— Знаешь, что мне не нравится больше всего? — наконец понял Павел. — Здесь, как раз по левой стене, проходит кабель силового генератора. А Витька говорил, что левый силовик опять барахлил. Как бы не оказалось, что все это взаимосвязано.
— Паш, не умничай, а? — поморщился Федор, который явно чувствовал себя более чем усталым. — Ты сейчас договоришься до того, что нам придется проверять и проводку силовика, и лезть опять на обшивку… Давай закончим с герметизацией, а завтра со свежими силами проверим и генератор. А?
Павел неохотно согласился — действительно, времени было уже почти восемь вечера, и уже как-то хотелось закончить с работой.
— Давай, иди, доложи результаты Середе, запланируй на завтра вылазку к силовику, а я тут закончу.
— Один? — засомневался Павел.
— А что тут делать? Нажать кнопочку и посмотреть результат? Я в состоянии. Иди. Потом вернись, прикрутим панели на место, вот с этим я один не справлюсь.
Павел аккуратно собрал инструменты, пожелал Федьке удачи и пошел в рубку.
— Вы закончили? — приветствовал его вопросом Середа в рубке. — Полдня потратить на блокирующий механизм — это сильно.
— Вить, ты не прав. Большую часть времени мы занимались ускорителями, — возразил Павел. — Зато с ними мы точно закончили, с блокировкой вроде, тоже разобрались, но при этом хвостиком потянулась проблема с левым силовым излучателем. Мы, кажется, нашли, где там собака порылась. Завтра проверим кабель и…
Внезапно включилась сирена, и на стене за дверями рубки замигали красные лампы тревоги. Павел даже вздрогнул, — в последний раз этот вой и этот свет они видели во время того гиперпрыжка, перенесшего их на семьдесят парсеков за несколько минут.
— Взрыв в шесть-А! — крикнул Михаил. — Там, похоже, задымление и пожар, а блокировка сработала…
— Где Федька? — бросился к нему Виктор, не отрывая глаз от мониторов. — И выключи эти вопли, девчонок перепугаем!
— Датчики отключились, видимо, от высокой температуры, я не пойму, где он, — отрывисто сообщил Михаил, торопливо набирая команды на клавиатуре.
Павел смог, наконец, оторвать от пола онемевшие в первые секунды ноги, развернулся и побежал обратно к шестому сектору.
— Пашка, аккуратнее, защитку надень! — выбежал вслед за ним Михаил. — Ты туда все равно без нее не войдешь!
Павел чертыхнулся и рванул в скаф-бокс. По скорости надевания защитного костюма он поставил рекорд — чуть больше минуты, Копаныгин только-только его догнал, а Павел уже выбегал из бокса.
— Я с тобой, подожди, — бросил ему Михаил.
Павел отчаянно надеялся встретить у заблокированной двери Федора, но у наглухо запертого шестого-А никого не было. Он надел шлем, поднял лицевой щиток и включил внутреннюю связь.
— Витька, Федор все-таки внутри, у дверей его нет! — доложил Середе.
— Черт… Я надеялся, он проверял снаружи…
В коридор вбежал Михаил, на ходу застегивающий шлем.
— Блокируй шесть-Б, мы оба уже в нем, и открывай двери в А, — сообщил Павел Виктору.
— Система огнетушения внутри уже работает, силовик я отключил — там, кажется, замкнуло кабель силового излучателя и проводку блокировки… Смогу открыть только одну створку, вторую намертво заело, — отрывисто говорил Виктор, а двери, в которые только что вошел Михаил, закрылись. — Есть, открываю!
Правая створка перекрытия резко отъехала в стену, и из открывшегося прохода повалил дым, темно-серый, почти черный. Огня уже не было, система огнетушения сработала, но сквозь дым было видно, как почернел белый пластик на стене…
— Это ж какой силы должен был быть взрыв, чтобы так спалило негорючую обшивку, — поразился Михаил, протискиваясь в полуоткрытую дверь вслед за Павлом.
Лобанов, действительно, был внутри. Во время взрыва он как раз отошел от панели, направляясь, видимо, к закрывшейся левой створке — проверять герметичность. Это его и спасло, потому что напротив панели и рядом с ней обшивку выжгло насквозь, до металла. Однако Федору сильно досталось — комбинезон на нем вспыхнул, видимо, сразу, он упал, перекатился на спину, и ему удалось частично сбить огонь, но горячим воздухом ему сильно обожгло лицо и руки, а испарения плавящегося пластика обшивки заставили потерять сознание раньше, чем он смог затушить на себе горящую одежду полностью.
— Черт, как плохо, Витька! — выдохнул Павел. — Я даже не знаю, как его выносить!
