Понятно, что войнами этих мужиков не удивишь: они только что прошли Первую мировую, Гражданскую… Но впереди Великая отечественная, до неё всего-то двадцать лет. И это будет действительно страшная война, победа в которой достанется неимоверным трудом, десятки миллионов погибнут.
Доказательств у меня нет, я не могу навскидку ткнуть пальцем в календарь и объявить, что через месяц вдруг застрелят посла в каком-нибудь Гондурасе, а после дождичка в четверг Японию накроет тайфун. Моя память хоть и хорошая, но под такое не заточена.
Нет, я помню основные вехи истории, 22 июня 1941-го и 9 мая 1945-го навсегда закреплены в моём сознании. Всё остальное имеет обрывочный и хаотичный характер. Через какое-то время начнётся коллективизация и индустриализация. Когда – не помню!
Будет знаменитая статья «Головокружение от успехов» - но, хоть убей, дата в голове не отложилась. Могу точно сказать, что не в 1922-м году, а позже.
Бухарин напишет проект Конституции, которую наша учительница называла самой демократической в мире. Но это опять же не завтра.
Ягода, Ежов, Берия… Боюсь, эти фамилии пока мало что кому говорят.
Кирова убьют при весьма тёмных обстоятельствах.
Историки миллионы копий сломали, дискутируя на эту тему. Версий много, какая из них настоящая: официальная или одна из сонма выдвинутых – тайна великая есть.
Репрессии тридцатых… Расстрел Тухачевского. И опять же – останься тот жив, да ещё на своей должности, что было бы потом? Версия с заговором военных лично мне кажется весьма правдоподобной.
Скоро взойдёт звезда Гитлера, надо давить паровозы, пока те только чайники?
На его партию был с самого начала огромный запрос со стороны немецкого общества, которое замучено последствиями кабального Версальского договора.
Вдруг вместо Гитлера появится другой людоед, куда более талантливый, чем этот неудавшийся художник и герой-ветеран мировой войны?
Но потом я увидел смешинки в глазах начальника губрозыска, это была шутка и больше ничего.
Когда-нибудь, я всё же откроюсь. Невозможно всю жизнь носить в себе такую тайну. Кому я её доверю – пока неизвестно.
Но ещё рано сбрасывать покровы с тайны. Там я был ментом, наверное, не из самых худших. И это у меня получалось.
Почему я должен бросать такое любимое и порой такое ненавистное дело, которому посвятил столько лет?
Поэтому я не стал отвечать на вопрос Смушко, а лишь усмехнулся и недоумённо повёл плечом.
Начальник отпустил меня домой.
Я пришёл в общагу, разделся, бухнулся на кровать и проспал до обеда следующего дня.
Иногда крепкий сон – это то, что действительно нужно.
После него я почувствовал себя другим человеком.
Посмотрев в зеркало понял, что перестану себя уважать, если не побреюсь. Прежде мне никогда не приходилось пользоваться опасной бритвой – только видел, как бреется ей мой дедушка, пока ему не подарили электробритву.
Для первого раза получилось неплохо, хотя без пары мелких порезов не обошлось, я заклеил их по старинке полосками из газетной бумаги. Когда подсохнет, отдеру. Следов обычно не остаётся.
Освежился одеколоном – он пах просто термоядерно, ароматы будут за версту.
Супруга не жаловала мужскую парфюмерию, поэтому я никогда не пользовался в прошлой жизни дезодорантами или туалетной водой, только лосьоном для бритья.
Вспомнив любимую, снова взгрустнул. Что-то она даже сниться мне перестала.
После её смерти, она приходила ко мне в сновидениях почти каждую ночь, это казалось таким реальным, что я не хотел вырываться из мира грёз.
Погрустив, вернулся к бытовым делам: с тоской посмотрел на единственный пиджак в гардеробе: дырка от пули и пятна крови вряд ли сойдут за смелое дизайнерское решение.
Тот самый случай, когда нужна помощь профессионала.
Правда, проблема решилась сама собой – заявилась Степановна, которой уже доложили, что видели меня раненым.
Сердобольная женщина при виде повязки сразу запричитала:
- Ох, убили мальца!
