23
Была глубокая ночь. Каран внезапно проснулся от настойчивых трелей дверного звонка. Он глянул на будильник — три часа ночи! Он чертыхнулся, натягивая куртку. Наверняка очередная обдолбанная модель, которой негде переночевать. Он направился к входной двери. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте, он споткнулся о забытый накануне вечером штатив. Черт! Заболел ушибленный палец. Каран доковылял до двери и повернул ключ. У входа стояла какая-то женская фигура. Минкс.
— Впусти меня. — Голос звучал хрипло и резко.
Каран неохотно посторонился, давая ей пройти, и включил свет. Когда он разглядел ее получше, у него перехватило дыхание. Минкс походила на привидение: волосы спутаны, одежда грязная и рваная, лицо искажено, голос безумный. Она потеряла не меньше десяти килограммов, и ее стройная фигурка превратилась в скелет.
— Я не могу жить без нее, — сказала она просто и мешковато осела на пороге.
Каран втащил ее в дом — получилось ненамеренно грубо. Он жил в тихом квартале и не хотел привлекать к себе внимания в такое время. У непрошеной гостьи был не обморок, а, скорее, сказались последствия нервного истощения. Он побрызгал ей в лицо ледяной водой и щедро умылся сам.
— Кофе?
Минкс пришла в себя, но лежала на бежевой кушетке тихо и неподвижно. Она покачала головой.
— Каран, я правду говорю. Я пыталась выкинуть ее из своего мира. Ты должен мне поверить. Я ни перед чем не останавливалась: гипноз, психоанализ, шоковая терапия, транквилизаторы, даже к шаману ходила. Ничего не помогает. Я так хочу ее, что мне физически больно.
Он смущенно отвернулся. Минкс продолжала:
— Я знаю, ты тоже по-своему любишь ее. Мы можем спасти ее вместе. Ты мне нужен.
Каран внимательно посмотрел на Минкс.
— От чего ее спасать? Ты это брось. Не хочу участвовать в твоих безумных планах. Как почувствуешь себя лучше, можешь идти, и больше сюда, пожалуйста, не возвращайся. Я не могу помочь тебе. Да, я люблю ее. Но это нормальная любовь.
— А что ненормального в моей любви? Неужели то, что я женщина, делает мою любовь хуже? Хуже любви любого мужчины?
Каран встал и принялся беспокойно ходить по комнате.
— Не хочу вступать в философские дискуссии. Постараюсь выразиться предельно ясно. С Амритой нас не связывает ничего, кроме дружбы. И я верю, что у нее есть полное право жить собственной жизнью. Она и так прошла из-за тебя через ад.
— Ад? Расскажи-ка мне, какой мужчина был готов сделать для нее столько, сколько я? Ты — смог бы? Я заботилась о ней больше, чем о своей жизни. Я могла бы умереть за нее. И я готова на это даже сейчас. Так я чувствую, — горько сказала Минкс.
24
— Я хочу, чтобы наш медовый месяц получился особенным… не обычной ерундой «ах-мы-едем-за-границу!» — Амрита лежала, примостив голову на коленях у Ракеша. Он только что вернулся из Нью-Йорка, и им нужно было определиться с многочисленными планами.
Ракеш поиграл с прядкой волос Амриты, потом очертил кончиком пальца контур ее золотисто-карих глаз.
— Милая, это будет лучший в мире медовый месяц.
Ракеш и Амрита решили сами заняться свадьбой, не доверяя подготовку родителям и другим родственникам. Ракеш твердо отстаивал это их решение на семейном совете:
— Мы хотим, чтобы это был самый запоминающийся день нашей жизни. А не цирк для всех остальных. Не будет лишних расходов, не будет расточительства. Мы запланировали простую церемонию. И вечеринку после.
Глядя на разочарованные лица вокруг, они неохотно согласились на скромный прием. Потом дружно хохотали над реакцией родни.
— Ты видел выражение лица мамы, когда я сказала: «Никаких украшений, кроме кольца и нити счастья[29]»? — смеялась Амрита.
— Я думал, папа-джи хватит удар, когда я сообщил, что мы не будем снимать для приема пятизвездочный отель.
Амрита сплела свои и его пальцы.
— Это первая свадьба в семье. Они, наверное, мечтали сделать из нее произведение искусства. Бедные родители.
— Я лучше потрачу эти деньги на наш новый дом, — задумчиво сказал Ракеш.
