Полицейский пост на шоссе в столицу был захвачен не без шума, но большой пальбы, которая могла бы заставить город насторожиться, не было. Они потеряли семерых убитыми и никого не взяли в плен. У барьера остановился закрытый «шевроле», и двое часовых погибли, не успев выстрелить. Затем пулеметный огонь разнес изоляторы на телеграфных столбах, а остальное доделали гранаты «стен» и «баллиста».
Конвой продвигался быстро. Он уверенно преодолел засушливую зону и углубился в предгорья. Землетрясение остановило их на десять минут. Каждый из тысячи сидел молча и обливался потом, боясь, что лавина накроет их, не дав сделать и выстрела. Когда грузовики возобновили движение, люди запели, не обращая внимания на тряску, и Ибарра спросил генерала Гомеса, не следует ли приказать им прекратить.
– Пусть поют. Именно так и нужно идти в бой.
В два часа пятьдесят минут пятнадцатитонный лесовоз с дизельным мотором «Пегас», имевший на борту сорок человек и два легких пулемета, свернул с боковой улицы на Калье Баррака, набрал скорость и с погашенными фарами устремился вперед. Лобовое стекло было вынуто заранее. Разогнавшись до сорока миль в час, он ударил в чугунные ворота и сорвал их с петель. Не успел приблизиться второй грузовик, как пулеметы открыли огонь, а сторожевые посты заполыхали, подожженные гранатами.
На крыше завыли сирены, и сцену осветили ослепительные лучи прожекторов.
Глава 28
Второй грузовик был битком набит ящиками с боеприпасами. Он въехал в ворота под углом и распорол борт о петли сорванных ворот. Шофер потерял управление, и грузовик врезался в сторожевой пост. Бензобак треснул, горючее вспыхнуло от удара, стена пламени отрезала ворота, и из кузова посыпались люди, видные как на ладони. Когда грузовик остановился у стены здания, люди бросились спасать рассыпавшиеся по двору ящики, но путь им преградил огонь; по земле тек горящий бензин. Кое-кто все же успел схватить ящик и вернулся с трофеем, хотя на нем горела одежда. Один ящик разбился при падении, и тысяча патронов сдетонировала, заставив людей укрыться за первым грузовиком. Тем временем часовые, дежурившие на крыше, застрочили из пулеметов и принялись поливать освещенный прожекторами двор убийственным огнем.
Человек выбежал из укрытия, чтобы подобрать брата, но упал на его тело, не успев вымолвить ни слова.
На сторожевых постах было тихо. Там лежали распростертые тела сраженных осколками гранат и текла ярко-красная кровь. На крыше завывали сирены, и вулкан откликался им гулким эхом. Их душераздирающий вой заглушал треск пулеметных очередей. Второй грузовик пылал; языки пламени лизали солнцезащитные ставни. Застигнутые врасплох солдаты пытались выпрыгнуть во двор. Их мундиры были не застегнуты, руки тряслись, глаза были застланы сном, ноги не слушались; они попадали под кинжальный огонь передовой группы и умирали, не успев толком очнуться от ночного кошмара.
В воздух поднимался черный дым. Когда из-за стены донесся дружный залп и в лучах прожекторов, как бабочки, заплясали пули, черное стало серебряным. Но затем пули достигли своей цели, на парапет ледяным дождем посыпались осколки стекла, и свет потух. Внутренний двор наполнило оранжевое пламя, лизавшее стены; грузовик превратился в скелет, стоявший посреди собственного пепла. Командир отряда, отвечавшего за захват тюрьмы, и его подчиненные в упор расстреляли южную дверь из спаренных пулеметов. От дерева, окружавшего массивные железные замки, летели белые щепки, пока дверь не исчезла совсем, словно разъеденная кислотой. Тогда стрельба прекратилась, и в тоннель как поезд ворвалось тридцать человек, вооруженных револьверами, ножами и заточенными гарпунами. Один был с саблей, найденной на затонувшем корабле. Двенадцать из них встретило здесь свою смерть.
Над воротами загорелся белый фонарь, и те, кто еще оставался за стеной, вбежали во двор; уже находившиеся в нем продолжали стрельбу. С ними был Рейнер и три его адъютанта. Они быстро преодолели пространство, простреливавшееся снайперами с парапета.
– Пепито, беги к Мендосе. Скажи, что его брат всего лишь ранен и доставлен в безопасное место.
– Есть, капитан!
– Хосе, найди Альвираса и скажи ему, чтобы вел своих людей в обход арки. Они прикроют нас с тыла. Торопись!
