Он едва не заблудился в лабиринте коридоров, но ему повезло: пышная дама с восхитительным декольте подсказала ему, куда идти. Наконец Виктор постучал в нужную дверь, та отворилась, и он увидел человека, которого, как он помнил, не так давно уже встречал в своей книжной лавке.
— Мсье Легри, чем обязан… Входите же и простите мой вид, я поздно лег.
Ступая за хозяином, одетым в домашний халат, Виктор пробирался среди статуй из бронзы и обожженной глины, изображавших, в своем большинстве, обнаженных женщин. Они быстро подошли к крошечному столику, на котором стояла плитка и куча грязной посуды.
— Кофе? — предложил Ганс.
— Нет, спасибо. Я буду краток. Моя супруга запрещает вам преследовать ее.
— Не понимаю, Таша боится меня или своих собственных порывов?
— Я был бы вам признателен, если бы вы взяли назад эти непристойные слова, — ответил Виктор, у которого непроизвольно сжались кулаки.
— Я приму во внимание вашу просьбу. Пусть Таша не беспокоится, я больше не буду настаивать на встрече. Она принадлежит вам, постарайтесь быть достойным ее и способным ее удержать. Эта бабочка порхает там, где ей вздумается.
— Да как вы смеете?!
Ганс принял оборонительную позицию, но на его лице вызывающее выражение мешалось с беспокойством. Виктор же не двинулся с места, не зная, как следует начать драку. Ударить в подбородок? В нос? В низ живота? Он представил себя зрителем, оценил нелепость ситуации и порекомендовал Виктору-боксеру сдаться. Его руки опустились.
— Я не собираюсь опускаться до драки, потому что доверяю своей жене.
— Браво, вы благородны! Если только это не свидетельство трусости.
Ганс даже сделал какой-то выпад, хотя на самом деле не был расположен к драке. Виктор был ему чем-то симпатичен. А что касается Таша, лучше временно от нее отказаться, чем рисковать получить фингал.
Он протянул Виктору руку:
— Оставим этот разговор, мсье Легри, не буду вас провожать. Прощайте, и лучше нам больше не встречаться.
На выходе Виктор резко обернулся и бросил:
— Ваше общество было мне куда приятнее, когда вы нанесли визит в нашу лавку, чтобы приобрести книги по истории искусства. Мой компаньон, который любит придумывать пословицы, сказал бы: маска украшает фата.
Отблагодарив консьержку чаевыми, Виктор сел на велосипед. Он ехал, не останавливаясь, вдоль Пети-Шам, замедлив ход лишь на улице Вольне. Он остановился там перед фасадом художественно-литературного кружка, чтобы полюбоваться фризом, который тянулся под карнизом второго этажа. Он был членом этого клуба в то время, когда встречался с Одеттой Валуа. Здесь он наводил справки о выходе книг и писал письма в роскошном зале корреспонденции. Слуги в коротких штанах сколь угодно наполняли его тарелку и бокал, а один раз в год у него была привилегия посетить новую театральную постановку.
Одетта… Тогда он был другим человеком — ветреным, светским. Любовь к Таша совершенно изменила его.
Он выехал на бульвары. Торговцы хрусталем, сапожники, ювелиры, лавки с безделушками, отели и рестораны зазывали покупателей. Пользуясь солнечным деньком, господа потягивали вермут на террасе кафе, дамы беседовали под каштанами и там же женщина, одетая в черное, сдавала стулья напрокат.
Его внимание привлек салон цирюльника, обитый ярко-желтыми панелями. Под вывеской находилась любопытная картинка: из прядей прямых, вьющихся и кудрявых волос всевозможных оттенков хозяин парикмахерской собрал изображение процессии жрецов перед египетской пирамидой. «Буквально все ведет меня в Египет», — сказал себе Виктор и вдруг увидел витрину парфюмерного магазина. Он попросил лакея в красном пиджаке присмотреть за своим транспортным средством, намереваясь купить бензойной смолы для Таша. Этот подарок смягчит неприятное впечатление, которое оставила у него в душе встреча с Гансом Рихтером.
Он прохаживался между прилавками, где женщины в мехах подставляли продавщицам запястья, а затем вдыхали аромат, который должен был превзойти запах лилий и роз. Он пренебрег новинками от Lubin, Houbigant, Bourjois или Pinaud, несмотря на то, что продавщица — девушка в бирюзовой блузке — всячески старалась привлечь к ним его внимание. Через несколько метров он остановился перед флаконом, вокруг которого была обвита зеленая ленточка, похожая на ту, что показал ему Жозеф. Бирюзовая блузка примчалась на выручку.
— Мсье хочет понюхать «Улыбку Индии»? Или вам просто нужен совет?
