* * *
Женька морщился, но продолжал жевать лайм. Сложно сказать, какой по счету. Впрочем, дело не в лайме. Вообще сложно описать то, что творилось сейчас в московской квартире Клима, но оно творилось, а значит — придется представить, верно?
Пустые бутылки из-под текилы не катались по полу только лишь потому, что имели квадратную форму, но валялись повсюду. Корки лайма и просыпанная соль. Диванные подушки разбросаны и на одной из них кроссовка Женьки. Братья не помнили, откуда она тут взялась, но и убирать ее не торопились. Быть может, японец нашел бы в этом хаосе зачатки порядка и гармонии, но представителей этой национальности не наблюдалось — только Клим и Женька.
Оба без рубашек и в старых шортах. Окна распахнуты, в них смотрит и смеется ночь — темная, московская.
Они пили, будто набирались храбрости для того, чтобы начать разговор о Полечке. Выпивали долго, болтая о многом, но не о главном!
Текила лукаво подмигнула в свете лампы серебряными искрами, как бы намекая на то, что разговор еще надо продолжить.
— А вообще, скажу я тебе, в мире столько всего происходит! Вот сам посуди: люди космос осваивают, искусственный интеллект уже картины рисует, запустили этот, как его, калоэдр большой! — распинался пьяненький младший.
— Коллайдер?
— Вот-вот, его запустили.
— А куда? — Клим честно старался уловить мысль, но та ему изменила, ускользнула.
— Не знаю, — нахмурился Женька. — Но ведь должны же были. Может на Марс?
— Нет, — помотал головой Клим, отчего комната закружилась, но не исчезла, хвала Небесам. — Он же во Франции, а Марс — он где? Правильно, на Земле.
— Да хоть у черта на рогах. Я не о том. Наука вперед летит, а мы как были пещерными людьми, так и остались. За юбками бегаем, друг другу морды бьем. Непорядок, — он многозначительно поднял палец вверх. — А мир, он что? Он был, есть и будет! Мы сдохнем — он будет жить. И что мы после себя оставим, а? Дерьмо и ненависть?
— Звучит как тост. — Слова Женьки и «юбках» и «мордах» очень пьяный Клим принял, как сигнал к Большому разговору, жаль, что мысль свою он снова упустил — текила поспособствовала.
— Если звучит как тост, выглядит как тост, и крякает себя как тост, то значит надо пить.
Текилы стало еще меньше, а из открытого окна донеслась заливистая трель сирены скорой помощи или полицейской машины.
— А может это правильно? — Женькина мысль вильнула, словно автомобиль, едва не сорвавшийся в кювет.
— Что именно? — И Климова вильнула.
— Быть пещерным человеком. Смотри, даже попугай понимает, что чем красивее он проорёт, тем скорее найдет себе пару.
— В смысле женщину?
— Ну да, выходит так. Это получается, весь мир вокруг них крутится?
— Выходит так, — Клим вздохнул и задумчиво уставился в ночь, расцвеченную мягкими огоньками — этот безумный город никогда не засыпал. — Женька, не вокруг НИХ, а вокруг НЕЕ.
Младший выплюнул корку лайма и посмотрел на брата.
— А если две жизни крутятся вокруг одной НЕЕ? — Напряжение, которое долго скрывали оба, прорвалось и обозначило момент истины.
— Она тоже — жизнь. И сама выбирает себе спутника. Притягивает, также, как планета то самое космическое тело. Если убрать Луну от Земли — погибнут оба. — Братья даже под текилой понимали, что разговор о Поле и Климе.
Женька грохнул стопкой по столику.
— Почему ты ничего не сказал мне?
— Потому, что ты сказал, что любишь ее. Я отошел в сторону. — Клим, будто отрезвел. — Откуда мне было знать, что притяжение настолько велико? Мне нужно было сдохнуть? Наверно, я бы так и сделал… Но, Жень, скажи, это помогло бы тебе сделать ее своей?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Младший задумался и крепко.
— Нет. Не помогло бы.
Клим промолчал. Все сказано и понятно.
