Солнце уже стало клониться к западу, изменив ситуацию к худшему для греков, потому что теперь его лучи ударяли им в глаза. Но в это же время энергия наступления стала угасать. Ксеркс пустил в ход бичи. Леонид с изумлением наблюдал со стены эту необычайную сцену. Он слышал, что у варваров в обычае подбадривать солдат бичами, когда у тех пропадает охота сражаться, но никогда ему не доводилось видеть это своими глазами. Леонид гак засмотрелся на это зрелище, что не заметил, как прямо над его головой пролетело короткое мидийское копьё. Он вовремя успел наклонить голову, другое копьё задело плечо. Панцирь смягчил удар, но всё же он получил лёгкое ранение — не первое за сегодняшний день. Ничего серьёзного не было, в пылу битвы он не замечал полученных ударов. Тем не менее, его одежда была сплошь залита кровью.
Полемархи не раз подходили к нему, предлагая сменить его на посту предводителя и дать ему отдых хотя бы на час, ведь сражение продолжалось уже почти десять часов, и если другие воины имели передышку, то Леонид оставался на своём посту бессменно.
Ранение копьём — было следствием его неосмотрительности. От усталости он начал терять внимание и понимал, что это может быть опасным.
Тогда он дал знак предводителю феснийцев, полемарху Демофилу, сменить его.
Мегистий осторожно снял с него доспехи и освободил тело от хитона.
— Ничего серьёзного, по счастью.
Он осмотрел рану от копья на плече. Острие задело мышечную ткань, но кость была цела.
— Раны нужно обработать и остановить кровотечение. Тебе следовало раньше сделать перевязку. Из-за двух пустяковых ссадин ты потерял много крови. Это неразумно — так растрачивать себя, когда ты так нужен эллинам. Ты просто обязан беречь себя, строптивый спартанец, я как врач приказываю тебе экономно расходовать свои силы. Нам ещё предстоит немало подвигов. Ещё не хватало, чтобы ты погиб по глупости в самом начале битвы.
Так ворчал Мегистий, накладывая жгуты и тёплые примочки из трав. Когда перевязка была закончена, он дал Леониду выпить какого-то травяного отвара. Целительная жидкость разлилась по телу, возвращая силы и бодрость.
— Ты просто волшебник, мой дорогой Мегистий! Я снова готов сражаться ещё хоть десять часов подряд.
— Не торопись, царь, и без тебя там сегодня справятся. Нападение выдохлось. Персы сражаются уже безо всякого пыла. Демофил отличный военачальник — отважный и хладнокровный. А тебе нужна передышка.
— Мегистий, я повинуюсь тебе.
Только теперь он разглядел на расстоянии примерно в полтора стадия на выступе скалы возвышающуюся величественную фигуру поэта. Тот стоял недвижно и незыблемо, как каменное изваяние, и, не отрываясь, смотрел на сражающихся.
— Он так стоит весь день. Над ним летят стрелы, копья, а он даже не шелохнётся. Аполлон и Музы хранят его и закрывают невидимым щитом.
Симонид был так увлечён сражением, что не замечал больше ничего, он не чувствовал ни усталости, ни возраста.
— Он настоящий поэт, — восхищённо отозвался Леонид, — и мужественный человек.
День угасал — первый день противостояния персов и эллинов. Так ничего и не добившись, Ксеркс велел трубить отбой.
Обе стороны приступили к подсчёту потерь. Солдаты с помощью илотов вытаскивали тела погибших и раненых греков и относили их под навесы. Погибших тут же с почётом предавали земле, над ранеными иод руководством опытного Мегистия хлопотали феспийцы, славившиеся искусством врачевания. Трупы персов сбрасывали в долину хищным птицам, откуда при желании соотечественники могли их достать. Но этого не требовалось, ведь религия персов предписывает отдавать тела умерших на растерзание хищным птицам, полагая, что священные стихии — огонь, земля и вода — не должны соприкасаться с трупом. Только когда от покойника оставались одни кости, их полагали в могилу.
Раненым персам также была оказана медицинская помощь, после чего они были отправлены под охраной в ближайшую деревню, откуда их предполагалось послать на невольничьи рынки либо обменять на своих.
Леонид проверил потери — сто пятьдесят человек убитыми и пятьсот ранеными. При этом ни один спартанец серьёзно не пострадал, хотя они и приняли на себя все тяготы боя.
Потери персов исчислялись не сотнями — тысячами. Командиры доложили Ксерксу, что за этот день было убито более трёх тысяч и ранено до семи тысяч солдат.
