами начальница, а я тут же отрицательно качнула головой.
— На автобусе доберусь, чай несахарная, не растаю.
А затем выдвинулась в сторону выхода. Но стоило мне только выйти за калитку, как я тут же захотела рвануть обратно и ждать Валентину Ивановну хоть до китайской пасхи.
— Басов! — насупилась я, смотря на парня, который при моём появлении сразу же выпрыгнул из своей машины, улыбаясь так широко и лучезарно, что мне стало плохо.
— Ник, ну, пожалуйста, — приглашающе открывает он передо мной дверцу пассажирского сидения.
— Я на автобусе доберусь, — осторожно и максимально миролюбиво отвечаю я, чтобы не вступать в ненужную мне полемику, но Ярослав уже врубил режим «танк» и не планировал сворачивать с выбранного курса.
Я видела это по его упрямому выражению лица. Я знала его слишком хорошо. Он проще выпьет мне всю твою кровь, как пресловутый вампир, чем позволит сделать иначе, чем он это спланировал в своей голове.