— Пашка, выносите как-нибудь, чем быстрее он попадет к Юльке, тем лучше, тут каждая секунда на счету, — тут же отозвался Середа. — Девочки уже ждут у входа в шесть-Б, давайте быстрее!
Вдвоем с Михаилом они, как могли, осторожно, вынесли Федора из полуоткрытой двери, Середа заблокировал задымленный отсек А, и им пришлось ждать нескончаемые несколько минут, пока вентилировался отсек Б, чтобы можно было открыть двери в корабль.
Кате, стоящей вместе со всеми у дверей, стало плохо сразу, как только они вышли и положили безвольное тело Лобанова на носилки. Михаил молча поднял ее на руки и унес в сторону скаф-бокса. Юлька, бледная, как смерть, но с безразличным спокойным лицом и ледяным голосом командовала у носилок, Лиэлл с Варварой почти автоматически выполняли ее указания. Павел проводил их до медотсека, а когда за ними закрылись стеклянные двери, пошел снимать защитный костюм. Михаила с Катей в скаф-боксе уже не было. Он медленно стянул с себя серебристый комбинезон, аккуратно убрал его в шкаф, сел на пол у стены, прислонившись к ней спиной, и закрыл глаза. Сейчас, соберусь с силами, и пойду в рубку, надо решить, что делать дальше… И как там Федька? Познания Павла в медицине не были достаточно глубокими, но он прекрасно понимал, что последствия таких обширных ожогов и отравления испарениями негорючей, но расплавившейся и испарившейся обшивки, вряд ли можно будет легко ликвидировать за ближайшие несколько недель. Упорно в голову лезли мысли о том, что поражение более восьмидесяти процентов поверхности кожи приводят к летальному исходу. Тяжело было точно прикинуть на глаз соотношение повреждений на теле Лобанова, но у Павла было стойкое впечатление, что там были все девяносто пять…
Рядом кто-то так же сел на пол, Павел с трудом разлепил зажмуренные глаза и увидел золотистую голову Лиэлл, которая обняла себя руками за колени и уткнулась в них лицом.
— Ли, все не так страшно, — начал он, коснувшись ее плеча рукой, но она прервала его, глухо отозвавшись:
— Страшно, Паша… Я видела такие ожоги. В наших условиях мы не сможем ему помочь. Я тоже не могу ничего сделать, моих способностей в таких случаях хватает только на собственные порезы консервным ножом.
— Ты думаешь, он не выживет? — спустя несколько секунд решился спросить он.
Лиэлл помолчала. Павел уже знал, что она ответит, и знал, что она права, что ее опыт не позволит ей ошибиться, как бы им всем этого не хотелось…
— Думаю, да, — тихо прошептала она.
Хотя никто их не созывал, все члены экипажа, кроме Юли, собрались в рубке. Мрачный Виктор сидел в своем центральном кресле, развернутом к Кате с Варварой, которые опустились прямо на пол у противоположной стены. Сережа уже спал, датчики в детской каюте еще Лобановым были настроены так, что от плача должен был включиться звуковой сигнал на пульте управления, поэтому Варвара могла оставлять его на время сна в одиночестве.
Павел следил за приборами — они проходили мимо очередной звезды, надо было контролировать отклонение от траектории. Михаил занимал свое кресло, тоже развернутое к дверям.
Лиэлл стояла у иллюминатора рядом с креслом первого пилота. Она смотрела на звезды, и ее лица не было видно, но Павел кожей чувствовал, как она переживает. Он уже достаточно ее знал, чтобы понимать — не надо успокаивать, будет хуже. В таком состоянии она могла выслушивать только Михаила с его жесткими, реалистичными и даже слегка грубоватыми выводами. Павел уже давно, действительно, не ревновал, понимая, что они просто друзья, и Михаил, как когда-то говорила Катя, и в самом деле понимает Лиэлл иногда лучше их всех. И лучше него, Павла, знает, что надо говорить в таких случаях. Только вот сейчас никто из них не мог понять, что происходит. Лиэлл вела себя так, как будто это она была виновата в пожаре, как минимум.
— Что Юля говорит? — нарушил молчание Виктор, обращаясь к Варваре.
Та вздохнула.
— Ничего хорошего. Кризис миновал вчера ночью. Улучшения не наступило. Она боится, что он не доживет до завтрашнего утра, — голос Варвары дрогнул и прервался.
— Зевс-громовержец, — тихо, с непереносимой тоской в голосе, вдруг произнесла Лиэлл, не поворачиваясь. Павел вздрогнул. Он с тех пор, как они вышли тогда из скаф-бокса, не слышал от нее ни слова. Лиэлл вздохнула. — Если бы я могла…
— Ли, не дергайся, — подал голос Михаил, разворачиваясь к пульту. — Ты ничего не можешь сделать, и ты не виновата, что…