— Ты забыл про медовый месяц.
— Медовый месяц? Я думал, он у нас уже был, — засмеялся Ракеш. Он привычно поцеловал ее в губы, а его руки уже хорошо знали, как ее обнимать. Но Амрита вырвалась из объятий и подбежала к зеркалу.
— Скажи мне честно, — потребовала она, — я поправилась?
Ракеш покачал головой:
— Ты выглядишь роскошно. Зрелая и спелая.
Амрита критически изучала свое отражение.
— Согласна. Но прибавила я в весе или нет?
Ракеш подошел сзади и провел ладонями по восхитительным изгибам ее тела.
— Мягкая и сексуальная: такая ты мне нравишься, — прошептал он ей на ухо.
Амрита оттолкнула его руки.
— Мы, кажется, вообще больше ничем не занимаемся.
— А больше ничем и не стоит заниматься, — поддразнил ее Ракеш.
Амрита уселась на стул с прямой спинкой и хлопнула ладонью по стоявшему рядом столу:
— Сначала дела. Куда мы едем?
Ракеш расплылся в улыбке:
— Это сюрприз. Не стоит портить его, задавая столько вопросов. Я все спланировал с моим агентом. Просто расслабься и наслаждайся.
Амрита взглянула на него с непонятным для нее самой раздражением.
— А одежда? Мне нужно знать, что брать с собой.
Ракеш рассмеялся:
— Дорогая, там, куда мы поедем, одежда тебе не понадобится.
Амрита не пожелала разделить его веселье:
— Тогда забудь об этом. Лучше останемся дома. Кроме того, что бы ты там себе ни придумал, я же не могу ехать в аэропорт или на вокзал в костюме Евы. По крайней мере, расскажи, как мы будем уезжать.
— Я обо всем позаботился. И я буду совершенно счастлив, если в машине рядом со мной будет ехать обнаженная женщина — моя великолепная супруга. Я ответил на твой вопрос?
Амрита скомкала лист бумаги и кинула в него.
— Сексуальный маньяк! — закричала она, а Ракеш схватил ее и заломил руку за спину.
До свадьбы оставалось меньше двух недель. И хотя оба настаивали на том, что это будет воплощение простоты, они знали, что нужно продумать еще десятки деталей.
— Позже, — сказал Ракеш, жадно теребя ее за мочку уха.
«Позже», — подумала Амрита, закрывая глаза и смакуя щекочуще-острое прикосновение зубов к ее нежным ушкам.
* * *
В ночь перед свадьбой Амрита провела несколько часов с матерью. Воспоминания детства ожили, и они хохотали над смешными моментами своих поездок в Наинитал на летние каникулы. Далеко за полночь миссис Аггарвал заставила дочку лечь: той нужно было поспать, чтобы на свадьбе хорошо выглядеть. Амрита послушно выключила свет, но еще некоторое время лежала без сна. Уже несколько дней на душе у нее было неспокойно. Минкс. Ее молчание пугало больше, чем присутствие. Пару раз она хотела позвонить Карану, расспросить, но сдерживалась: звонок мог растревожить чувства, которые лучше не будить. Впрочем, сегодня ей придется встретиться с собой лицом к лицу — дольше откладывать невозможно. Минкс стала частью ее сознания. Как ни пыталась, она не могла стереть память. Иногда — слишком часто! — ей приходилось прилагать усилия, чтобы отбросить мысли о Минкс, занимаясь любовью с Ракешем. Бывшая подруга преследовала ее ночами — в странных снах без начала и конца. Иногда она представлялась великодушной, иногда — деспотичной и безумной. Такие сны — без исключения — были сложными, насыщенными, тревожными и пугающими. Даже днем Амрита не чувствовала себя свободной. Ей не с кем было поговорить — не с Ракешем же… После мучительного вечера, когда Амриту потянуло на откровенность, а несчастный жених был вынужден слушать, на этой теме лежало табу. Она отчаянно желала выговорить ее из своего мира. Оживить в памяти все: ужас и — да — наслаждение. Примириться со своим жизненным опытом. Она инстинктивно чувствовала, что только тогда Минкс сможет раствориться в прошлом и там остаться, не вторгаясь в настоящее и будущее. Но до тех пор Амрита была вынуждена сосуществовать с призраком, беспрестанно ожидая, когда он явится, чтобы снова тревожить и мучить ее.