— Климентий, я не обещаю тебе восторгов и розовых соплей по поводу ваших с НЕЙ отношений. Это пока выше моих сил. Но, я не настолько тварь, чтобы сделать вашу жизнь дерьмом и ненавидеть. Ты брат мне… Так всегда было и так будет. Ты всегда отдавал мне самое лучшее. Готов был и жизнь отдать … Я бы подох в той машине, если бы не ты. Об одном прошу — не надо мне вашей с НЕЙ жалости. Засуньте ее себе в задницу! И еще… Надо к родителям съездить. Всем троим. Они тут точно ни при чем. Я постараюсь выдержать всю эту хрень. — После слов Женьки Клим долго разглядывал младшего и выдал.
— Повзрослел, опарыш. Когда успел-то?
— Пошёл ты.
— Я дома! — возмутился Клим.
— Тогда терпи, урод. Я тут еще попьянствую.
Стена отчуждения дала трещину, и сквозь нее сверкнула улыбка Женьки — уже светлая, теплая.
От автора: большое спасибо Анни Кос за помощь в составлении диалога двух пьяных мужчин!))))
Клим улыбнулся брату и…уснул. Прямо там, где они сидели — на полу. Женька не удивился, зная его привычку засыпать после важного дела. Немного посмеялся над своим статусом «важного», и вспомнил о Поле. Точнее, он не забывал, просто отвлекся ненадолго.
Сложно сказать, что толкнуло Женьку на то, что он сделал. Может, текила?
Женька взял телефон брата и написал сообщение Полине.
Женька с номера Клима:
«Поль, мы напились. Помирились. Рада?»
Полина:
«Клим, правда? Как ты? Как Женечка?»
Женька дернулся от вида собственного имени в ее сообщении.
Женька с номера Клима:
«Скажи мне, почему ты выбрала меня, а не его? Ответь, и я спокойно усну»
Полина:
«Я не выбирала. Просто полюбила, Клим. Но и еще кое-что есть…)))»
Женька с номера Клима:
«Что?!»
Полина:
«Женька дарил мне себя, а ты подарил мне меня*. С тобой Я есть Я. Прости, не могу сказать понятнее»
Женька с номера Клима:
«Я очень люблю тебя, Полина»
Дальше Женька читать не стал, просто удалил всю переписку и допил бутылку текилы в одиночестве, слушая, как московская ночь шумит, бьется … прямо как его сердце.
От автора: «Женька дарил мне себя, а ты подарил мне меня» — перефразированная цитата из фильма «В моей смерти прошу винить Клаву К.» снятый режиссерами Николаем Лебедевым и Эрнестом Ясаном по повести Михаила Львовского.
Глава 17
Полечка металась по гардеробной и вытаскивала одни плечики за другими. Волновалась невероятно перед встречей с Анной Ильиничной и Андреем Петровичем в новой роли — девушки из старшего сына! Сейчас Клим и Женька ждали ее у подъезда дома, сидя в машине, а она все копалась и не могла сообразить — что надеть? Вероятно, понимала, что это не так важно, но тянула время отчего-то.
Минувшей ночью ей снился сон, в котором она долго читала длинный, умный договор и в головке ее поутру осталась одна фраза из нескончаемого потока печатных слов — переход права собственности. Будь Поля циничнее или наглее, она бы смеялась, но девушка вовсе не была такой, а потому все это представлялось ей кошмаром.
Тем временем Женька, сидя за рулем, бубнил Климу, сам волнуясь перед встречей и тем, что ожидало его в доме родителей. Он собрался с силами, попытался изобразить на своем лице такой же poker face, что и у Клима, но вышло скверно. А потому, он сердился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты ее испортил, бро. Раньше она никогда не опаздывала! Чего копается? — Женька крепко держался за руль.
— Жихарка, дай ей время. Ты психуешь, так что говорить о Полине? — Клим знал наверняка, что Поля в расстроенных чувствах — сам успокаивал ее вчера.
Большого успеха не добился, и был изгнан из ее постели глубокой ночью по причине «легкомысленного отношения к ситуации». Топтался некоторое время под ее дверью, стучал и пытался не смеяться. Полина открыла, поцеловала, но все равно выгнала. Клим даже не рассердился, честное слово!
