Камуччини попытался объяснить, кто такой Тёрнер, но хозяйка была неумолима, так что, в конце концов, два прославленных маэстро, чьей благосклонности добивались и молодые и известные своими заслугами художники, были вынуждены ретироваться. Последнее, что успел сделать утонченный англичанин, написать стихотворение, которое и попросил передать Айвазовскому, когда тот закончит работу.
Представляю разочарование молодого художника, когда он понял, что его правильное, по сути, приказание оказалось непреодолимым препятствием между ним и великим художником, с которым Ованес давно мечтал познакомиться.
Впрочем, его отчаяние не было чрезмерным, Айвазовский умылся, прилично оделся и отправился на поиски Тёрнера. К слову, англичанин нисколько не обиделся на русского, даже напротив. Всю свою жизнь он трудился и не любил, когда молодые художники проводят время в лени и потворстве своих низменных желаний. Поэтому когда он понял, что Айвазовский ни под каким предлогом не пропускает часов занятий, так что даже имена знаменитых гостей не подействовали на его квартирную хозяйку, он преисполнился уважением к молодому маэстро.
В тот день старый и молодой художники много разговаривали, гуляя по улицам Рима, но вокруг веселился карнавал, и что бы ни предпринимали Айвазовский и Тёрнер, в какую тратторию не забредали, повсюду гремели гитары, трещали и плевались огнем самодельные фейерверки, танцевали, пели, устраивали потешные бои. Гоголь и Панов лихо отплясывали в костюмах малороссов, зазывая и Айвазовского присоединиться к ним. Еще вчера Ованес, Василий и Векки веселились здесь же в костюмах испанцев, теперь душа художника требовала покоя и уединения, места, где можно было бы спокойно поговорить с Тёрнером, а не перекрикивать друг друга. Поэтому на следующий день англичанин повез его в Кампанью, где некогда творили Николя Пуссен и Клод Лоррен.[149]
Можно ли предположить, что Айвазовский зазнался, что гомон толпы, подобно волнам океана, убаюкал его чутье и самокритичность? Что теперь, когда у него появились новые друзья, старые побоку? Нет. Да, он мало пишет своим бывшим благодетелям, в чем сам же и признается. Но он ведь по-настоящему много работает. Не гуляет, не тратит время на женщин и вино, а буквально все время трудится. Если не рисует, то смотрит, примечает, учится. И разве можно сказать, что он неблагодарен, что забыл тех, кто помогал ему в самом начале. Вот строчки из его письма А. Р. Томилову от 20/8 июля 1842 года, из Парижа: «…я счастлив тем, что природа одарила меня силой возблагодарить и оправдать себя пред такими доброжелателями, как Вы. Я помню, в первое время еще в Петербурге, какое родное участие принимали Вы во мне, тогда, когда я ничего не значил, это-то меня и трогает».
В 1842 году Айвазовский получает приглашение выставиться в Лувре. Художник дал согласие, сообщив, что будет в Париже ко времени проведения выставки.
Должен ли он просить разрешения Академии на это путешествие? — Теоретически мог обойтись и без оного, он же едет на собственные средства. Но Айвазовский собирается присутствовать на означенной выставке не как частное лицо. Он русский художник и единственный представитель великой державы. Поэтому он действует разумно и официально, Айвазовский пишет прошение на имя начальника общины русских художников в Риме г. Кривцова,[150] и тот в свою очередь отправляет запрос в Петербург. Подписанное министром императорского Двора князем Волконским разрешение датируется 9 октября 1842 года Айвазовскому официально разрешено «выставить несколько больших картин с морскими видами (которые теперь он пишет) на имеющие быть в Париже выставке и самому ему провести там несколько месяцев для дальнейшего усовершенствования в морской живописи». Это означает буквально следующее — стажировка за границей продолжается, пенсионное пособие поступит туда, где художник будет жить. Кроме того, ему разрешено выставлять картины, «которые теперь он пишет» — то есть которые никто еще не видел и ценность их не определил. Иными словами, на свое усмотрение. Он не просто в милости, Айвазовский в явном фаворе. Он будет официально представлять Россию в Париже, и об этом напишут все газеты!
Глава 14
Восстав, в океане неистовость водТяжелыми всплесками бьет до высот,Под яростный рев строит призраки гор,И буря — безбрежный, безграничный просторОдевает, как дым,Дуновеньем своим.«Ни с места!» — воскликнул, — палитра в руках, —Старик чародей, и взмутившийся прахПокорен, заслышавши гения зов;И в бурю, безмолвно громады валовВот стоят, как во сне,На его полотне.
Ованес Туманян «Перед картиной Айвазовского» (экспромт). 1893 (Перевод В. Брюсова)
Однако Париж — дело хорошее, но к чему спешить туда загоняя лошадей? Айвазовский рассчитывает путешествие таким образом, чтобы по дороге посетить ряд итальянских городов, останавливаясь в каждом на несколько дней и спокойно работая.
Дольше, чем в других городах, он задержался в особенно поразившей его Генуе, где посещает дом, в котором родился Христофор Колумб.[151] Очередная идея — написать серию картин из жизни отважного мореплавателя — скоро будет реализована в полном объеме. Пока он собирает необходимый в работе материал. Много рисует в самом городе и окрестностях.
Молодой художник не пытается привлечь к себе внимание, у него и так мало времени на посещение тех или иных мест, а если еще и заводить новые знакомства, с умным видом разговаривать об искусстве, пить вино и ходить по гостям, точно уже будет не до работы. Тем не менее его то и дело узнают, пытаясь заговорить, проследить до гостиницы, попытаться выяснить, с кем он путешествует.
Да не с кем — один как перст. Впрочем, согласно легенде, жизнь Айвазовского той поры освещала первая страстная любовь — балерина Мария Тальони — итальянка по происхождению, на тринадцать лет старше Ованеса. Имела ли место эта связь в реальности — неизвестно. Во всяком случае, не сохранилось никаких писем, дневниковых записей, свидетельств современников. Факт, что они были знакомы, возможно, близко знакомы. Во всяком случае, в 1854 году Айвазовский написал картину «Венеция со стороны Лидо», на которой изобразил себя и Марию в лодке. Сама история их отношений хоть и блуждает из издания в издание, тем не менее больше напоминает красивую сказку, нежели правдивый случай из жизни. К слову, на всех сайтах в Интернете, где поминаются вместе имена Айвазовского и Тальони, эта история пересказана буквально слово в слово, что подтверждает ее происхождение из одного источника: балетная дива Мария Тальони приехала в Петербург осенью 1837 года, спектакли итальянской труппы проходили в Большом (Каменном) театре. Слава Тальони летела перед ней, и все билеты на «Сильфиду» с ее участием были распроданы заранее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