Он разглядывал палевый шелк, которым была выстелена изнутри коробочка с духами. Внезапно сердце забилось так быстро, словно он оказался за рулем вожделенного автомобиля «Серполе»[92] от Регинальда Лимингтона, о котором мечтал год назад. Ему показалось, будто в тот момент мигнула маленькая красная лампочка, висевшая в книжной лавке рядом с бюстом Мольера. Что ему говорил Жозеф?..
«Ну и болван же я, улица де л’Аршевеше 12а и 126, фабрика «Романт»!»
— Мадмуазель, духи «Романт» такого же качества, как и у производителей-конкурентов?
— Отличного. Но духи не выбирают, как обычный товар, поскольку не все всем подходит. Есть духи для блондинок, рыжих и брюнеток. «Улыбка Индии» лучшего всего подходит брюнеткам, запах слегка пряный, чуть с кислинкой, однако…
— Я беру!
Расстроенная продавщица поставила флакон, с которого уже хотела снять колпачок, чтобы полить из него пальцы Виктора.
— Я полагаю, это подарок? Мы завернем его для вас.
— Минуточку! У вас есть бензойная смола?
Продавщица едва сдерживала улыбку. «У него уж точно нет ни жены, ни любовницы!» — сделала она вывод.
— Бензойную смолу тоже завернуть?
Виктор кивнул. Итак, формула из книжечки, проглоченной карпом, была формулой духов. Алоэ, нард, оникс, циннамон, мирра, — ароматические вещества, в определенной дозировке входящие в состав единого аромата. Но как фабрика «Романт» из Шарантона связана с происхождением эссенции, созданной неким Пентауром?[93] И какое отношение это имеет к смерти Александрины Пийот, у которой, в коробочке из-под мигренина, хранилась эта формула?
— Ваши свертки, мсье. Извольте оплатить на кассе, — с заискивающим видом сказала бирюзовая девушка.
Инспектор Вальми развернул бурную деятельность. Он долго и нудно расспрашивал соседей Александрины Пийот. Торговка пухом и пером, которой было едва пятнадцать, замерев от страха, опустив глаза, с пальцами, исколотыми и распухшими от постоянного перебирания перьев, рискнула намекнуть на военного, встречавшегося ей здесь несколько раз, мсье Альфонса Баллю.
— Он такой мерзавец! Он затаскивал меня в темный угол, требовал, чтобы я задрала юбку, и демонстрировал мне свой член… Только не говорите никому, а не то я лишусь места! И так уже мной все помыкают, заставляют бегать для них в лавку и относить любовные записки!
Испытывая одновременно отвращение и удовлетворение, Огюстен Вальми пошел помыть руки — ему казалось, будто он испачкался, слушая рассказ девчонки про всякие гнусности. Один из его подчиненных занялся поисками вышеупомянутого Баллю. К концу дня выяснили, что тот обедает у кузины, консьержки с улицы Сен-Пер, где как раз расположена книжная лавка господина Легри. Узнали и адрес этого чиновника военного министерства: улица Виоле 37.
Если мадам Арманда Симоне не выказала волнения по поводу визита полиции, то лишь благодаря своей выдержке. На самом деле в горле у нее пересохло, сердце сжалось, а колени дрожали, но она давно уже научилась не выказывать своего смятения. Указав инспектору на кресло, она села напротив и приготовилась отвечать на вопросы.
— Правда ли, что одного из ваших жильцов зовут Альфонс Баллю?
— Совершенно верно. Но в данный момент он отсутствует.
— Это отсутствие беспокоит генерала Варне, секретарем которого он является, поскольку разрешение на это ему не выдавалось. У вас есть предположения, где он может находиться?
— Жильцы редко предупреждают меня о своих передвижениях.
Она лгала. Огюстен Вальми догадался об этом по бегающему взгляду и по тому, как нервно она покусывала губы.
— Правда? Разве вы не начинаете беспокоиться, если они подолгу отсутствуют?
— Не особенно. Может, прикажете еще и письмами с ними обмениваться!
— Вы помните, в какой день исчез капитан Баллю?
Арманда Симоне сделала вид, будто размышляет.
Она и в самом деле размышляла: что опаснее, признаться или смолчать?
— В последний раз я разговаривала с ним в субботу 12 сентября. Он встретился с женщиной на улице, и они вместе удалились.
— Черт возьми, прошло уже полторы недели! Не могли бы вы ее описать?
— Она казалась старше его.
— Ее одежда? Прическа?
— С чего бы мне обращать на это внимание?
Недовольный инспектор встал. Дама оказалась упрямой. Однако официальный вызов на допрос, возможно, ее образумит. Заодно он пригласит эту кузину, Мишлен Баллю, так же, как и Виктора Легри, этого проныру, который вместе со своим родственничком перевернул вверх дном сарай перекупщицы. Выходя, он машинально провел пальцем по колпаку над камином. Ему пришлось долго тереть серый от пыли палец белоснежным платком, прежде чем он надел замшевые перчатки.