Взорвалась граната, и они шарахнулись, прикрывая руками глаза. В воздухе запахло серой, засвистели осколки. Юные адъютанты попытались укрыться за грузовиком, но Рейнер поймал одного из мальчишек за руку и провел через дым.
– Пабло, здесь в тюрьме держат женщину. Ее фамилия либо дель Рио, либо Видаль. Проберись в караульное помещение и найди ключи от камер. Освободишь всех заключенных, и если… нет, когда найдешь эту женщину, приведешь ее ко мне.
– Дель Рио…
– Или Видаль.
Когда второй грузовик взорвался, пламя на мгновение ослепило обоих.
– Освободить всех заключенных…
– И раздать им оружие, которое осталось от погибших. Но эту женщину приведешь ко мне.
Пабло прошел под арку и был отброшен взрывом «баллисты». Мальчик лежал, прикрыв голову руками, а над ним пели осколки. Затем он ползком выбрался на более высокое место. Нужно было найти Альвираса и велеть ему присоединиться к людям Мигеля. Ответный огонь усиливался, и скоро должен был начаться настоящий бой.
Одно крыло Каса-Роха было охвачено пламенем от горящего грузовика, и остатки солдат выпрыгивали в окна первого этажа, оставляя оружие в казарме. Коридоры были заполнены мертвыми и умирающими.
Крыша рухнула; огромный кусок парапета полетел вниз, на мгновение застыл среди двора как колонна, затем медленно накренился и рухнул на сгоревший грузовик. С главным очагом сопротивления было покончено. Солдаты присоединялись к тем, кто уже был во дворе, размахивая белыми простынями и бросая оружие. Сирены, завывавшие на крыше, умолкли, когда огонь пережег провода.
По коридорам бежали победители, так и не успевшие снять с себя тюремную одежду. Одни выводили заключенных, другие поддерживали окровавленных друзей. Пабло с опаленными волосами и животом, развороченным гранатой, лежал у железной лестницы. Рейнер нашел мальчика, взял у него ключи и вернулся обратно. Он открыл первую попавшуюся металлическую дверь с решеткой наверху, выпустил из камеры мужчину и сказал ему:
– Иди к тому мальчику на лестнице и сделай для него, что можешь.
Он открывал двери настежь, и из некоторых камер выходили люди, ошеломленные звуком выстрелов. Их лица были белыми от ужаса. Они боялись оказаться в огненной ловушке; горела уже половина здания.
Ее здесь не было. Все камеры были открыты, но ее не было ни в одной из них.
Он вернулся, собираясь пройти в другое крыло и поискать, нет ли там других камер. Кто-то вскрикнул, когда обрушился потолок. Рейнер бросился назад, но был остановлен стеной огня. Поняв, что этому человеку уже не поможешь, он повернулся и через северную дверь прошел к арке. Здесь ему встретился испуганный мальчик, который прижался к стене, не зная, куда идти.
– Venga – apresurarse![37] – Но мальчик не понимал по-испански и смотрел на него широко открытыми голубыми глазами. Тогда Рейнер рассмеялся как дурачок и взял Жизель за руку, поняв, что выпустил ее из камеры, но не узнал в зареве пожара. – Viens avec moi… ce fini maintenant…[38]
В районе аэропорта не умолкала стрельба. Отряд примерно в двести человек окопался за баррикадой из кусков бетонного забора, увитого колючей проволокой, и угнанных из города машин. Он состоял в основном из полицейских, к которым присоединилась горстка армейских офицеров.
Рейнер прорвал один ряд проволочного заграждения, подал машину назад и предпринял еще одну попытку пробиться к аэропорту, когда со стороны баррикады раздался залп. Стреляли просто потому, что машина была черной и не имела номеров: он взял ее в гараже Каса-Роха.
Стекло разлетелось вдребезги, и Рейнер велел Жизели лечь на пол между сиденьями. Они свернули и подъехали к главному зданию с другой стороны, кренясь набок, со спущенными задними шинами и скрежещущими по гудрону металлическими дисками.
Служащие аэропорта оставили свои места и бродили по главному залу, не понимая, что происходит. Приехавшая на грузовике группа повстанцев заняла ключевые точки здания и поставила на контрольной вышке пулемет, нацелив его на вход. Рейнер бросил потрепанную полицейскую машину и провел Жизель через помещение таможни. Экипаж одного из лайнеров пытался успокоить группу из пятидесяти пассажиров, собравшихся у бюро Т.О.А. Когда от баррикады доносились нестройные звуки выстрелов, с крыши начинали сыпаться осколки стекла.
Какой-то смельчак объявил по громкоговорителю, что опасности нет и что рейс номер двести три состоится при первой возможности, но его слова заглушил треск выстрелов.
