— Эти деньги дала мне Лейла,— сказала она.
— Каким крючком вы их вытащили у нее?
Она раскрыла рот.
— Ладно.— Бросил я деньги в сумку и оттолкнул ее к девушке.—-Полагаю, вы с Оррином относитесь к разряду людей, способных убедить себя в правильности любых своих действий. Он шантажировал родную сестру, а потом, когда пара мелких мошенников проведала про его рэкет и обобрала его, Оррнн выследил их и заколол в шею ударом ножа для колки льда. Вероятно, этот поступок не помешал ему крепко спать в ту ночь. Вы с ним сделаны из одного теста. Эти деньги вы получили не от Лейлы, а от Стилгрейва. Спрашивается за что?
— Вы мерзавец,— вымолвила Орфамей.— Вы подлый негодяй. Как вы смеете говорить мне такие вещи?
— Кто уведомил полицию, что доктор Лагарди был знаком с Клаузеном? Лагарди был уверен, что это сделал я, но я-то этого не делал. Значит, вы. Зачем? Чтобы выкурить из убежища своего братца, не желавшего, чтобы вы вмешивались в его рэкет, о котором вы прекрасно знали. Хотелось бы мне почитать письма, которые он писал домой! Держу пари, что они очень содержательны. Я ясно представляю себе, как ваш Оррин разрабатывает это дело. Он выслеживает сестру и наконец ловит ее в кадр вместе со Стилгрейвом, а на заднем плане добрый доктор Лагарди поджидает свою долю в добыче. Зачем вы наняли меня?
— Я почти ничего не знала,— спокойно ответила Орфамей.
Она вытерла платком глаза, убрала его в сумку и собралась уходить.
— Оррин никогда не упоминал в письмах имен. Я даже не знала, что он лишился этих снимков. Мне было известно только, что он их сделал и что они представляют большую ценность. И я приехала, чтобы проверить,-
— Что проверить?
— Что Оррин не обманывает меня. Иногда он был способен на подлые поступки. Он мог забрать все деньги себе.
— Зачем он звонил вам позавчера?
— Он был испуган, ведь доктор Лагарди был недоволен им. Снимков у Оррина уже не было, они находились у кого-то другого. У кого именно, он точно не знал.
— Снимки были у меня,— сказал я.— Они и сейчас лежат в моем сейфе.
Орфамей медленно повернула голову и взглянула на сейф, задумчиво водя пальцем по губам. Потом снова повернулась ко мне.
— Я вам не верю,— проговорила она, наблюдая за мной, как кошка за мышью.
— Как вы смотрите на то, чтобы поделить со мной эту тысячу? Тогда я возвращу вам фотографии.
Она стала обдумывать предложение.
— Вряд ли стоит отдавать столько денег за вещь, которая фактически вам не принадлежит,— улыбаясь ответила она.— Прошу вас, Филип, возвратите их мне. Я должна вернуть их Лейле.
— За какую цену?
Орфамей нахмурилась и приняла обиженный вид.
— Лейла, правда, теперь моя клиентка,— сказал я,— но надуть ее за хорошую цену было бы неплохо.
— Я не верю, что снимки у вас.
— О’кей.
Я встал и подошел к сейфу. Через полминуты я высыпал на стол из конверта снимки с негативом — поближе к себе. Орфамей стала вглядываться в них.
Я собрал их и, держа в руке, показал ей снимок. Она протянула к нему руку, но я быстро отвел свою.
— Я не успела разглядеть,— пожаловалась она.
— Более близкое изучение стоит денег,— заявил я,
— Вот уж не думала, что вы окажетесь мошенником.
Я промолчал и снова разжег трубку.
— Я могу устроить так, что вам придется отдать их полиции,— пригрозила она.
— Попробуйте.
Неожиданно она быстро заговорила:
— Я не могу дать вам эти деньги, правда, не могу. Нам с мамой предстоит оплатить еще счета отца, а потом дом нуждается в ремонте и...
— За что вы получили эту тысячу от Стилгрейва?
Она замерла с открытым ртом, вид у нее был безобразный. Но, моментально взяв себя в руки, она крепко сжала губы — передо мной снова было маленькое непроницаемое личико.
— Вы знали всего лишь одну вещь, какая могла заинтересовать его,— проговорил я.— Это место пребывания Оррина. За эту информацию Стилгрейв сразу бы выложил тысячу, потому что дело касалось даты его фотографирования. Он заплатил вам эти деньги за адрес Оррина.
— Адрес дала ему Лейла,— возразила Орфамей.
— Это утверждает и сама Лейла,— сказал я.— Если бы понадобилось, она бы объявила об этом всему свету. Точно так же она призналась бы всему свету в убийстве Стилгрейва, если бы не было иного выхода. Лейла из тех голливудских птичек, которые лишены моральных предрассудков. Но когда дело доходит до коренных моральных устоев, они у нее имеются. Она не убийца и не предательница.
