А может быть, господин Техрани слишком несправедлив? Ждал проявления силы от слабого существа? Но он сам знал одну девушку, которая шесть лет ждала жениха, теперь он был ее мужем. Возможно, были и другие, от которых жизнь потребовала еще большего терпения, — просто он не был знаком с ними. Что, все они — исключительные личности, а его бывшая невеста — обыкновенная слабая женщина? Господин Техрани не мог найти ответа на эти вопросы.
Девушка не была женой Техрани и поэтому не имела права видеться с ним. В письмах он называл ее «дорогая сестра»; а что в таких письмах можно было написать? А она называла его «дорогой брат» и постоянно жаловалась, что письма его слишком сухи и бесчувственны. Но разве можно «дорогой сестре» писать любовные послания, клясться в верности и любви, мечтать с ней о будущем счастье и совместной жизни?
Письма от нее приходили все реже и реже, потом совсем прекратились. Да так было и лучше — господин Техрани не хотел, чтобы кто-либо заглядывал в его душу, не хотел раскрывать ни перед кем свои самые сокровенные чувства. Он как-то не задумывался тогда о том, что любовь требует пищи и, если долго голодает, умирает. Теперь, в редкие моменты, когда он мог размышлять спокойно, он даже находил оправдание измене своей невесты: ее любовь осталась без пищи и умерла. Ни встречи с любимым, ни живого слова. Единственная связь — тонкая, ненадежная нить писем — оборвалась. Да, возможно, в этом вина была не ее, но обман, ложь, вся эта грязь…
Господин Техрани с искусством самоистязателя упорно продолжал свои размышления. Действительно он был непрогнозируемым молодым человеком, жил так, как находил нужным, и после женитьбы вовсе не собирался вступить на проторенный путь, согласиться с принятыми в обществе условиями и жить по принятым правилам. Но ведь его невеста знала это и все же уверяла, что любит его и будет любить всегда, даже несмотря на то, что родители ее с самого начала были против их союза. (Правда, молчали и ждали: а вдруг господин Техрани образумится и исправится?) Если бы не ее родители, он бы давно женился. Тем лучше, что этого не произошло.
А что же произошло? — думал господин Техрани. Девушка всего через несколько месяцев после его отъезда, утерев слезы, приняла советы родителей и стала женой человека с блестящим будущим, живущего, как принято, начала жить, как принято. Она устраивает приемы, как принято. Ходит в гости, как принято, может быть, через некоторое время родит подряд несколько детей и воспитает их — как принято — трусоватыми, слабохарактерными, осторожными, расчетливыми Тогда она почувствует себя вполне счастливой, и ее счастье будет достигать наивысшего накала один раз в год, в День матери. В День матери в женской школе после декламации стихотворения «Сердце матери»[92] («Ах, ножка моего сыночка ударилась о камень!») ее объявят самой примерной матерью, вручат ей награду — книгу «Мы благословляем тебя, мама», и она возгордится тем, что воспитала для общества таких достойных детей!.. Это та самая желанная, общепринятая, правильная жизнь, главное — без особых хлопот, в которой обыватели чувствуют себя вполне счастливыми в любое время дня и ночи. Но господин Техрани плевал на такое счастье — результат расчета и трусости.
Каждый раз, когда он справлялся у матери о том, как поживает его невеста, та неизменно отвечала: «Хорошо, нормально, передает тебе привет». Там, где все было однообразно и повторялось многократно, такой повторяющийся ответ не казался странным, не возбуждал сомнений.
Теперь он затаил обиду не только на девушку, но и на свою мать, скрывшую от него правду.
Как мучился, как терзался господин Техрани тогда при мысли, что он, правда не по своей злой воле, украл у молодой девушки три лучших года. Какие планы, какие проекты он строил, чтобы возместить ей это трехлетнее ожидание! Он думал: «На ее долю выпали большие трудности, она выдержала серьезные испытания, заслужила счастье. Ничто не должно омрачать его».
И теперь все, что он планировал все эти три года, все, что он возводил в мечтах, — все это разом рухнуло. Он все эти три года думал о человеке, не выдержавшем испытания, оказавшемся недостойным, недостойным его дружбы, его любви, — это мучило его более всего, это приводило его в отчаянье.
Это был первый удар.
5
Господин Техрани был сравнительно известным переводчиком. Он работал в одном государственном учреждении, а в свободное время занимался переводами. Он переводил только то, что ему самому нравилось и что он находил целесообразным переводить. До сих пор он перевел всего четыре-пять книг, но то, что было переведено, было высокого качества. По этой-то причине он и приобрел известность среди читающей публики. Понимающие читатели без сомнений покупали и рекомендовали другим книги, на которых стояло его имя.
Последняя книга, переведенная господином Техрани, и явилась причиной тех трех лет. Он, который никогда не терял чувства юмора, говорил: «Старик, какой-то иностранный писателишка, наплел какие-то глупости, а мне, несчастному, достаются удары палок за него».
