Краем уха слышу, как муж двигает ко мне стул и садится рядом. Нам нужно поговорить… но я просто не могу, такая голодная до вкусной еды!
Мама думает, что я на сохранении, без подробностей. Не хотела её пугать. Но первые две недели мы вообще не виделись из-за синяков на моём лице и она уже сходила с ума, донимала врачей, всё ли со мной нормально и вечно была недовольна, что они молчат. Даже скандалила.
Дошло до того, что они потребовали не приходить ей, раз она нарушает покой, мама обиделась и видится со мной лишь по видео-звонкам, чтобы не нервировать ни себя, ни врачей. Живёт сейчас в городе, Марат внезапно купил ей квартиру здесь, чтобы она могла хозяйничать спокойно и вот она уже начинает подкармливать меня. Так вкусно!
— Так вот, хорошая новость то… — начинает спокойно Марат, пока я жую сало с хлебом.
— А што, ты не пфо суп? — мой рот полон еды, но я набираю ещё борща в ложку. Достаточно хорошая новость от мамы!
— Семейку Комаровых посадили вчера. — серьёзно заканчивает Марат.
А я аж с полной ложкой борща застываю у рта. Уже знаю, что Анжела это та самая Катя Комарова из школы и никакая другая, что она долго на меня зуб точила и стоило узнать, что я пришла к её матери за ЭКО, сразу уговорила её устроить весь этот ад.
Но я не знала, что с всей их семьёй происходило целый месяц. Стоило врачу сказать, что мне нельзя волноваться по этому поводу, что такой эмоциональный шок от одного воспоминания может расшатать так, что мало не покажется, так Марат и намёка перестал давать, что именно там с ними.
— …Правда? — ложка начинает дрожать, я опускаю её обратно в контейнер. Глаза наполняются слезами.
Первую неделю мне снились кошмары, каждую ночь, Марат даже ночевал рядом на стуле в палате, чтобы тут же обнять, если я начинала плакать во сне.
Его нежный шёпот успокаивал меня. Он обещал, что скоро они получат своё наказание, но я боялась, что всё это затянется… оказалось нет.
Они действительно отправились за решётку? Все? Правда?
— Так быстро? — тихо бормочу, всё ещё не веря, слеза срывается по щеке до самого подбородка.
Марат тут же вскакивает со стула и убирает поднос на тумбу, а затем обнимает меня, крепко крепко, как после кошмаров.
Я отвечаю на эти объятия. Они мне необходимы.
— Я подсуетился, чтобы как можно быстрее прошёл суд и был вынесен срок каждому. Такие люди не должны больше ни дня на свободе быть. — ненадолго Марат замолкает, но затем бормочет едва слышно, — Там у каждого нашлись грешки не только по нашей семье. Даже у Катьки, она никогда честно не работала, мошенница.
Марат не хочет это обсуждать. Я знаю, что он винит себя. Даже сейчас слышу это по голосу и уверена, что он ненадолго прикрывает глаза, просто чтобы прийти в себя от наваждения…
Наваждения, где он видит меня без сознания на полу и сперва думает, что опоздал.
Я слышала, как в один из дней он говорил с отцом по телефону об этом. Думал, я сплю и тихо отвечал. Но я услышала.
То, как он до сих пор винит себя во всём. От измены, до того, на что он вообще повлиять не мог.
Слышала, как его голос дрожал, что совершенно ему не свойственно. Слышала, как он делился с отцом, что не может спать, если не уверен, что со мной всё хорошо. Не может есть, если знает, что я ещё не поела или мне грустно. Не может работать, даже попросил помощи у отца, лишь бы быть рядом.
Он никогда такого не делал, но теперь почти всегда спит на стуле рядом или сразу приезжает рано утром и выглядит, словно и не спал. Он не ездит на встречи, пытается работать через телефон или ноутбук, но его голова уже просто не варит.
Он не может ни на чём сконцентрироваться, кроме того, чтобы я была в порядке.
Уверена, если мы расстанемся, он действительно будет разрушен. Он не врал. Любит меня и не думает о других.
— И какой срок им дали?… — вырываю Марата из мыслей и потираюсь щекой об его плечо. Глажу ладонями по широкой спине.