Орфамей побледнела как полотно. Стиснув задрожавшие губы, она встала.
— Вы продали своего брата,— сказал я.— Вы подстроили его убийство. Тысяча долларов — цена его крови. Желаю, чтобы эти деньги пошли вам на пользу.
Орфамей сделала два шага к двери и вдруг хихикнула.
— Кто это докажет?! — взвизгнула она.— Кто из оставшихся в живых? Вы? Кто вам поверит, вам, какому-то жалкому сыщику? — Она пронзительно рассмеялась:— Вас можно купить за двадцать долларов!
Пачка снимков все еще была у меня в руке. Я зажег спичку и поднес ее к негативу — бросил его в пепельницу и смотрел, как он пылает.
Орфамей замерла от страха. Я стал рвать снимки на клочки.
— Дешевый сыщик,— усмехнулся я.— Ну а чего же вы от меня ожидали? Мне некого продавать — у меня нет братьев и сестер. Поэтому мне остается продавать своих клиентов.
Она с яростью уставилась на меня. Я положил обрывки снимков в пепельницу и поджег их.
— Жалею только об одном,— сказал я,— что не увижу вашего возвращения в Манхэттен, штат Канзас, к мамочке. Не увижу, как вы будете драться из-за этой тысячи. Держу пари, там будет на что посмотреть.
Я поворошил обрывки фотографий карандашом, чтобы они лучше горели. Орфамей подошла к столу и тоже уставилась на тлеющую кучку бумаги.
— Я сообщу полиции,— прошипела она.— У меня есть что рассказать. Мне они поверят.
— А я открою им, кто убил Стилгрейва,— заявил я.— Мне ведь известно, кто этого не делал. Мне они скорее поверят.
Голова девушки дернулась, словно от удара.
— Не волнуйтесь,— успокоил ее я.— Мне незачем так поступать — это ничего не даст, а другому человеку будет стоить очень дорого.
Зазвонил телефон. От неожиданности девушка вздрогнула. Я взял трубку и сказал:
— Хелло!
— Амиго, у вас все в порядке?
В комнате раздался какой-то звук: я оглянулся и увидел, как затворилась дверь. Я остался один.
— У вас все в порядке, амиго?
— Я устал, не спал всю ночь. Кроме того...
— Младшая сестра звонила вам?
— Она только что ушла от меня. Возвращается в Манхэттен с добычей.
— С добычей?
— С деньгами, полученными от Стилгрейва за то, что выдала брата.
Наступило молчание, затем Долорес серьезно сказала:
— Вы не можете этого знать, амиго.
— Я знаю это так же точно, как то, что сижу сейчас на своем столе с телефонной трубкой в руке. Так же точно, как слышу ваш голос. И почти так же точно я знаю, кто застрелил Стилгрейва.
— Напрасно вы мне это говорите, амиго. Не стоит мне так доверять.
— Я часто ошибаюсь, но не на этот раз. Я сжег все снимки, а перед этим пытался продать их младшей сестре. Однако она предложила мне слишком маленькую сумму.
— Вы, конечно, шутите, амиго?
— Шучу? Над чем?
Она рассмеялась звонким, серебристым смехом:
— Возьмете меня с собой позавтракать?
— Могу. Вы дома?
— Да.
— Я заеду за вами через несколько минут.
— Буду в восторге.
Я положил трубку.
Спектакль окончился, я сидел в пустом театре. Занавес опустился, и сквозь него были видны еще фигуры действующих лиц, но они уже расплывались и тускнели. И прежде всего в моей памяти стал стираться образ младшей сестры. Пройдет дня два, и я забуду, как она выглядела, потому что в некотором роде она была нереальной фигурой. Я думал о том, как она с жирным кушем в сумке вернется в свой Манхэттен, к своей дорогой мамочке. Ради этих денег было убито несколько человек, но вряд ли это будет ее беспокоить. Я представил себе, как она утром возвращается на работу к... как фамилия этого доктора? Да, к доктору Пугсмиту. Она вытирает пыль с его письменного стола и раскладывает журналы в приемной. На ней снова очки без оправы, строгое платье. Манеры ее предельно корректны.
«Доктор Пугсмит сейчас примет вас, миссис Джонс».
Она с улыбочкой открывает дверь, и миссис Джонс проходит мимо нее в кабинет, где восседает за письменным столом доктор Пугсмит, чертовски профессионально выглядящий, в белом халате со стетоскопом на шее. Перед ним лежит история болезни, блокнот и книжка бланков рецептов. Доктор Пугсмит знает все на свете, его невозможно провести. Стоит ему взглянуть на пациента, как все ему уже понятно, а вопросы он задает только для проформы.
