Лишь редким счастливцам удавалось проникнуть в эти помещения, зорко охранявшихся от любопытствующих. Без личного разрешения Гитлера никто не имел права осматривать общий градостроительный план Берлина. Когда Геринг как-то посетил макет Великой улицы, он пропустил вперед сопровождавших его и сказал мне взволнованно: «На днях фюрер имел со мной разговор о моих задачах после его кончины. Он все полностью передает на мое усмотрение. Он потребовал от меня пообещать только одно: что я никогда не заменю Вас кем-либо другим на вашем посту, что я не буду вмешиваться в Ваши планы и предоставлю Вам полную свободу. А также, что я должен буду предоставлять в Ваше распоряжение на строительство те денежные средства, которые Вы от меня потребуете». Геринг взволнованно помолчал. «Это обещание фюреру я скрепил торжественным рукопожатием, а сейчас я это обещаю и Вам», — он медленно и патетически протянул мне руку.
Осмотрел работы своего ставшего знаменитым сына и мой отец. Он только пожимал плечами, разглядывая макеты:"Вы совершенно сошли с ума!" Вечером того же дня мы пошли на какую-то комедию в театр с Хайнцем Рюманом. Случайно на спектакле оказался и Гитлер. В антракте он через адъютантов поинтересовался, не мой ли отец, почтенный господин, сидящий рядом со мной. Затем он пригласил нас обоих к себе. Когда Гитлеру представили моего отца, который, несмотря на свои семьдесят пять лет отличался неизменной выправкой и самообладанием, им овладела сильная дрожь, которой я никогда, ни раньше, ни потом, у него не видел. Он побледнел, никак не отреагировал на хвалебные гимны, в которых Гитлер воспел его сына и молча откланялся. Впоследствии отец никогда не вспоминал об этой встрече, и я также избегал его спрашивать о причинах волнения, которое столь очевидно охватило его при виде Гитлера.
«Вы совершенно сошли с ума». Когда сегодня я перелистываю многочисленные фотографии макетов нашей тогдашней Великолепной улицы, я вижу: это было бы не только безумно, но и просто очень скучно.
В принципе мы отдавали себе отчет в том, что застройка новой улицы исключительно административными зданиями неизбежно даст эффект безжизненности, а потому и зарезервировали две трети ее общей протяженности для частных застройщиков. При поддержке Гитлера мы сумели отбить попытки административно-управленческих инстанций вытеснить торговые здания. Роскошный кинотеатр для премьер новых фильмов, кинотеатр для массовой публики на две тысячи мест, новое оперное здание, еще три театра, новый концертный зал, здание для всякого рода конгрессов, поименованный «Дом наций», гостиница в двадцать один этаж на полторы тысячи гостей, несколько варьете, рестораны, в том числе — и особо большие, даже крытый бассейн в римском стиле и по пропорциям времен императоров — все это сознательно закладывалось в проект, чтобы наполнить новую улицу городской жизнью. (1) Тихие внутренние дворики с колоннадами и маленькими ухоженными магазинчиками должны были как бы приглашать к прогулке. Предполагалось широко использовать световую рекламу. Улица в целом была задумана мной и Гитлером как сплошная выставка — продажа немецких товаров, особенно притягательная для иностранцев.
Когда я сегодня просматриваю фотографии и планы, то и эти отрезки улицы представляются мне безжизненными и какими-то рационалистично заорганизованными. Когда в день моего освобождения, утром, направляясь в аэропорт, я проезжал мимо одного из этих зданий (2), за несколько секунд я понял то, чего мы не замечали годами: мы строили, не задумываясь над масштабами. Даже для построек частного сектора мы считали возможными комплексы протяженностью от 150 до 200 м; мы жестко определяли высоту строений, высоту фасадов магазинов, загоняли многоэтажные дома за постройки, определявшие красную линию и перспективу улицы и тем самым опять же лишали себя одного из способов оживления, преодоления монотонности. Рассматривая фотографии зданий учреждений торговли, я всякий раз испытываю испуг от монументальной застылости, которая разрушила бы все наши усилия по возвращению столичной жизни на эту улицу.
Относительно удачное решение мы нашли для Центрального железнодорожного вокзала, от которого на юге должна была брать начало гитлеровская Великолепная улица. Вокзал выгодно бы отличался от всех иных чудовищ своим раскрыто-видимым стальным каркасом, облицованным медными пластинками и распахнутыми стеклянными поверхностями. В нем предусматривались четыре возвышаюшихся друг над другом уровня для движения транспорта, связанных между собой лифтами и эскалаторами. Он должен был затмить нью-йоркский Грэнд Сентрал Терминал.
