Неддар наскоро проглядел несколько штук, нашел нужный и уставился на стоящего напротив д'Ожа.
— Барон Комес?
— Да, ваше величество! — отозвался Упрямец.
— «Не словом, но делом!» — гласит девиз вашего рода. И это — не только слова: ваше мужество, самоотверженность и верность вассальному долгу воистину достойны восхищения. Я искренне счастлив сознавать, что могу опереться на ваше плечо в самую тяжелую годину…
— Спасибо, сир! — пророкотал польщенный барон. — Мой меч всегда к вашим услугам!
Неддар склонил голову, демонстрируя свое уважение, а потом продолжил:
— Вы — тверды, как алмаз. Значит, должны служить одним из краеугольных камней династии Латирданов…
В глазах Упрямца мелькнуло удивление: краеугольными камнями династии обычно называли членов Внутреннего Круга. То есть первого министра, королевского казначея, начальника Тайной службы и камерария. А все эти должности были заняты…
— Я не оговорился! — заметив его реакцию, усмехнулся Неддар. Потом свернул свиток и легонько пододвинул его по направлению к барону: — Граф Комес д'Оллиер, барон д'Ож, я назначаю вас своим камерарием и жалую вас правом сидеть в моем присутствии…
По залу прокатился тихий шепоток. А бывший владелец лена д'Оллиер, стоявший за широченной спиной графа Ильвидара Энейра, смертельно побледнел. И не зря — на время забыв про новоиспеченного начальника Тайной службы, Неддар уставился в глаза королевского казначея:
— Га-а-арт? Ты считаешь мое решение несправедливым?
Вельможа судорожно сглотнул, вытер лоб кружевным платком и… икнул.
— Потерял дар речи… — презрительно бросил Генор д'Молт.
— Это не самая большая его потеря… — не отрывая взгляда от взмокшего от страха придворного, отчеканил король. — Ибо завтра он лишится еще и головы…
Гарт побледнел еще сильнее, а потом рухнул на колени:
— Смилуйтесь, ваше величество! Я…
— Ты — вор! — перебил его Неддар. — Мои воины только что вернули на место семь сундуков золота, которые ты вывез из дворца в день смерти моего отца…
Казначей всхлипнул, прижался лбом к полу и… попытался оправдаться:
— Ваше величество, я пытался спасти казну от разграбления!
— И поэтому взял только семь, а не всё, что могло поместиться в твою карету? — криво усмехнулся король, а потом перевел взгляд на сотника Арзая: — Займись им…
Хейсар не медлил ни мгновения — услышав приказ, он повернулся к стражникам и коротко мотнул головой:
— Убрать…
… Пока поскуливающего экс-казначея выволакивали в коридор, монарх бесстрастно изучал свитки. А когда закрывшаяся дверь заглушила мольбы о прощении, уставился на барона Генора:
— Барон? Вы выехали на помощь своему сюзерену сразу же, как получили его письмо. Не колеблясь, не раздумывая и не пытаясь оценить свои шансы на победу. Вы загнали лошадей, но добрались до стен Аверона меньше, чем за двое суток. И не бросились на приступ только потому, что узнали о смерти законного короля и о моем приближении…
Генор помрачнел:
— Ваше величество, я…
— Вам не в чем оправдываться, барон! Мои люди расспросили ваших вассалов, и я ЗНАЮ, что, когда и как вы делали…
Владелец лена д'Молт слегка расслабил напряженные плечи, но взгляда так и не поднял.
— Барон! Верность долгу — это хорошо. Но она должна идти рука об руку с умением думать! К тому моменту, как вы подошли к Аверону, мой отец был уже мертв. Значит, штурм в одиночку ослабил бы мою армию. И даже мог поставить ее на грань уничтожения…
— Я тоже так подумал, сир… — глухо буркнул барон.
— И правильно сделали! — улыбнулся Неддар. — Поэтому я дарю вам лен Эркун, жалую титул графа и назначаю королевским казначеем…
… Одаривая тех, кто не забыл о вассальном долге, король изредка посматривал на графа Грасса и мысленно благодарил его за неимоверную работоспособность — за три дня, которые прошли с момента его возвращения в Аверон, тысячник не прилег ни на минуту. И умудрился собрать и обработать море информации о тех, кто хоть как-то проявил себя во время попытки дворцового переворота.
В первом списке значились имена полутора десятков глав дворянских родов и человек пятнадцати безземельных дворян, не забывших о вассальном долге и выступивших на помощь династии Латирданов еще до появления слухов о возвращении принца. Во втором — имена двадцати трех клятвопреступников и четырнадцати равнодушных. То есть тех, кто решил вознестись к вершинам власти вслед за убийцей своего сюзерена или ждал результата переворота, чтобы впоследствии присоединиться к победителю.
Последних Неддар ненавидел больше всего. Ибо считал, что нерешительность — сродни трусости. Поэтому без тени сомнения одаривал своих сторонников их титулами, ленами, городскими домами и другим имуществом.
Естественно, были и исключения — скажем, лен Саммери остался за своим хозяином. Так как барон Одего, прикованный к постели уже восьмой год, не мог прибыть в Аверон при всем желании.
Кстати, граф Грасс считал приблизительно так же — рядом с этим именем стояла пометка: «Взял под охрану королевские склады в Трише. Вовремя…»
… Естественно, каждое назначение, дар или привилегия были продуманы тщательнейшим образом: скажем, мелкопоместные дворяне, волею своего сюзерена вознесенные к подножию трона, должны были превратиться в самых верных последователей Латирданов. Готовых на все и вся, лишь бы сохранить и упрочить свое положение. Тем, кто сохранил титулы и лен, давалась возможность доказать, что их нерешительность явилась следствием недостатка информации или еще каких-нибудь объективных причин. Ну, а от жертв «королевской несправедливости» ждали реакции. Любой. Чтобы уточнить их роли в подавленном мятеже и найти пока еще не отловленных сторонников покойного графа Варлана.
Впрочем, в том, что «униженные и оскорбленные» решатся на какое-либо действие, Неддар сильно сомневался: большая часть тех, кто по складу характера мог бы возглавить новый заговор, уже находилась в пыточных подвалах или дожидалась очереди на плаху. А их возможные последователи, оставшиеся на свободе, были готовы на все, лишь бы сохранить жизнь, поэтому радостно поддерживали любое волеизъявление монарха. И улыбались даже тогда, когда узнали имя нового хозяина графства Ромм.
А вот сам новоиспеченный граф, получивший в нагрузку еще и должность начальника Тайной службы королевства, ошалело хлопал глазами. И непонимающе переводил взгляд с Неддара на графа Рендалла и обратно.
Пришлось приводить его в себя. Так, как это делали в Шаргайле.
Увернувшись от метательного ножа, брошенного сюзереном, Белая Смерть ухмыльнулся и ударил себя кулаком в грудь:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