Леонид отправился спать в свою палатку. Засыпая, он слышал, как спартанцы всё ещё под впечатлением боя поют героические песни великого древнего Тиртея:
Доля прекрасная — пастьв передних рядах ополченья,Родину-мать от врагов обороняя в бою.Биться отважно должны мыза милую нашу отчизнуИ за семейный очаг, смерти в бою не страшась.Юноши, стойко держитесь,друг с другом тесно сомкнувшись,Мысль о бегстве душе будет отныне чужда.Мужеством сердце своё наполнив,о ране и смерти,Подстерегающих вас, не помышляйте в бою…
Глава 7
Будем сражаться в тени
Персидский царь находился в смятении. Характеру властителя были свойственны нетерпение и гневливость. Как только он натыкался на препятствие или что-то случалось не так, как он задумал, он впадал в раздражение, а подчас — в ярость. Вот и теперь он ходил в задумчивости взад и вперёд по своему огромному шатру, лицо и вся его поза выражали упорную работу мысли. Наконец он поднял голову и велел позвать Демарата.
— Ну и что ты скажешь на это? — угрюмо спросил властитель.
Демарат молчал, потому что вопрос не имел никакого смысла.
— Ты молчишь? Демарат, сегодня чёрный день для меня. Едва вступив в Грецию, я потерял убитыми и ранеными десять тысяч человек. Если дело пойдёт так дальше, то через месяц я потеряю треть своей армии. Как они могут так сражаться? Это невозможно!
— Я предупреждал тебя, Ксеркс, что спартанцы способны противостоять врагам, в десять, в двадцать раз превышающим их численно.
— Это невозможно, и потому я не верил тебе. Но сегодня… я просто не мог смотреть на это спокойно! Они стояли незыблемо и молча спокойно орудовали мечами, не сходя с места, будто бы выполняли какую-то обычную работу. Мне не приходилось видеть ничего подобного. А ведь ты знаешь, что я усмирил мятежный Египет, я развеял в прах могущество Вавилона, и теперь какой-то жалкий отряд спартанцев в триста человек стоит у меня на пути, и я ничего не могу с этим поделать! — взревел в ярости Ксеркс.
— Разве их только триста? — со смешанным чувством восхищения и изумления спросил Демарат.
— Фиванские олигархи прислали ко мне морем своего человека. Он рассказал, что эфоры отправили, с Леонидом только триста человек, пелопоннесцы выставили четыре тысячи, остальные три состоят из беотийцев, локров, эретрийцев и других.
— Эти триста стоят многих тысяч.
— Теперь я и сам вижу, что ты был прав.
Ксеркс на минуту замолчал, затем, пристально глядя в лицо спартанцу, сказал:
— Демарат! У меня возникла такая мысль. Я бы хотел привлечь этих храбрецов на свою сторону. Я бы дал каждому из этих трёхсот столько золота, сколько они весят. Леониду я отдам десять городов, любую азиатскую сатрапию, а если он пожелает, то сделаю его властителем всей Эллады. Что ты скажешь на это? Не может же он быть так безрассуден, чтобы отказаться от таких почётных условий!
— Нет, государь, Леонид никогда не согласится!
— Нет? Почему?!
— Потому что он — спартанец. Спартанцы безразличны ко всему, кроме доблести. Золото для них ничего не значит. Они презирают роскошь.
— Я тебе не верю, Демарат. Человек не может быть так безумен, чтобы отказаться от счастливой великолепной жизни, когда есть возможность избежать ужасной смерти.
— Бесчестие для спартанца страшнее смерти.
— Победителя не судят. Когда вся Эллада будет лежать у наших ног, кто посмеет его упрекнуть? Ты плохо знаешь человеческую натуру. Сильный всегда прав. Я думаю, Леонид разумный человек, он всё взвесит и поступит правильно. А как бы ты, Демарат, поступил на его месте? Ты бы принял мои предложения?
— Нет, Ксеркс, я бы на его месте сражался до конца.
— Может, ты хочешь присоединиться к нему?
— Дорого бы я дал, чтобы оказаться на его месте! Увы, — сокрушался спартанец, — мне остаётся только издали наблюдать, как он умирает, восхищаясь и отчаянно завидуя.
— Вы точно в своей Спарте все ненормальные! С любого другого я бы содрал кожу заживо за такие речи и натянул бы на мой походный тимпан. Но ты спартанец, и я ценю твою прямоту.
— Если я окажусь лжецом, ты можешь исполнить свою угрозу.
