ши
роком ас
сортименте. Лей
тенанту вс
помнилась за
чуханная пив
нушка в го
роде, где учил
ся. Му
жикам с «го
рящими тру
бами» при
ходилось брать её чуть ли не штур
мом ради пары кру
жек спа
сительного, хотя и неп
ременно раз
бодяженного во
дой, вож
деленного на
питка. Раз
бавленное пиво — со
ветский бренд… У лей
тенанта мель
кнула кра
мольная мыс
ль, ко
торую он не
медленно пог
нал прочь из го
ловы: «Как же так, я при
ехал из ст
раны-по
бедителя и вижу та
кое не
соответствие…»
В одном из киосков обратил внимание на массу красочных переводных картинок с прелестными женскими лицами. Вдруг подумалось о том, сколько можно было заработать на этих переводках, если взять их тут сотни две и продать в Союзе? С руками оторвут… А вот и магазин одежды. Мужской и женский отделы. Глаза разбегаются. Вот, оказывается, где несутся золотые яйца для фарцовщиков из Советского Союза! Особенного расцвета и подъёма фарцовка в СССР достигла тогда, когда Шмель учился в военном училище тыла. До этого он служил в армии, где был каптенармусом. Эта должность считалась правой рукой старшины роты. Деловая хозяйственная хватка ефрейтора позволяла быть на короткой ноге даже с некоторыми офицерами роты, которые, случалось, прибегали к его услугам. Не за спасибо, конечно, спасибо в стакан не нальёшь, но ефрейтор Шмель в армии и после, в училище, был абсолютным трезвенником. Бывало, на последнем курсе курсанты в увольнительной, атаковав пивнушку, молясь, чтобы не появился на горизонте патруль, прохлаждаются, хоть и разведённым, но холодным пивком, а Шмель, которому в училище добавили на погоны по второй лычке, сделав младшим сержантом, потягивает из бутылки газировку, закрыв глаза на однокурсников. В училище тыла поступать посоветовал тот же старшина, который по ночам бессонно размышлял, что этак каптёрщик и конкуренцию скоро составит.
«Слишком деловой, — рассуждал прапорщик, слушая безмятежный и мерный храпоток жены, разметавшейся пышным телом по новенькой солдатской простынке. — Надо бы как-то от него отделаться. Но как? Замутить недостачу? Сам в дерьмо вляпаешься. Парень неглупый…»
Так и присоветовал каптенармусу. Мол, попробуй-ка поступить в училище тыла. Это как раз твоё. Первые азы постиг здесь, под моим, так сказать, чутким руководством. Но сам по себе имеешь ты, ефрейтор Шмель, хорошие от природы задатки военного хозяйственника. Только не обращай внимания, когда кто-то где-то может напомнить о службе офицера по принципу: «Лучше буду сидеть на твёрдом ящике с тушёнкой, чем в мягком кресле истребителя». Есть такое мнение по поводу тыловиков, имей в виду, но близко к сердцу не бери…
Когда до дембеля в ноябре оставалось полгода, Шмель написал рапорт. Командир роты с замполитом дали добро и рапорт пошёл выше по инстанции, а каптенармусу даже разрешили, если старшина предоставит свободное время, заниматься, взяв необходимые учебники в гарнизонной библиотеке. Старшина время предоставил с большим удовольствием. В июне пришёл вызов из училища и через две недели, сдав экзамены, каптенармус танковой роты Н-ского танкового полка стал курсантом высшего военного училища тыла. Профессия, вроде, не совсем героическая, но героическим артиллеристам, танкистам, мотострелкам без службы тыла никак нельзя. Поэтому у командиров, несмотря на известное изречение, как правило, в порыве гнева, «крыса ты тыловая», имелось обратное представление об этой воинской профессии.
В Вюнсдорфе, в штабе ГСВГ, при получении назначения в часть, кадровик-подполковник с большими залысинами, видно, скоро по выслуге на пенсию, поинтересовался, в каких частях до училища служил лейтенант Шмель.
