— Ты мертва, Беата. А твоя мать умирает.
В глазах Якоба стояли слезы. Но плакал он о жене. Не о дочери. Дочь он давно отринул.
— Я хочу видеть ее.
— Мертвецы не посещают умирающих. Мы отсидели по тебе шиву.
— Мне жаль, очень жаль, но ты не можешь помешать мне видеть маму, — с трудом выдавила из себя Беата.
— Могу — и помешаю. Потрясение убьет ее.
Беата почувствовала, какой жалкой, должно быть, выглядит она сейчас — в старом пальто, со сбившейся набок шляпой. Но она думала только о том, как побыстрее добраться сюда, ей было не до собственной внешности. Судя по лицам сестры, братьев и даже невесток, все они ее жалели. Она выглядела той, кем была для них, — отверженной и изгоем. Отец не спросил, откуда она узнала, что мать в больнице. Не хотел знать. Беата давно мертва и похоронена, а эта стоящая сейчас перед ним женщина для него никто, и он не желал иметь с ней никаких дел.
— Ты не смеешь так поступать со мной, папа! Я должна пойти к ней, — умоляла дочь, но отец был непреклонен. Выражение его лица показалось Беате еще более жестким, чем в тот день, когда она покинула дом.
— Тебе следовало подумать об этом девятнадцать лет назад. Если не уйдешь сама, тебя выкинут силой.
Беате казалось, что она сходит с ума, хотя она вполне сознавала, что отец способен на все. Даже выкинуть ее отсюда.
— Ты не нужна нам. И твоей матери тоже. Здесь тебе не место.
— Она моя мать, — возразила Беата, исходя слезами.
— Была твоей матерью. Сейчас ты для нее никто.
К счастью, Беата знала, что это неправда. Но как сказать об этом отцу? Она была так благодарна судьбе за то, что та дала ей возможность два года встречаться с матерью, нежно любившей ее детей. Они были вместе, и этого у нее никто не отнимет.
— Ты так жесток, папа. Мама никогда не простит тебе этого. И я не прощу.
На этот раз Беата отчетливо понимала, что не простит. Слишком бесчеловечно то, что он делает.
— Ты была жестока с нами, когда ушла из дома. Я тоже тебя не простил, — возразил он, очевидно, ничуть не раскаиваясь.
— Я люблю вас, — тихо проговорила Беата, оглядывая всех. Никто из них не пошевелился. Не сказал ни единого слова. Затем Ульм отвернулся, а Бригитта тихо заплакала, но не протянула сестре руки. Никто не попытался уговорить отца позволить Беате пойти к матери. Трусы.
— Я люблю маму. И всегда любила вас. Вас всех. И мама любит меня так же сильно, как я ее! — яростно выдохнула Беата.
— Убирайся! — рявкнул отец, глядя на дочь так, словно ненавидел ее за то, что она пыталась затронуть его сердце. Трудно было понять, что он испытывал в этот момент. — Вон отсюда! — Он показал на коридор, из которого она вышла. — Ты для нас мертва и останешься мертвой!
Беата долго смотрела на него, дрожа всем телом, но отказываясь отступить, как уже было когда-то. Она — единственная, кто осмелился противостоять отцу. В первый раз она сделала это ради Антуана, а сейчас — ради матери.
Но в глубине души Беата понимала, что проиграла. Отец не пустит ее к матери. Ничего не поделать: придется уйти, прежде чем он позовет охрану и ее вышвырнут из больницы.
Беата взглянула на отца в последний раз, повернулась и, опустив голову, медленно побрела по коридору. Перед тем как свернуть за угол, она оглянулась, но никого уже не было: все зашли в палату матери.
Не сдерживая горьких слез, Беата спустилась вниз и взяла такси. Она плакала до самого дома, потом звонила в больницу каждый час, справляясь о состоянии матери.
В четыре часа ей сообщили, что мать умерла.
Беата медленно опустила трубку и рухнула на диван. Все кончено. Последняя связь с семьей оборвалась. Матери больше нет. И только в ушах по-прежнему звучало эхо материнских слов:
«Я люблю тебя, Беата».
— Я тоже люблю тебя, мама, — прошептала Беата.
Мать навсегда останется в ее сердце…
Глава 10
На следующий день Беата поехала на похороны матери, но близко не подходила, наблюдая за церемонией со стороны. Сегодня она надела дорогую шубу, элегантное черное платье и красивую шляпку, подаренную Антуаном незадолго до гибели. Наверное, мама сейчас одобрила бы ее внешность.
На пальце поблескивало материнское кольцо. Она не снимет его до самой смерти.
Застыв на месте, Беата слушала молитвы и молилась вместе с живыми. По еврейским законам Монику должны были похоронить в течение суток после смерти.
Беата проводила мать на кладбище и остановилась поодаль. Никто не знал, что она здесь.
Словно невидимый призрак, она наблюдала, как каждый из родных бросал горсть земли на опущенный в землю гроб. Когда все разошлись, Беата опустилась на колени у могилы и положила рядом маленький камешек в знак почитания мертвой, как требовала традиция. И словно со стороны услышала собственный голос, произносящий «Отче наш». Мама не обиделась бы…
Долго еще стояла Беата у могилы матери, прежде чем уйти домой. Она чувствовала, как омертвела ее душа. Недаром отец вычеркнул ее из списка живых.
Амадея подбежала к ней и обняла.
— Мне так жаль, мама, — прошептала она. Беата уже рассказала девочкам обо всем, и они долго плакали. Обе они любили бабушку, хотя Амадея испытывала к ней смешанные чувства. Она так и не простила родителям Беаты их жестокость. Беата понимала ее, но все-таки… Родителей не выбирают.
Вечером Беата рано ушла в свою комнату и легла на кровать, думая обо всем, что с ней произошло, начиная с первых дней жизни с Антуаном. Ей о многом нужно было поразмыслить, многое осознать, ведь целая жизнь прошла, жизнь достойная, хотя и нелегкая. Она заплатила за любовь высокую цену, и теперь потеря матери означала, что у нее остались только дочери. Отец еще раз дал ей это понять. Остались только дочери и их жизнь. Своей жизни у Беаты больше не было.
Очередной удар всего месяц спустя нанесла ей Амадея. Беата восприняла новость как приговор. В каком-то отношении это было почти то же самое, что лишиться матери. Правда, Амадея останется среди живых.
— Я ухожу в монастырь, мама, — спокойно объявила она в день окончания школы. Ничто не предвещало такого решения дочери, и Беата от неожиданности задохнулась. Она смотрела на дочь глазами раненой птицы, но лицо Амадеи оставалось спокойным. Она не торопилась ставить в известность мать, пока не обрела уверенность в твердости своего решения. В сделанном ею выборе не было ничего поспешного или легкомысленного.
— Никуда ты не пойдешь, — отрезала Беата, словно от нее что-то зависело. Она сознавала, что в эту минуту очень похожа на своего отца, но и это ее не останавливало. Она не допустит гибели дочери! Да и Антуан, благочестивый католик, не смирился бы с этим. — Я тебе не позволю.
