Кравчий — профи, видит некоторые мои «паутинки мира». Испугать меня… сценка в застенке оказалось обманкой. Собственный прокол в оценке моей управляемости — для него очень болезнен, заставляет осторожничать, предполагать неизвестное и — худшее.
Прирезать? — Да без вопросов! Но тогда уж — и без ответов.
Демьян как-то собрался. Негромко скомандовал в сторону:
— Свистун! Ко мне!
В тёмном углу сеней какая-то неприметная дверка, ход в пристройку? Дверца открывается и оттуда рысцой бежит… Факеншит! «Салоп»! Нехорошо. Вдвоём они меня… А я, как дурак… в углу у дверей ручка колуна торчит. Успею?
Нет. Не успеваю.
И — не надо.
«Салоп» подбегает к кравчему, наклоняется, подставляя ухо к устам господина своего. Тот одной рукой обнимает его за шею, вторая рука проскальзывает под накидку-салоп… Глаза «салопа» широко распахиваются, рот пытается захватить воздух. Демьян чуть толкает в сторону, и тело валится на пол. Из груди у него торчит нож. Прямо в сердце. А на правом боку видны пустые ножны.
— Упокой, господи, душу раба твоего. Добрый человек был. Только свистел часто и суетился сильно. Побежал, вишь ты, запнулся, на ножик свой упал…
Демьян быстро креститься, а я с трудом закрываю челюсти. Нет, я конечно, уже не раз видел, и даже сам… И вообще: «попадун — глаз урагана», вокруг должны постоянно дохнуть туземцы. Но вот так хладнокровно, мимоходом… Кажется, ген D4 в средневековье распространён значительно шире, чем в моё время.
— Цена?
Очухался. Нытья не было вообще, из ступора выходит. Интересно сравнить с самим собой днём раньше. Вот, пошли однословные фразы.
— Штука гривен.
— Чего?! Гривну? Кунами? Одну?!
— Одну. Тысячу. Гривен.
Демьян хлопает глазами. Да, такие суммы в частном обороте на «Святой Руси» не фигурируют. Но я же расту! И расценки у меня растут.
— Не. Неможно. У меня и денег-то таких отродясь…
— Речь — не об твоей кисе. Ты как-то толковал о важных людях, которым я помешал Вержавским серебром накачиваться. Вот и прибери остатки. Чтобы они другими делами заняты были. А не за головёнкой моей охотились.
— Не, да откуда…
— На нет — и сюда нет. Только — туда.
Я встаю с лавки уходить. Кравчий с секундной задержкой кидается следом, хватает за плечо. Оба останавливаемся, смотрим друг в глаза. Ярость на его лице постепенно сменяется… более вежливым выражением. Даже где-то смиренным и просительным.
Прекрасно понимаю его задушевное желание: своими бы руками гада… Но… Он даже отряхивает невидимую пылиночку с моего плечика.
— Не… ну правда же… откуда такие деньжищи… нет-нет, я попробую… но…
— Пробовать — не надо. Надо — принести. Ладно — поверю. Сейчас едем к Акиму, делаем две заверенные долговые грамотки. С погашением на Крещение и на Пасху. За просрачивание — двойной рез. Ответ — всем майном и головой. Там и свидетели найдутся. Всё понял? Едем.
Пыхтит, крутит головой. Самый простой способ — прирезать меня тут же. Решает все проблемы. И — создаёт новые… Слишком много вокруг меня странностей. Да хоть бы тот же новый материал — бумага. Такого здесь не бывало. Это что-то значит? Я пишу хоть и полууставом, но с разбивкой по словам. Не могу без пробелов! Это какой-то тайный знак? Какая-то чертовщина?
Конечно, на «Святой Руси» есть свои шантажисты. Но они работают простенько, по-семейному:
— Отдай! А то батяне скажу!
Способ передачи информации — прямой, устный. Получатель — конкретный начальник.
Здесь нет манеры римских патрициев времён Империи — «писать правду в завещании». Живые римские аристократы предпочитали своих правителей усиленно славословить. А те же, но мёртвые — ругали не выбирая выражений. Именно из завещаний патрициев Светоний набирал «порочащие честь и достоинство» императоров эпизоды для своих «Двенадцати цезарей».
Описываемый мною «посмертный удар», «мёртвый хватает живого» — для «Святой Руси» совершенная новость.
Вторая новизна: обращение не к отдельному лицу, но — «публикация».
Воспроизводство, копирование информации в средневековье — очень трудоёмкий, медленный процесс. Но у меня — другие материалы. С неизвестными ему свойствами.