Короче говоря, как бы то ни было, те три года прошли. Господин Техрани считал, что они прошли даже не без пользы: «Много мы там видели и хороших, и плохих людей, наговорились вдоволь. Но сейчас надо найти хоть какую-нибудь работу, этот желудок требует пищи…»
И господин Техрани поручил всем своим друзьям подыскать ему какую-нибудь работу. И сам он отправился в те места, где, как он знал, он мог бы оказаться нужным.
6
Однажды вечером, беседуя за рюмкой водки с близкими старыми друзьями, он вдруг почувствовал, что от него что-то скрывают: друзья явно что-то недоговаривали, подавали друг другу какие-то знаки. Казалось, каждый пытается переложить на плечи другого какую-то тяжелую обязанность. Господин Техрани перехватил взгляд, который один бросил другому, и сказал:
— Старик, ну роди же наконец, вы меня уже совсем доконали! — Он догадывался, о чем они собирались сказать, и заговорил таким тоном, чтобы заглушить свою и их неловкость.
Наконец один их них решился:
— Послушай, ты не должен стесняться, не имеешь права — мы ведь твои самые близкие друзья. Дело вот в чем: мы посоветовались и решили выделять тебе ежемесячно кое-какую сумму, пока ты не найдешь работу.
— Вы хотите выдавать мне жалованье? — пошутил господин Техрани.
— Ты не обиделся?
— Нет, старик, чего мне обижаться?! Кто же не любит деньги? К тому же если их не надо зарабатывать, если они сами идут в руки. Но если говорить серьезно, я вам очень благодарен за эти слова. Как Говорят американцы, эти слова миллиона долларов стоят. Честно сказать, некоторые, даже не столь близкие, как вы, друзья уже делали мне подобные предложения. Одни со смущением, с сомнениями, с длинными предисловиями из-за боязни как-то задеть меня, другие — прямо переходя к делу, считая, что проблемы тут никакой нет, что все вполне естественно. Как если бы интересовались моим здоровьем, они спрашивали: «Тебе не нужны деньги? — И дальше: — Нет, серьезно, не церемонься, у меня как раз сейчас есть лишние, когда сможешь — вернешь». Это все радует меня и прибавляет сил. Нет причин чувствовать себя одиноким, без поддержки. Ведь одиночество и беспомощность — самые страшные болезни, они жутко расправляются с человеком, убивают его жестоко и грубо. Да, оказавшись в такой ситуации, я часто вспоминаю слова Камю, что-то вроде: «Человек, попавший в бедственное положение, познает, что в человеческом обществе достойного больше, чем унизительного». Да, это так. Мне очень дорого само ваше предложение. А что касается денег, вы же знаете, у меня есть кое-какие сбережения, а когда они кончатся, я надеюсь, найдется и для меня какая-нибудь работа. Конечно, если я окажусь в нужде, вы будете, естественно, первыми, к кому я обращусь за помощью. Но знаете, есть один вопрос, который очень беспокоит меня. Мне не хотелось бы, чтобы у кого-нибудь из вас хотя бы на секунду возникла мысль, что я там привык к тунеядству, что просто не желаю работать. Мне кажется, кое-кто так думает. Поэтому мне особенно трудно принять у кого-либо деньги, даже у вас.
Друзья всячески пытались его переубедить. Но господин Техрани уже сказал свое слово и знал, что если не сейчас, то через некоторое время оно оправдается. Он вспомнил слова Ромена Роллана, недавно прочитанные, о том, что, прежде чем принимать от кого-либо сострадание, нужно хорошо подумать, потому что сострадание — это долг, который непременно надо вернуть.
Не теряя оптимизма, господин Техрани в поисках работы обходил друзей и знакомых. После целого ряда безуспешных визитов, окончательно потеряв надежду, он вернулся к себе и заперся.
Господин Техрани не был наивным и неопытным, но он был человеком простодушным, и жизненный опыт его ничему не научил. Все, к кому он обращался, с такой радостью, с таким восторгом встречали его, как будто хотели подчеркнуть, что этот господин Техрани для них совершенно тот же, что был три года назад. Именно эта доброжелательность должна была бы его насторожить, но он не замечал ничего. Все спрашивали: «Ну, чем ты теперь занимаешься?» Он отвечал с деланным безразличием: «Честно говоря, ничем, продолжаю отдыхать». Эти его слова вызывали удивление и беспокойство: «Но ведь так нельзя, все-таки какое-нибудь дело, профессия…» Господин Техрани отвечал тем же безразличным тоном: «Я сейчас подыскиваю работу, но не очень тороплюсь. Мы там столько поели дармового хлеба, что уже привыкли ничего не делать! — Затем, так же шутливо, как бы между прочим, добавлял: — А в вашей организации не найдется для меня никакой работенки?» После некоторого замешательства ему обычно отвечали: «Работа-то есть, очень даже нужны люди. Разве можно найти кого-нибудь лучше тебя (или: лучше вас)? Конечно, все будут очень даже рады, почтут за честь работать с тобой. Но, видишь ли, этот наш генеральный директор очень осторожен и крайне консервативен. Я поговорю с ним, потом тебе позвоню. У тебя ведь есть телефон? Какой у тебя номер — тот же самый или поменялся? На всякий случай не вредно записать. Обязательно позвоню. Будь спокоен».