Официальные иностранные делегации должны были бы спускаться по огромной внешней лестнице. Предполагалось, что они, да и простые пассажиры, выходящие из здания вокзала, сразу же должы были пережить потрясение — быть буквально «раздавлеными» — градостроительной панорамой и могуществом Рейха. Вокзальная площадь длиной в тысячу и шириной в триста тридцать метров, по подобию аллеи от Карнака к Луксору должна была быть обрамлена трофейным оружием. Последнее было предписано приказом Гитлера после похода во Францию и еще раз подтверждено поздней осенью 1941 г., после первых его неудач в Советском Союзе.
Площадь эта должна была на расстоянии восьмисот метров от вокзала завершаться и увенчиваться Великой аркой Гитлера, или — как он раз-другой ее назвал — Триумфальной аркой. Наполеоновская Триумфальная арка в Париже на Плас д-этуаль, высотой в пятьдесят метров, хотя и представляет собой монументальное сооружение, придает Елисейским полям, протянувшимся на два километра, весьма импозантное завершение. Наша же триумфальная арка с ее масштабами (ширина — 170 м, глубина — 110 м, высота -117 м) высоко торчала бы над всеми постройками южной части этой улицы и просто раздавливала бы их.
После нескольких тщетных попыток я уже не осмеливался склонять Гитлера к каким-либо изменениям в проекте. Это была самая сердцевина его замысла. Зародившись задолго до облагораживающего влияния профессора Троотса, он с наибольшей (по сравнению с другими сохранившимися источниками) полнотой отражает градостроительные идеи, которые Гитлер развил в своем утерянном эскизком альбоме 20-х гг. Он начисто отвергал все предложения по изменению пропорций или упрощению, но, кажется, испытывал удовлетворение, когда я на законченных планах вместо имени архитектора проставлял три крестика. Через восьмидесятиметровый пролет «Великой арки» должно было просматриваться, слегка размываясь в городском мареве, — как мы это себе представляли — второе триумфиальное сооружение этой улицы, удаленное на пять километров — здание для массовых собраний, величайшее в мире, увенчанное куполом высотой в 290 м.
Одиннадцать министерских зданий должны были прерывать течение нашей улицы. В дополнение к зданиям министерств внутренних дел, путей сообщения, юстиции, министерства по делам экономики и продовольствия я получил после 1941 г. заказ спроектировать еще и здание министерства по делам колоний (3). Очевидно, что и во время войны с Россией Гитлер отнюдь еще не отказался от надежд на немецкие колонии. Тем из министерств, которые надеялись, что благодаря нашим планам они смогут собрать под одну крышу свои многочисленные конторы, рассеянные по всему Берлину, пришлось пережить разочарование, когда Гитлер распорядился о том, что новые здания должны будут служить главным образом представительным целям, а не местом для игр чиновничьего аппарата.
Монументальная срединная часть улицы еще раз сменялась отрезком, с выраженным торгово-развлекательным характером, протяженностью примерно в один километр, и заканчивалась «Круглой площадью», на пересечении с Потсдамерштрассе. Отсюда и далее к Северу улица снова должна была приобретать торжественный облик: справа возвышался разработанный Вильгельмом Крайзом Мемориал солдатской славы, гигантский куб, о предназначении которого Гитлер никогда публично не высказывался. Повидимому он имел в виду нечто среднее между цейгхаусом и памятником. Во всяком случае после перемирия с Францией он приказал выставить здесь в качестве первого экспоната вагон-салон, в котором в 1918 г. было подписано поражение Германии, а в 1940 г. — разгром Франции. Предполагалось также, что здесь же будет своего рода крипта для усыпальниц самых выдающихся немецких фельдмаршалов прошлого, настоящего и будущего (4). За этим павильоном должен был простираться на Запад, вплодь до Бендлерштрассе комплекс зданий для Верховного командования сухопутных сил (5). Ознакомившись с этим проектом, Геринг почувствовал себя и свое министерство воздушного флота ущемленными. Он привлек меня в качестве архитектора (6), и напротив Мемориала солдатской славы, на границе с Тиргартеном, мы нашли идеальную строительную площадку для его целей. Мои разработки для этого нового здания, которое после 1940 г. собрало бы в себе массу различных подчиненных Герингу учреждений под общим названием Ведомство рейхсмаршала, он нашел превосходными, тогда как Гитлер высказался достаточно категорично: «Здание для Геринга слишком велико, он зарывается. И вообще мне не по вкусу, что он использует для этого моего личного архитектора». Хотя он потом и не раз выражал свое неудовольствие геринговскими планами, он однако, не отважился поставить его на место. Геринг хорошо знал Гитлера и успокаивал меня: «Оставим все как есть и не берите себе ничего в голову. Мы это все так отгрохаем, что в конце-концов фюрер сам будет в восторге».