Человек может нацарапать за вечер одну такую грамотку на бересте. А сколько можно сделать бумажных копий? Доносы никогда не делают тиражом. Опубликование… обращение к общественному мнению… к сообществу власть имущих и благочестию следующих… к множеству их…
В 21 веке может мгновенно распространится видеоролик с «человеком, похожим на…». Или личная переписка, вдруг ставшая доступной каждому прохожему по сети, или секретный меморандум, который какой-нибудь «кибер-… что-то там» выложил в открытый доступ.
Здесь постоянно — сокрытое, сокровенное знание. «Не мечите бисер перед свиньями». Здесь постоянно бывает «разглашение тайны» — кто-то что-то болтанул. Но «опубликования тайны» — не бывает. Это — новизна непонятная.
Тайна. Написанная. Доступная всем…
Мне даже жаль Демьяна: он — профи. «Специалист подобен флюсу» — у него есть набор отработанных, накатанных ситуаций и реакций в них, сумма признаков, методов и технологий. К которым он привык, которым он доверяет, которыми он «владеет». Начиная с «куда смотреть, на что обращать внимание».
Но здесь он видит кучу необычного. И от этого — теряется. Не может уверенно просчитать последствия и варианты. Ему, в таком «тумане», в «болоте» непривычности, неопределённости — нужно срочно принять решение. Ошибка — катастрофа. И для него самого, и для его дела — для чести и безопасности его князя.
Ему непонятно: правду ли я говорю? Смог ли я реально построить функционирующую систему… распространения порочащей информации? Не в форме молвы, слухов — это-то знакомо и распространено, но в форме письменного документа? Не — «в уши», но — «в глаза». Доверие к информации зависит от формы её представления — написанному верят больше, чем услышанному, увиденному — больше, чем написанному.
Хохмочка принца Гамлета с представлением, устроенным бродячими комедиантами перед королевской семьёй — из серии про видео. Реакция убийцы — от наглядности. От собственной сопричастности к зримому. Вот выдержки и не хватило. У меня такой возможности пока нет, но Демьян знает, что здесь даже не показываемому — писанному — верят. Потому что главное здешнее писание — Святое.
А вот уверуют ли кравчий? Явный зазор между истиной и правдой. Важно не то, что я сделал — важно, поверит ли он? Вопрос веры в чистом виде. Здешние люди с младенчества воспитаны в вере. В вере Христовой.
Ну, Ваня, нынче и узнаешь: годен ли ты в апостолы и пророки, в веро-внушатели и правдо-распространители?
И ещё: инстинкт самосохранения у него вполне развитый. Но несколько модифицированный по сравнению с 21 веком. Он — человек системы, а я «замахнулся на самое святое», что есть у всякого «янычара» — не на Родину, Русь — это-то фигня. Абстракция, изредка вспоминаемая по большим праздникам. На самого князя! Демьян «с молоком матери» впитывал атмосферу служения. Служения князю. Именно этому, единственному и неповторимому. «Культ личности» — основа всей средневековой феодальной пирамиды.
«Увидев на экране кинохроники Генерального Секретаря, женщины в зале восторженно закричали: — Это Он! — и залились слезами радости и умиления».
Вне этого Демьян не только служить, просто существовать — не может, не представляет. Это — как дышать. Сказано же: «отставных разведчиков — не бывает». Здесь это правило — значительно жёстче и шире.
Я уже объяснял: фраза — «и хрен меня потом найдут» — здесь не работает. Рассуждения Курбского о праве аристократов «отъезжать» от одного государя к другому — о другой ситуации, побеги московских бояр в Литву и Крым — другая эпоха. В «Святой Руси» случаи перехода бояр к другому князю — единичны. Исключая ситуации, когда они хором призывают князя. Не боярин бегает от князя к князю, а князь бегает от одного боярства к другому.
Если Благочестник узнает об этом доносе — Демьяну смерть. Поэтому он и зарезал своего человека — «салопа»: уж очень «горячая» информация, уж очень велики ставки. Если об этом доносе узнают другие князья и вятшие, то Демьяну — смерть, Роману — позор. Что для Демьяна — тоже позор. Здесь верят в загробную жизнь: позор настигнет и после смерти. «Гореть ему в аду».
Казалось бы, мне полезнее «оседлать» таким шантажом самого Благочестника. Но не получится. Потому что Ромочка — искренне верующий человек. «Щит веры православной» защитит его от последствий разглашения тайны. Точнее: от восприятия реальности последствий.
Я уже говорил: искренне верующий человек — опасен для окружающих. Просто у него другая система ценностей.
Если вы гоняете в Англии по правой полосе, то это не значит, что вы плохой человек. Просто для вас полосы основного и встречного движения — другие, континентальные.
