Она немного помолчала и ответила:
– Прошлой ночью, ожидая вас на пляже, я на мгновение засомневалась, правильно ли поступила. Но это продолжалось недолго.
– Да. – Но был и еще один момент: когда она стояла, зажав уши, а он закрывал ставни, чтобы не было видно зарева. А потом она спросила: «Пол, где вы?»
– Теперь я понимаю, что должна была так поступить давным-давно. Теперь я делала бы это снова и снова.
– К вам вернулась смелость.
– Да. Я чувствую это. Потому что я с вами.
Жизель с жадностью ела тамалес из сладкого маиса, а Рейнер временами поглядывал на нее, думая о том, какое пламя может разгореться их крошечной искры, если ее раздуть. Нет, он тут ни при чем. Просто этот дом потерял над ней власть.
Потом они долго шли по Авениде, пока не добрались до Калье Малья, где на стенах домов были развешаны для просушки рыболовные сети. Рейнер всматривался в лицо каждого мужчины, который проходил мимо или стоял в тени. Он не знал, сумел ли Мерсер убедить полицейских и не находится ли «Морская королева» под наблюдением агентов тайной полиции.
Наверно, на его телеграмму уже при шел ответ. Уиллис знал, что спасательное судно должно прибыть на место катастрофы как можно скорее, и после разговора с Мерсером сам мог послать телеграмму. Кроме того, был шанс, что Мерсер согласится предоставить Жизели убежище на своем судне, пока Рейнер не сумеет доставить ее в Сан-Доминго.
– Пол, куда мы идем?
– Нам нужно встретиться с одним человеком. Моим другом.
– Но вы говорили, что в Пуэрто у вас нет друзей…
– Я подружился с ним уже после нашего с вами разговора.
Было ясно, что Мерсер придумал какую-то легенду, в противном случае полиция бы уже прочесала гавань и каждое плавучее средство, а в первую очередь допотопное посыльное судно.
«Морская королева» стояла на своем месте; на палубе было пустынно. В тени поднятой на козлы лодки разместилась группа рыбаков и вела беседу. На перевернутой рыбной корзине сидел человек и, ни на кого не глядя, обстругивал ножом деревяшку. В баре было шумно; все говорили громко, пытаясь перекричать стук мотора холодильника, работавшего на рыбном складе.
Было бы безопаснее прийти сюда в темноте, но следовало поторапливаться. Каждый день в Сан-Доминго отсюда отправлялись грузовики с рыбой, и Мерсер знал об этом.
Рейнер лениво оглядывался по сторонам. Жизель стояла рядом.
Над водой разносились не слишком мелодичные звуки работающей землечерпалки. На пристани никого не было: до ближайшего каботажного парохода оставалось два часа, и его пассажиры еще наполняли здешние бары.
Казалось, вокруг спокойно. Правда, идти на берег самому было бы глупо; если за этим местом следят, его тут же опознают. А на парнишку в матроске никто не обратит внимания. Если же они здесь и собираются допрашивать каждого, кто попытается подняться на борт, он будет там раньше и отвлечет их. Для этого будет достаточно забега на тридцать ярдов.
Он зажег ей сигарету.
– Джино, поднимись на это судно и спроси капитана. Его зовут Мерсер. Просто скажи, что ты от Джека, и спроси, могу ли я подняться. Если нет, то где мы можем встретиться.
Она ничего не ответила, но начала искать взглядом соглядатаев.
– Не делай этого. И не торопись. Я буду здесь.
– Вы не уйдете?
– Ни за что на свете.
Он смотрел, как Жизель идет, шаркая веревочными подошвами по горячим камням. Когда она проделала полпути, Рейнер посмотрел на человека, который сидел отдельно и строгал деревяшку. Тот с головой ушел в работу и видел только белые стружки, вылезавшие из-под лезвия ножа. Никто из рыбаков не повернул головы.
В баре было шумно, как всегда бывает в этот час, предшествующий наступлению послеполуденной вялости. Женщина – одна из бесформенных пожилых матрон, облаченных в черное, которые работают, пока их мужья пьют – плела канат, время от времени поглядывая на рыбаков и дожидаясь окончания беседы, чтобы устроить кому-то из них головомойку.
Сигарета, которую Рейнер держал во влажных пальцах, размокла, и он бросил ее на мостовую.
Жизель добралась до сходней, ни разу не оглянувшись.
Прекрасно, прекрасно, малыш Джино. Он слегка расслабился.
Должно быть, звук шагов перекрыл шум землечерпалки, потому что Рейнер их не услышал. Они вышли из переулка. Их было шестеро или семеро. Они неторопливо подошли и окружили Рейнера с двух сторон. Среди них был левантинец с забинтованным запястьем.
