от автоматной очереди в горах до меня начало доходить то, что сказала Ира, и меня коротнуло.
Что? – моргнул, не произнося ни слова, язык онемел, тело стало чужим лишь где-то отдаленно бахало сердце и напоминало, что я все еще жив.
– В общем… – она замолчала, дыхание подвело, оборвалось и Журавлёва торопливо и фальшиво улыбнулась Алёне, даже в темноте я заметил неестественную бледность ее лица, и заговорила сбивчиво. – Пойду поздороваюсь с Олегом Геннадьевичем, и попрощаюсь…
Журавлёва рванула от нас так быстро, будто на пожар, а я все еще не мог уложить в голове как так произошло, что она от меня…?
– С тобой все в порядке? – Алена навязчиво маячила под боком, хотелось рявкнуть на нее, но даже это я был не в силах сделать. Все то же самое тупое оцепенение давило. – Паш, да что тут у вас случилось?
Нервно спросила, а я не отрывал взгляда от Журавлёвой, которая подошла к моему отцу и заговорила с ним. Он расплылся в довольной улыбке, но нахмурился, когда Ира что-то ему сказала. На Иваныча она даже не глянула и после шагнула к калитке, намереваясь уехать. Иваныч пошел за ней, подцепил за руку, она улыбнулась ему, но холодно, будто мертвой улыбкой, и помотала головой, а я не отдавая себе отчета разжал руку, оставляя Алёну стоять в одиночестве, и в пару шагов преодолев расстояние до отца забрал ключи от машины и сжав Журавлёвское запястье поволок ее к воротам.
Домой собралась? Я подброшу!
***
Суворов толкнул меня в машину, сам сел на переднее и сорвал с места так резко, будто за ним гонятся. Ад пуст – все черти здесь. Вжалась в сиденье, хотелось слиться с ним, чтобы Пашка не заметил меня, но я не очень-то хорошо сочеталась с черной кожей. Говорить что-то еще боялась, было страшно вообще рта раскрыть, потому что Суворов снова впал в это свое молчаливое состояние, когда любые мои доводы будут отражены циничностью его замечаний, и я хапну негатива больше, чем мне причитается по статусу.
Пашка тоже молчал, и, как назло, гнал машину куда-то по лесной дороге. Коттеджный поселок мы давно проехали, оставили позади и теперь гнали между вековыми соснами в молчании. В салоне было слишком тихо, и эта тишина противно давила, заставляла пальцы сжиматься до красноватых следов в ладошках от острых ногтей. Челюсть начала ныть до того сильно я ее сжимала, а глаза резало от непролитых слез, но не стану же я при нем сейчас…
– Ты сейчас серьезно, да? – Паша первый нарушил тишину, а я так и не смогла и лишь истерически хмыкнула, что могло означать как «ты издеваешься, спрашивая такое?» и как «я сбежала из дурки, принимайте обратно»…И я искренне склонялась ко второму, потому что нервы были ни к черту и мне было впору выть от страха перед неизвестностью. – У меня есть дочь, и знали все, кроме меня…
А вот за это поручиться не могу, не знаю, кто был в курсе, что Кариша от Паши, но Марк с Дашей точно знали.
– Дочь, Журавлёва, – просипел будто сам с собой разговаривая, и вдруг резко подвернул к обочине, если так можно назвать маленький закуток между деревьями и заглушил мотор, поворачиваясь ко мне. – Дочь.
Я кивнула, понимая, что от меня ждут хоть какой-то реакции, но, кажется, что всю храбрость, отведенную мне в этот вечер, я израсходовала и теперь оставалось лишь хлопать глазами и кивать.
– Пиздец.
Вышел из машины и закурил, я дрожащей рукой нашарила ручку и выбралась из черного внедорожника, украдкой оглядывая местность. Кругом одни сосны, лес такой дремучий, будто из сказки. Темно, а из-за того, что время близится к глубокому вечеру, становится еще и прохладно. Тишина и неестественный, кажущийся кошмарным, шелест вековых стволов, которые трещат от натуги под собственным весом. И кукушка где-то вдалеке отсчитывает мне годы жизни, если, конечно, Суворов не порешит раньше.
– Паш, прости что не сказала тебе… – вроде произнесла шепотом почти неслышно, но он так резко обернулся, что я вздрогнула. – Я должна была.
– Должна была, – ответил философски, будто передразнивая меня, но в интонации сквозила горечь. Выдохнул дым скуренной до фильтра сигареты тут же подкурил новую. – Я Алёнке предложение сделал вчера…
Все внутри оборвалось, тошнота подкатила к горлу, и тянущая пустота наполнила нутро. На Суворова не смотрела, как и он на меня. Стояли рядом словно разделенные невидимой стеной и не дышали. Пашка забыл о сигарете в зубах. А я о кислороде в принципе. И еще эта адская боль в районе ребер не давала покоя.
Предложение. Она теперь невеста его.
Мутно, словно в тумане вспоминаю кадры как она подошла к нам и так уютно скользнула в объятия Суворову, который сжал ее, притягивая ближе. Как будто делал это сотни раз. Сотни. И кольцо на ее безымянном, когда безотчетно положила руку ему на грудь, спрашивая, чего мы тут забыли вдали от всех…
Нельзя об этом думать, боль адская. Но разве сердцу прикажешь не биться?
– Я сказала тебе не для того, чтобы шантажировать, – с трудом выталкиваю из себя эти слова, и Суворов все же удостаивает меня взглядом и тот прошибает как поток холодного воздуха в жару. Как удар о ледяную стену, которая в осколки под тобой разбивается и те впиваются в кожу. – Ты должен знать, – ёжусь, обхватываю себя руками, и хочется отступить чтобы не получить обморожение от этого взгляда, но стою на месте. – Когда Карина вырастет, я тоже обо всем ей расскажу…
– Расскажешь обо всем, – повторяет язвительно и делает ко мне шаг, а мои ноги врастают в землю. – Как Марк тебя пользовал, потом как бросил и ты под его друга легла, об этом расскажешь?
Каждое слово как удар хлыста, и я сжимаюсь, позорно корчась от этих слов.
– Как от пары перепихов даже без окончания внутрь, ты залетела как по волшебству, Журавлёва? Это расскажешь?
Больно так, что, кажется, на плечах останутся синяки, но рук не разжимаю, иначе просто сорвусь и ударю.
– Как…
– Замолчи! – срываюсь хрипло и затихаю, дрожа как паутина на ветру. Пашка яростно зарывается пальцами в свои волосы и оттягивает, шепча ругательства. – Не перекладывай с больной головы на здоровую! Ты же сам за мной бегал, а я говорила, что между нами ничего быть не может, забыл?
Обида тугим комом скручивает внутренности, и я все же всхлипываю.
– Забыл ли я, как ты меня собой дразнила, а потом отталкивала? Забыл ли как едва на член Марку не прыгнула, даже не парясь, что я в комнате?
– Пошёл к чёрту! – руки разжимаются, и я толкаю Суворова в грудь отшатываясь от него как от огня. С