От слова «малец», которым она наградила великовозрастную дубину, мне стало чуть легче на душе. Ну и фраза насчёт «убили» была несколько преувеличена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я убедил Степановну, что в целом чувствую себя нормально и вот прям щаз у неё на глазах умирать от потери крови не стану.
Тут она увидела мой «героический» пиджак и тут же забрала, заверив, что постирает, заштопает и вернёт в лучшем виде.
Как и обещал начальству завернул перед работой к врачу. Отсидел длинную очередь, наслушался уйму всяких разговоров: от бытовых жалоб до горячих политических диспутов. Всё, как в моём прошлом.
Снова предложили полечиться в больничке, я снова ответил вежливым отказом. Может, при иных обстоятельствах и стоило бы согласиться, но я не имел морального права подвести своих. Эта ночь обещала стать решающей.
- Точка и ша! – как сказал Гибер.
Для засады удалось раздобыть и второй «Максим», что резко повышало наши шансы. Лишь бы бандиты клюнули и всё прошло, как задумано.
Время тянулось мучительно больно, подтверждая старую прописную истину, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Люди старались вести себя тихо, чтобы не выдать присутствие звуком или движением.
Слишком многое было поставлено сегодня на карту.
Бандиты заявились поздно ночью, как я уже было отчаялся и подумал, что либо Левашов обладает воистину фантастической чуйкой, либо наживка не вызвала у него интерес.
Вдоль улицы пронеслась вереница телег, они разом затормозили напротив ворот банка. С телег попрыгали разношерстно одетые люди, но всех их объединяло одно: вооружены были до зубов.
- Началось! – тихо сказал Смушко.
Я затаил дыхание.
Пока всё шло по плану. Часть бандитов перелезла через ворота, часть осталась прикрывать своих со стороны улицы.
- Левашова видите? – прошептал я, выглядывая среди них главгада.
- Вижу, - так же шёпотом ответил Смушко. – Вон тот, с портупеей и маузером в руках.
Левашов демонстрировал воистину офицерскую выправку и выглядел так, как обычно в художественных фильмах изображают «золотопогонников». Подтянутый, ладный, в подогнанной под фигуру гимнастёрке, в фуражке с высокой, чуть изломанной по бокам тульей. При вид его почему-то верилось, что он мог в своё время водить людей за собой в атаку.
Я пригляделся к его лицу, поведению, к тому, как он раздавал команды, и мне вдруг стало ясно, что всё это показное, что Левашов – позёр, дрянной актёр из дешёвой антрепризы.
И приписываемая ему чуть ли не байроновская демоничность, куда-то исчезла.
Обыкновенный бандит и наркоман, отнюдь не народный герой или Робин Гуд.
На то, чтобы вскрыть двери, проникнуть в банк, у грабителей ушло две-три минуты, всё же народ был опытный, знал, что делать. Надеюсь, парни, изображавшие сторожей, успели выскочить – их штыки сейчас точно не будут лишними.
Не успел я об этом подумать, как рядом лёг шумно дышавший Поляницын - оперативник из нашей бригады. Ещё вчера его выдернули из деревни, а этой ночью он уже успел сыграть роль ночного сторожа.
- Ну как? – спросил я.
- Нормально, - выдохнул тот. – Еле ноги унесли. Двери подпёрли – через них не выбраться.
Ещё через четверть часа растворились ворота, через них потянулась организованная Левашовым цепочка по которой передавали «улов». Разумеется, бандитов интересовал не только опиум – в банке всегда имелось, чем поживиться.
Когда награбленное разместилось на телегах, и бандиты собрались так же резко срываться с места, как прибыли сюда, Смушко подал знак.
Застрекотали оба пулемёта, выкашивая бандитов как дурную траву.
Подключились и мы.
Ураганная пальба закончилась быстро и неожиданно, как и началась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Смушко приподнялся, закричал во весь голос.
- Я – начальник губрозыска. Предлагаю сложить оружие и выйти с поднятыми руками. Те, кто нарушит приказ, будут уничтожены как контрреволюционные элементы. Считаю до трёх! Раз!
Он не успел досчитать и до двух, как уцелевшие бандиты начали сдаваться. Их оказалось немного, меньше дюжины. Что самое отрадное – Левашов уцелел, но его ранили.