Глава 24
Численное превосходство было слишком очевидным. Сбей он с ног одного или даже двух, это ничего не изменило бы. Вырваться и убежать? Тоже не имеет смысла. Они окружили его кольцом Оставалось только одно: увести их подальше от судна. Они могли не видеть ее. Рейнер двинулся в сторону Калье Малья, где сушились сети, но один из них сказал по-испански:
– Не туда. Сюда.
– Прекрасно. – Куда угодно, лишь бы подальше от «Морской королевы».
Он шел с ними в ногу. Никто не разговаривал. Большинство выглядело рыбаками. Педик-левантинец опирался на палку. Они прошли часть пути, когда Жизель окликнула Рейнера. Он не повернул головы.
– Возьмем и мальчика, – сказал один из них.
– Пол! – Жизель схватила Рейнера за руку, и он бросил сквозь зубы:
– Allez.[31]
– Не останавливайтесь, – велел ему другой.
Рейнер спросил:
– Что это за парнишка?
– Сами должны знать. Он был с вами.
Он сказал ей:
– Извини, Джино. Он был там?
– Нет. – Они говорили по-французски. – Кто эти люди?
– Им нужен я, а не вы. Ускользните от них, если удастся. При первой возможности я дам вам ключ от номера. Оставайтесь там и не…
– Храните его для нас обоих. Ключ.
Они шли с людьми. Жизель шаркала веревочными подошвами; левантинец не сводил с нее глаз.
В дом, стоявший на узкой улочке, вместе с Рейнером и Жизелью вошли только двое. Мужчины поднялись по лестнице следом за ними. В большой комнате наверху стояла удушающая жара от нагретой черепичной крыши. В окне виднелся портал землечерпалки.
Дверь другой комнаты открылась, и Рейнер поднял глаза.
– Привет, Линдстром, – сказал он.
– Кто это? – Лицо мужчины осталось равнодушным, прищуренные серые глаза по очереди оглядывали всех. Рейнер шагнул к нему.
– Кажется, вам пришлось несладко. – Похоже, Линдстром отлетался.
– О, со мной все в порядке. С памятью, правда, неважно, но ваше лицо мне знакомо. – Нервный спазм снова скривил его рот.
– Рейнер. Я был начальником аэропорта Сан-Доминго, когда у вас начался запой…
– Точно. Но ведь вы были в Лондоне до того, как…
Один из мужчин подошел к Линдстрому и медленно покачал головой.
– О'кей, Фриско. – Он прошел в комнату и неловко сказал Рейнеру: – Давайте выпьем. Как выглядит Лондон после стольких лет? – Он говорил торопливо, словно привык выталкивать слова, пользуясь промежутками между двумя нервными спазмами. Казалось, он понятия не имеет, откуда возьмутся напитки.
– Слякоть. Холод.
– Что?
– В Лондоне. Сейчас январь.
Линдстром горько усмехнулся.
– О Господи, конечно. Слушайте, я забыл, где у нас выпивка…
– Не беспокойтесь. Позже. – Рейнер слышал, как по лестнице поднимаются люди.
Жизель тихо сказала по-французски:
– Он был нашим пилотом.
– Да.
– Ужасно странно видеть вас здесь, – вытолкнул из себя летчик. Рейнер улыбнулся и ответил:
– Жизнь вообще странная штука, верно? – Попытки Линдстрома вести светскую беседу были настолько жалкими, что Рейнер испытал облегчение, когда в комнату вошли Луис Пуйо, полковник Ибарра и еще кто-то. Ибарра приказал что-то одному из мужчин, и стража молча пошла вниз. Пуйо закрыл дверь и включил стоявший в углу вентилятор. Выцветшие ленточки, прикрепленные к нему ради безопасности, тут же затрепетали.
Ибарра подошел к столу на козлах, игравшему роль письменного. Там лежало несколько тетрадей и аккуратно сложенных шариковых ручек.
– Давайте сядем, – сказал он по-испански. – Кто этот мальчик?
– Попрошайка, которого я подобрал на улице, чтобы он показал мне город.
Пуйо спросил ее:
– Где находится гостиница «Фрэнсис Дрейк»?
– Он не понимает по-испански, потому что… – перебил Рейнер.
– Хорошо, тогда по-английски. Где отель «Фрэнсис Дрейк»?
– На полуострове, – ответила Жизель.
– Двойка по истории. Это все равно, что искать улицу Наполеона в Портсмуте.[32]
Ибарра велел Пуйо попросить мальчика снять темные очки. и Пуйо передал эти слова Жизели. Рейнер кивнул ей.
– Мадемуазель Видаль из Парижа. Выжившая. – Пол посмотрел на Пуйо и очень внушительно добавил: – Она находится на моем попечении. Скажите это Ибарре, поняли?
Линдстром с трудом промолвил:
