Рейтинговые книги
Читем онлайн Айвазовский - Юлия Андреева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 117

Мастерская Иванова была заставлена и завешена этюдами, набросками, картонками с написанными мелом и углем фигурами. Иванов напряженно искал и, по всей видимости, уже начал что-то нащупывать, картина жила в его голове, тем не менее конца-края этой титанической работы пока еще не было видно. Шесть лет напряженного труда и… а ведь если Иванов завтра умрет от недоедания или какой-нибудь болезни? Что останется тогда от него? Чертовски мало!

С удивлением для себя Ованес вдруг осознал, что Александр Андреевич больше мучается, нежели радуется, что его картина идет через внутреннюю боль и чудовищное напряжение, усугубляющееся еще и тем, что детально копируя выбранный им берег, срисовывая каждый камень, каждый кустарник, он делал это в Италии, а не в Палестине. Иванов колесил по всей стране, выискивая определенные типы людей, которых он приглашал позировать для своей картины. Адова работа!

Однажды решив прогуляться в городок Субиако, что в сорока верстах от Рима в Сабинских горах для написания этюдов, Иванов пригласил с собой Айвазовского, с которым уже успел немного подружиться. Скалы, ивы, речка, тополя… отличные места. Оба художника спокойно расположатся там со своими этюдниками и мешать друг другу не будут. Добравшись до места, они устроились в недорогой гостинице, взяли с собой хлеба и молока и отправились работать.

Они сразу же договорились, что будут жить независимо друг от друга, уходить работать на рассвете — самое лучшее время для работы, возвращаться старались на закате, если, конечно, одному из них не требовалось писать в ночное время.

Дороги, проложенные когда-то древними римлянами, прямые и ровные, хоть на телегах по ним мотайся туда-сюда, хоть в каретах. Надежные дороги, в местечке же Субиако тропинка змеилась и кривилась, то взбираясь на холмик, то сваливаясь с него, так, точно протаптывали ее исключительно пьяные художники. Лес… поражал воображение вековечными дубами в три обхвата, а городок на каменистых склонах показался путникам ласточкиными гнездами.

Остановка в первой попавшейся остерии, хозяин мрачный итальянец с длинными как у запорожцев усами и зеркальной лысиной, не дожидаясь заказа, спешит водрузить на стол глиняный кувшин с холодным, наверное, из самого погреба, белым, чуть отдающим земельной сыростью вином. Подали корзиночку с хлебом, сыр. Как говорится, чем богаты. Тем временем трактирный слуга уже распряг и устроил в конюшнях лошадок. Вслед за художниками в остерию зашел старик угольщик, молча глянул на утоляющих жажду незнакомцев, на хозяина. И перед ним тотчас образовался точно такой же ассортимент. Неужто хозяин забегаловки мысли читает? Да ни в коем случае, просто ничего другого у него в заведении похоже, отродясь не водилось. Разве что зеленщик петрушку да лук завезет. Гости не привередливы.

Получив скромную плату, трактирщик налил себе глиняную кружку вина, отломил кусок хлеба и сел за соседний столик, ожидая, когда его услуги понадобятся еще кому-нибудь.

До гостиницы не более часа пути, но полдень — жара. В такую погоду приличный хозяин остерии не выкинет из заведения даже неимущих гостей. Куда?

За трапезой разговаривали о Риме, Иванов жил рядом с Гоголем, недалеко от того места, где художники на улице Кондотти торгуют своими полотнами.

«Теперь многие взялись изучать древности, да только в Риме с этим делом не все благополучно, — глубокомысленно изрекал Александр Андреевич, покуривая дешевую и оттого, должно быть, невыносимо вонючую сигару. — Возьмите, к примеру, Форо-Романо, — ну, мы гуляли там на прошлой неделе. Когда-то там праздновались триумфы, а ныне пасутся коровы и козы. Плати хозяйке пару монет, и она подоит Пеструшку прямо под древней колонной, усевшись на обломок чей-то статуи. Вот вы нарочно спросите кого-нибудь из местных, где знаменитое Форо-Романо, и они, убей бог, не скажут. Потому что нет больше Форо-Романо, а есть Кампо Ваккино — коровье поле по-нашему. И бродят там буренки, щиплют травку среди обломков колон и статуй».

В гостинице Субиако художники были не редкостью, все стены здесь были буквально испещрены рисунками и разноязыкими приписками под ними. Тут хорошо знали Иванова и всегда старались отводить ему его любимые комнаты.

Впрочем, буквально с первых минут совместного поселения выяснилось, насколько Иванов и Айвазовский не подходят друг другу. В то время когда Иванов корпел над многочасовым изображением какого-нибудь тополиного листа, который должен был выглядеть совершенно идентично настоящему, Айвазовский успел обойти все вокруг, набрав целую пачку молниеносных зарисовок. Столкнулись две стихии — камень и воздух. Два образа жизни — каторжный труд и легкое любование жизнью. Разумеется, Иванов не мог одобрить манеру своего молодого друга. Иванов едва удержался, чтобы не назвать Айвазовского халтурщиком, подсовывающим публике не отражение подлинной природы, а картину невыстраданную, несделанную, лишенную глубинной правды. Ованес же реально недоумевал, как можно скопировать порыв ветра, движение волны, легкую игру теней на земле. В своих эскизах он изображал контуры будущей картины, все остальное писал по памяти в мастерской.

Они поспорили. Уязвленный обидными упреками, Айвазовский теперь слушал Иванова, понимая, что тот борется с желанием наговорить ему гадостей. Больше всего обидело его наблюдение Александра Ивановича, углядевшего в его неаполитанских видах феодосийские или кавказские мотивы. «Ты давно уже не пишешь нового, а лишь бесконечно копируешь сам себя на потребу богатым заказчикам!» — разорялся Александр Андреевич.

И наконец, удар в самое чувствительное место — Иванов заметил, что у Айвазовского здесь, в Италии, нет достойной конкуренции в плане морской живописи, а следовательно, он востребован не потому что талантлив, а потому что коли понадобился на стену морской вид, то и спросить по-хорошему некого. Либо бери Айвазовского, либо под Айвазовского.

Ованес был поражен услышать сразу столько, должно быть, накопившегося негатива, и в то же время понимал, что во многом Иванов безусловно прав. После успехов он перестал заботиться о тщательности, что-то упускал, оставлял на «так сойдет». Надо серьезнее работать, а то уйдет талант, и не останется после художника Айвазовского по-настоящему серьезных талантливых картин. Но и обидно было еще, как то Иванов привечал его, ничем не выражая своего недовольства, когда Ованеса хвалили друзья и пресса, а то вдруг в один раз вылил всю свою черную вонючую желчь.

На следующий день Айвазовский уехал.

Кто был прав в этом конфликте, а кто нет? Мне кажется, правда была на стороне Иванова, хотя его излишняя принципиальность и нетерпимость не вызывает к нему симпатии. Во всяком случае, известен факт, что когда Карл Брюллов вернулся в Италию, дабы умереть там, единственным его желанием было увидеть картину Иванова, о которой столько говорили. Александр Андреевич назначил встречу в кафе Греко, они мило болтали несколько часов, после чего Иванов отказался открывать перед Брюлловым двери своей мастерской. Отказал в последней просьбе умирающему! «Его разговор умен и занимателен, — писал Иванов о Брюллове Гоголю, — но сердце то же, все так же испорчено…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 117
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Айвазовский - Юлия Андреева бесплатно.
Похожие на Айвазовский - Юлия Андреева книги

Оставить комментарий