Индеец был старше и сильнее. Он наваливался сверху. Неокрепшие Ромкины мышцы стали поддаваться, позвоночник гнулся, как ствол молодого деревца. К лицу юноши приблизился перекошенный рот с парой куриных косточек в нижней губе.
Рот прихлопнула рука в потертой перчатке, дернула в сторону, с мясом вырывая украшения, опрокинула туземца назад. Ромка с трудом распрямился и поднял шпагу на уровень груди.
— Расстояние держи, — раздался над ухом голос Мирослава.
На Ромку тут же налетел еще один туземец. Понимая, что вздернуть шпагу уже не успеет, парень сорвал с головы шлем и острым гребнем дважды ударил нападающего между глаз. Рассеченная окровавленная голова скрылась под водой, но на парня наскочили еще несколько индейских воинов. Копье одного из них царапнуло по нагруднику. Дубинка опустилась на плечо, соскользнула и выбила из воды фонтан брызг. Боли не было, но левая рука повисла плетью. Ромка отмахнулся шпагой, сделал выпад, почувствовал, что достал, и отвалился назад, принимая на опасно гнущееся лезвие еще один удар. Вода плеснулась у подбородка, что-то зацепило и обожгло ногу. Еще одна царапина?!
Черт, еще пяток таких, и он изойдет кровью. Юноша снова бросился в первый ряд. «Продержаться бы! — думал он, почти вслепую, на удачу, орудуя шпагой. — Близко бы не подпустить! — С каждым взмахом рука, облепленная рукавом промокшей куртки, становилась все тяжелее. — Эдак они нас на измор возьмут».
Об этом подумал и Кортес. Наверное, он отдал какой-то приказ — Ромка не разобрал, ему пришлось нырнуть, чтоб избежать удара в не прикрытую шлемом голову, но подкова стала постепенно вытягиваться в клин, на манер построения конников тевтонского ордена. Этот клин медленно двинулся к берегу, раздвигая орущую и размахивающую копьями толпу туземцев.
Вынырнув, он оказался между двумя высокими меченосцами, поднимающими и опускающими длинные клинки с расчетливостью и силой опытных молотобойцев. Теперь можно немного отдохнуть, все равно ближайший враг при таком прикрытии только случайно мог оказаться на дистанции, доступной его шпажке.
Сначала острие клина венчала сухощавая фигура Кортеса, но после нескольких особо сильных ударов по кирасе и мариону он сместился чуть назад, а вперед выдвинулся Мирослав.
Дело пошло быстрее. Русский воин бил с такой скоростью, что лезвие его палаша то выписывало сияющие лунные круги, то виделось темным полумесяцем. Оно легко срубало наконечники, руки, ноги и головы, оказавшиеся в его досягаемости. Скоро перед русичем образовался полукруг, в который никто не решался сунуться. Отступая от разящей стали, индейцы оскальзывались, падали, давили и топили соратников.
Испанцы один за другим выбирались на берег. Стрелки, стоя по колено в воде, ожесточенно заталкивали пыжи и пули в жерла аркебуз. Арбалетчики судорожно меняли подмокшие тетивы.
— Абахо!!![18] — пронеслось над строем.
Меченосцы и копейщики опустились на колено и пригнули головы. Ромка в последний момент успел последовать их примеру.
Грянуло! Окрестности заволокло кислым пороховым дымом. Свинцовые кругляки впились в обнаженные или едва прикрытые стегаными панцирями тела.
— Аделанте!!![19]
В едином порыве конкистадоры поднялись на ноги и сделали шаг вперед, выравнивая линию иссеченных кирас.
— Абахо!!! — Испанцы припали на колено.
Некоторые индейцы последовали их примеру, но многие не успели избежать картечи.
— Аделанте!!! — снова серия длинных игольчатых выпадов.
— Абахо!!!
Над Ромкиным ухом взвизгнуло несколько болтов — арбалетчикам удалось привести в порядок свои адские машины. Индейцы отпрянули.
— Аделанте!!! — смертным приговором понеслось им вслед.
Глухой рокот разнесся над берегом, заваленным мертвыми телами. Как топот коней всадников апокалипсиса, он надвигался со стороны океана, креп, рос, становился громче.
— Атрас!!![20]
Конкистадоры отступили, сомкнув ряды.
Проламываясь сквозь кусты, на берег один за другим вылетали всадники. Песок и брызги летели из-под копыт рослых коней. Блестели в лучах закатного солнца солеты[21] и легкие панцири. Склонялись остриями к земле лансы[22] с перьевыми султанами под наконечниками, поднимались, защищая левую часть груди, круглые щиты.
Не сбавляя хода, кавалеристы сгруппировались в таранную колону.
Даже для Ромки, не раз видевшего, как строится перед атакой кавалерия, зрелище было пугающим. У индейцев, никогда не видевших до этого коней, оно вызвало священный трепет и оцепенение. Полуголые люди замерли там, где их застало появление первого всадника, и во все глаза уставились на приближающуюся смерть.
Удар кавалерии был страшен. Всадники скользнули по фронту индейского воинства, десятками срезая тонкие стебельки языческих жизней. Те, кто не пал под ударами копий, были отброшены телами коней или смяты копытами.
Конники развернулись и строем пошли в новую атаку, целя на этот раз в задние ряды. Индейцы дрогнули. Медленно, потом все быстрее и быстрее они стали отходить к зарослям и вскоре побежали.
— Абахо!!! — пронеслось над строем.
Ромка рухнул на колено.
Совмещенный залп арбалетов и аркебуз в спину бегущим разметал левый край, в правый врезалась конница. Десятки туземцев, не успевших скрыться под густой сенью тропической растительности, остались лежать на песке в неестественных, изломанных позах. Еще один залп, еще одно движение пик, насаживающих и сбрасывающих бронзовые тела, и убивать стало больше некого.
Ромка попытался подняться, но не смог. Усталые ноги отказывались подчиняться его воле. Примерно так же чувствовали себя и другие конкистадоры, но не Кортес. Стремительно встав с колена, он подозвал к себе двух человек из тех, что крепче держались на ногах, что-то им сказал и махнул рукой в сторону пальм. Те заковыляли к зарослям. Остальные без сил повалились на землю, некоторые занялись своими ранами, некоторые, изнуренные боем, умудрились тут же заснуть.
К Ромке подошел Мирослав:
— Как ты?
— Ничего, — ответил тот и почувствовал, как ходит ходуном нижняя челюсть. — Пить только хочется.
— На. — Воин протянул ему выдолбленную тыкву, заткнутую деревянной пробкой. — Только не все. Когда еще вернемся.
Ромка выдернул пробку и приник к горлышку. В рот полилась горьковатая вода. Мнимый слуга быстро осмотрел его раны, ту, что на руке, стянул тряпицей прямо поверх мокрого рукава, на остальные не обратил внимания.
Солдаты, посланные к лесу, вернулись, ведя на веревке раненого туземца. Кортес подозвал к себе мокрого, трясущегося де Агильяра и учинил допрос. Несколько раз он повышал голос, ударил несчастного сапогом прямо по раненой ноге, несколько раз указал на всадников, потом достал кинжал и одним движением перерезал пленному горло. Агильяр ахнул, Ромка вздрогнул, остальные остались совершенно безучастны. Двое солдат, которые привели туземца, взяли тело за ноги и бросили поверх горы трупов, остывающих неподалеку.
