уже наутро Илзе очнулась…
– Значит, поэтому…
– Что – поэтому?
– Поэтому она заботится о тебе. Мне не доводилось видеть, чтобы один взрослый человек так заботился о другом, не приходившимся ему ни близким родственником, ни возлюбленным.
– Тоже полагаешь, что я ума лишилась, помогая первой встречной?
– Нет. Но такая щедрость сердца нечасто встречается, – Стефан умолкает и не сразу заговаривает вновь. – Она рассказала, что с ней случилось?
– Была молода, глупа и беспечна, – от прямого ответа я уклоняюсь, это не моя тайна, чтобы говорить о ней. – Когда Илзе достаточно окрепла, то покинула наш дом, но связь между нами не разорвалась. Она поддерживала меня, когда мы с Гретой создавали обитель заблудших женских душ. В те суетливые месяцы, занятые сначала поисками места, затем получением разрешения, едва ли остались люди, которые не сочли бы своим долгом сказать нам, что мы, две обезумевшие женщины, лезем туда, куда не следует. Что судьбы женщин, оказывающихся на улице, не должны нас заботить, что они сами избрали свой путь и на всё воля Четырёх, что подобные вещи вовсе не нашего слабого ума дело. Пусть эти несчастные остаются на улицах, пусть идут хоть в Беспутный квартал, хоть в Бедный, хоть в объятия Айгина Благодатного. Кого волнует, что с ними станет? Каждый, кто узнавал о нашем плане, переспрашивал по несколько раз кряду, зачем нам эта тягость, неужто у нас иных забот нет, более подобающих честным добродетельным арайнэ? Всё равно всем не помочь, ежедневно на улицах будут появляться всё новые и новые несчастные, горожанки и приехавшие из других краёв, совсем юные и почтенных лет, с детьми и без. На крайний случай есть храмы, монастырские приюты и благотворительные собрания, вот пусть они и заботятся о бедных и заблудших… разве не в том их долг? Илзе не отговаривала, не выступала против, но поддержала словом и делом.
Благодаря ей мы смогли арендовать целый дом, а не снять две-три комнаты на первое время, как собирались. Мои сбережения были слишком ничтожны, а Грета хоть и куда состоятельнее меня, но и её средств не хватало на всё. Илзе же принесла чёрный драгоценный камень размером с кулачок Миреллы и отдала без малейших сожалений. Сказала, что жертвует на благотворительность, настояла, чтобы мы его взяли. Наверное, тогда я и задумалась, какое положение Илзе занимала на своей родине. Порою она рассказывала о своём доме, о величественных храмах, посвящённых Матери-Змее, той, что породила целый мир. О прекрасных оазисах, затерянных среди песков далёкой пустыни, о пирамидах, возведённых давным-давно, о подземных городах, где веками жил её народ. О пустынных людях, что чтили великую Мать и змеерожденных, о диковинных существах, населявших пески и подземные лабиринты, о драгоценных камнях и чудесах, и по сей день остававшихся тайной для многих. И о том, как однажды другие люди, прибывшие из заморских земель, начали оттеснять змеерожденных глубже в пустыню, а пески стали разрастаться, поглощать зелёные оазисы, убивать живительные источники. Змеерожденные испокон веков были народом малочисленным, особенно по сравнению с иноземцами, мирным. Привыкшие к человеческому поклонению, не умеющие отвечать насилием на насилие, они отступали, отползали всё дальше и дальше, позволяя людям занимать новые земли, строить города и порты на морском побережье. На континенте расцветала Великая Аромейская империя, и лишь ширившаяся граница песков удерживала её правителей от дальнейшего продвижения вглубь. И пусть по прошествии столетий Аромейя тоже пала, уступив натиску племён, вторгшихся на её территории с трёх сторон, но былая свобода не вернулась к змеерожденным. Об истинном их облике забыли, они превратились в чудовищ из старых сказаний, в бесплотных духов, не существующих в действительности. И когда первые змеерожденные решились покинуть родные места и прийти в большие человеческие города, то поняли, что никто их не узнаёт. В новом этом мире были демоны Хар-Асана, которых змеерожденные помнили совсем не демонами, и были смески, дети богопротивных союзов с этими демонами, и всех представителей иных народов полагали такими же полукровками. Говорили, что в Финийских землях и на других территориях, граничащих с Хар-Асаном, люди были если не терпимее, то всяко привычнее к нелюдям и полукровкам, и в смешанные браки вступали по обоюдному согласию, и дети их боялись меньше, нежели мы, наполовину незаконные жители Франской империи.
Илзе рассказывала об этом.
Но почти не упоминала, почему покинула родной край. Я догадывалась, что положение её было высоко, если судить по принятым в Империи меркам, а отданный камень подтверждал красноречиво, что Илзе не столь бедна, как можно предположить. Но всё же жила она скромно, хотя и не нуждалась.
– Это тоже очень щедро.
– Помощь Илзе?
– Твоя обитель.
– Она не моя, – возражаю привычно и даже говорить начинаю увереннее, резче. – Я создавала её вместе с Гретой. И Илзе. Сама я, в одиночку, не то что не смогла бы, даже пытаться не стала бы. Я смотрела на этих женщин каждый день с момента, как миновала городские ворота. Я сама была одной из них, вечно в полушаге от улицы, вечно на грани. Если бы не моя сила, думаешь, я бы так и мыла полы и меняла постельное бельё в комнатах беспутниц? Я могла пойти по другому пути, и я пошла, но не все подобны мне. Да и дома утех законны лишь в пределах Беспутных кварталов, где они соблюдают правила и платят налоги в срок, но представляешь ли ты, сколько незаконных домов разбросано по столице и Империи? И в скольких из них следят за чистотой и порядком, защищают девушек, кормят их, предоставляют крышу над головой, выплачивают хоть какую-то часть из причитающейся им суммы и не вынуждают делать нечто совсем уж недозволенное?
– Если незаконный дом утех, или игорный, или любой другой, найдут, то…
– То спустя какое-то время тот или похожий вырастет в другом месте. Дело доходное, а платить налоги и блюсти законы охота не всем.
Прикусываю себе язык и более ничего не добавляю. Не хочу завязывать спор, особенно на тему столь щекотливую, почти непристойную. Даже если Стефан, меня послушав, прямо с утра очертя голову отправится подходящие законы принимать, они могут не получить одобрения Совета, ни одного из двух его частей. И они не разрешат саму эту трудность, эту неправильность. В Эстилии и Агрии Беспутных кварталов не было, но дома утех от того существовать там не перестали.
– По крайней мере, ты можешь попробовать…
–