— В танковых, товарищ подполковник.
— Хорошо. Туда вас и распределим. Одну минутку. Посмотрим разнарядку, — кадровик порылся в бумагах. — Да. Есть место. И дивизия гвардейская. Орденоносная. Хорошее место, лейтенант.
— Спасибо!
— За что? — удивился подполковник, раскрывая папку и вынимая приготовленный бланк, в который оставалось вписать необходимые для оформления документов сведения.
— Все-таки свои, родные войска.
— Поэтому будете по-прежнему носить в петлицах прежние эмблемы. У меня, кстати, был тут один. Тоже тыловик. Так ему подавай голубой околыш и парашютики на петлицы. Просился в ВДВ.
— По большому счёту, товарищ подполковник, тыловику какая разница, где служить.
— Вот и я так считаю. А тому, видите, ли, ни танковые траки, ни связистские жучки не нравятся. Такому вот умнику сама-то армия хоть нравится? Или по расчёту пошёл в училище? Никто ведь на аркане не тянул его в тыловики, поступал бы сразу в Рязанское воздушно-десантное. А если уж окончил то, что окончил и надел погоны, будь добр идти туда, куда командование сочтёт нужным. Так ведь, лейтенант?
— Так точно.
— Ну, хорошо! Вот вам назначение с предписанием. Распишитесь.
— Где?
— Здесь, — подполковник постучал указательным пальцем по документу в нужной графе. — Фамилия у вас редкая, — заметил кадровик. — У меня тут как-то майор Муха по бумагам проходил. — Кадровик протянул листочки, предварительно надев скрепку. — Подобающей службы.
— Разрешите идти? — убрав документы в карман кителя, подбросил Шмель ладонь к виску.
— Да.
— Есть! — козырнув, Шмель повернулся на каблуках и шагнул к двери. Уже взялся за ручку, как подполковник окликнул:
— Лейтенант!
— Слушаю.
— А вы молодец! Далеко пойдёте.
— Спасибо!
— Ну всё, ступайте…
* * *
…Со временем Вячеслав узнал, что немцы с удовольствием берут армянский коньяк, который на Западе стоит очень дорого, «командирские часы», которые за границей считаются не уступающими по качеству швейцарским, фотоаппараты советского производства, о которых самые лучшие отзывы. Хорошо идёт продажа и армейских сувениров: солдатских кокард и блях, пилоток и шапок-ушанок. Особенно шапок-ушанок. Ими чаще запасаются те, кто планирует побывать туристом на территории сначала Советского Союза, а после его распада России.
Шапка-ушанка — привычный зимний головной убор, а иностранцы, покупая её как сувенир, отдают дань российской истории. Она произошла от монгольского малахая. Монгольская шапка представляла собой колпак в виде конуса, скроенный из овчины. Такая мужская шапка была незаменима зимой: её широкие отвороты защищали лица и щёки воинов татаро-монгольской орды от ветра и метели. Позже овчинные отвороты малахаев начали вертикально разрезать по бокам, полученные в результате «уши» могли завязываться при потеплении погоды на затылке наездника. От таких малахаев и произошли легендарные мужские ушанки на Руси.
В 1934 году шапка-ушанка обрела вид, привычный всем до сих пор, её стали носить Военно-морские силы Рабоче-крестьянской Красной Армии. Шапка-ушанка чёрного цвета состояла из суконного чёрного колпака, козырька и назатыльника с наушниками. Наушники в опущенном положении завязываются на тесьму, а в поднятом заправляются внутрь назатыльника. Через пять лет в соответствии с приказом Наркома ВМФ суконный колпак заменили на кожаный. А также добавили обтянутую кожей пуговицу. Шапки высшего и старшего командного состава изготовляли из меха мерлушки чёрного цвета, а шапок среднего комсостава и сверхсрочнослужащих — из меха цигейки чёрного цвета. С 1940 года шапка-ушанка стала зимним головным убором армии и милиции. Головной убор делали из светлой овчины, хотя на флоте ушанки оставались чёрными. Во времена