Месяц назад, до нападения, я бы оттолкнула его. Но сейчас я не могу представить, что он не будет проводить со мной день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Степану и Елене по двадцать. Там всплыло много дел, связанных с её клиникой и другими пациентами, он как её сообщник. А Катьке… только пятнадцать, это максимальный возможный для неё. Но клянусь… — Марат отстраняется и мы встречаемся взглядами. Его тёмный, как крепкий кофе и мой в отражении, нежно-карий, как сладкий, молочный шоколад.
Он берёт меня за ладонь, сжимает её ласково и подносит к своим сухим и горячим губам, целует нежно и шепчет:
— Клянусь, ты больше никогда не увидишь её. Когда она выйдет, если выйдет, на свободу, ей придётся переехать отсюда. Навсегда. Мои люди проследят за этим хорошо. И за тем, чтобы ты никогда больше не столкнулась с опасностью, уже я лично прослежу.
Я молчу. Смотрю на Марата и понимаю, что мы давно не целовались, что я… хочу этого.
Его глаза… теперь я вижу в них только любовь. Его поступки… в них тоже теперь лишь любовь.
Ощущение, что между нами всё снова так же, как это было раньше. Полная гармония в отношениях, мы рядом, нам хорошо друг с другом, мы ждём ребёнка…
Но гарантии, что так хорошо будет всегда, всё ещё нет. Ведь и раньше казалось, что всё нормально, а на самом деле нет.
Готова ли я меняться вместе с ним и строить счастливую жизнь заново? За этот месяц я уже решила, но при этом сейчас снова задаюсь этим вопросом…
Значит ли это, что я не готова?
— А ребёнок? У неё в животе после ЭКО с твоим материалом правда был ребёнок… — мой голос немного хрипнет.
Об этом я тоже ничего не знаю, стоило оказаться в больнице…
— После аварии у неё пошли осложнения и она потеряла ребёнка. — не слышу, чтобы Марат жалел её.
По итогу, несмотря на все безумные старания, Анжеле-Кате не досталось ничего, кроме одного вечера с грязной работой ртом…
— Понятно…
Дальше всматриваюсь в глаза мужа. В них отражаюсь только я и больше никто. Он крепче сжимает мои ладошки, не хочет их отпускать.
Не хочет меня отпускать, но явно опасается, что если заведёт речь о отношениях, я скажу, что всё на самом деле кончено.
Но сама я уже не чувствую, что кончено…
Нет. Сейчас словно… снова начинается.
Каждый день мы либо обнимаемся, либо держимся за руки. Он смотрит со мной любые фильмы, даже романтические мелодрамы, хотя раньше терпеть их не мог. Читает мне книги, забавно меняя голос на разных персонажах. Гуляет со мной по этажу, иногда выходит со мной на улицу, но много мне не разрешают.
Мы играем в карты или в игры на телефоне. Он пытается развеселить меня шутками и сам громче смеётся, если я хрюкаю иногда при смехе. Гладит мой совсем небольшой ещё живот и уже разговаривает с ним перед сном.
Это как новое начало отношений. Мы словно заново знакомимся и он даже не позволяет себе лишнего.
Он спас меня и я понимаю, что… люблю его.
Понимаю, что не хочу быть без него…
Чёрт.
Так хочется рискнуть…
И я рискую.
— Уже хочу поскорее выписаться из больницы и съездить отдохнуть со своим мужем куда-нибудь, в прошлый раз он не смог и вообще, мы как-то отдалились друг от друга. Нам определённо нужен шанс… побыть только вдвоём под пальмами, у моря и на закате. Ты же передашь ему, что нужно купить билеты? — бормочу быстро и закусываю губу.
Возможно, это как-то глупо прозвучало, но я не придумала ничего лучше…
И вижу, как глаза Марата расширяются, становясь похожими на две монеты.
Хочу прокомментировать это, но он вдруг хватает меня за щёки и нагло целует!
Сминает губы своими с таким напором, что я моментально сдаюсь. Он крепко обнимает меня, а я его…
Мои щёки моментально вспыхивают, а горячий жар опускается вниз живота. Я так сильно соскучилась по своему мужу…
Я готова рискнуть. Измена это серьёзно, очень, но…
Я чувствую, что он осознал. Чувствую, что правда меня любит, ошибся, но исправляется и готов всю жизнь становится снова лучшим для меня, лишь бы я осталась с ним.
