Таким образом, можно сделать вывод, что даже потомственные Чингисиды, избиравшиеся в ханы в соответствии с традицией на курултае, либо их преемники, также считавшиеся законными монархами, в случае признания зависимости от иностранного сюзерена теряли легитимность в глазах своих подданных. Это служило формальным поводом для их свержения и даже убийства, хотя в ряде случаев реальные причины для мятежных действий против монархов могли быть иные.
§ 2. Попытки смены династии иностранными монархами
В свое время Чингис-хан и его потомки в процессе завоевания различных государств и регионов нередко практиковали замену местной правящей династии другой – более лояльной к новым сюзеренам. Такая ситуация сложилась в Средней Азии, где на смену хоремзшахам-Ануштегинидам пришла «купеческая» династия Махмуда Ялавача [Карши, 2005, с. 127–130]; предпринимались такие попытки и на Руси в период «монголо-татарского нашествия» 1230–1240-х годов, когда Чингисиды всерьез рассматривали возможность замены князей Рюриковичей представителями других, боярских родов (подробнее см.: [Почекаев, 2006, с. 183–185]). Своеобразной «иронией истории» стала такая же политика, но уже в отношении самих Чингисидов: установив контроль над чингисидскими государствами, иностранные сюзерены стали практиковать назначение их правителями нечингисидов. Соответственно, легитимные в глазах своих покровителей, они не признавались в качестве законных монархов населением.
Родственники Чингисидов как ставленники китайских императоров в Монголии в XV–XVII вв. Уже в первой половине XV в. империя Мин, стараясь раздробить и подчинить себе Монгольское ханство, предприняла попытку спровоцировать гражданскую войну. Не ограничиваясь поддержкой противоборствующих царевичей из рода Чингис-хана, китайские власти стали признавать права на ханский титул и правителей, не имевших чингисидского происхождения. Так, в 1410-е годы китайские власти признавали ханом ойратского правителя Эсэху, который в глазах Чингисидов и их приверженцев являлся несомненным узурпатором [Hambis, 1969, р. 187].[116] Стремясь, впрочем, не допустить усиления и новых претендентов, китайские власти в то же время закрепили высокие титулы и за другими ойратскими вождями, чтобы они стали противовесом не только Чингисидам, но и новоявленному хану Эсеху. Так, в самом начале XV в. три соперничавших между собой ойратских родоплеменных вождя получили китайские титулы: Махаму – Шун-нин-вана, Тайпин – Сян-и-вана и Бату-Болад – Ань-лована. Около 1418 г. Тогон-тайши (претендовавший, как мы помним, на монгольский трон как сын дочери хан-Чингисида) унаследовал от своего отца Махаму титул Шун-нин-вана, который стимулировал его к борьбе за единодержавие среди ойратов [Покотилов, 1893, с. 35, 39–40]. Аналогичным образом китайские имперские власти после смерти Тогона признали его сына Эсена в ханском достоинстве – также поначалу именно среди ойратов [Hambis, 1969, р. 31]. Несомненно, этот фактор в значительной степени обусловил его властные амбиции, и в результате Эсен, как известно, решился на узурпацию ханской власти во всем Монгольском ханстве, осмелившись даже провозгласить себя императором Юань. Однако в силу различных обстоятельств (появления в Монголии энергичных властителей вроде Мандухай-хатун и Даян-хана) и политического кризиса в самой империи Мин в XV в. китайские власти так и не сумели подчинить Монголию.
Однако в XVII в. китайские императоры (на этот раз уже не только династии Мин, но и сменившей ее маньчжурской династии Цин) вновь попытались подчинить себе Монголию, сделав ставку на представителей нечингисидских династий – правда, на этот раз не на потомков Чингис-хана по женской линии, а на потомство его братьев, членов рода Борджигин. Таким образом, кровные связи претендентов с «золотым родом» как основание законности их прав на престол были усилены дополнительным фактором – поддержкой иностранных сюзеренов.
Когда Даян-хану перед смертью пришлось разделить власть между своими многочисленными сыновьями, каждый из них стал во главе определенного родоплеменного объединения, фактически заменив прежнюю родоплеменную знать, почти полностью уничтоженную во время завоевательных походов Мандухай и Даян-хана, и тем самым сравнявшись по статусу с этой самой родовой знатью. В этих условиях потомки братьев Чингис-хана, также стоявшие во главе родоплеменных объединений, перестали признавать верховенство «золотого рода» и стали претендовать на равный с ними статус [Владимирцов, 2002б, с. 468 (примеч. 366)]. А поскольку ряд потомков Чингис-хана в своих владениях (аймаках) уже приняли ханские титулы – Шитну-ханы, Тушету-ханы, Дзасагту-ханы, Сэчен-ханы, Сайн-Нойон-ханы, Алтан-ханы, – другие потомки рода Борджигин в начале XVII в. решили последовать их примеру. Но ни потомки Хасара, ни тем более его младших братьев не могли обосновать свои права на трон тем, что уже не существовало прямых потомков Чингис-хана. Поэтому они начали предъявлять права на ханские титулы, во-первых, в собственных уделах, во-вторых, опираясь на могущественных покровителей, каковыми стали маньчжурские ханы, как раз в это время начавшие активное завоевание Китая.
Причиной этих действий была деятельность Лигдан-хана – последнего верховного правителя Монгольского ханства, поставившего себе целью укрепление центральной власти и воссоединение стремительно распадающегося государства. Надо сказать, отчасти ему это удалось, но принимаемые им меры оказались настолько непопулярны как среди Чингисидов, так и среди других Борджигинов, что областные правители предпочли пойти на сговор с чужаками-маньчжурами, лишь бы не подчиняться своему слишком властному родичу.
Одним из первых таких правителей-Борджигинов, получивших ханский титул, стал Аоба (Одба, Ууба) – потомок Хасара в 18-м поколении, являвшийся наследным правителем аймака Хорчин. Еще его отец противостоял централизаторской политике Лигдан-хана и пошел на сговор с маньчжурами. Аоба, чьи владения неоднократно подвергались нападениям со стороны монгольского верховного хана, продолжил отцовскую линию, присягнул маньчжурам и вместе с ними участвовал в боевых действиях против Лигдана. За свою помощь Аоба получил в жены внучатую племянницу Нурхаци – основателя маньчжурского государства, титул «эфу» («императорский зять»), а также незадолго до смерти Нурхаци (1626 г.) был пожалован титулом Тушету-хана и награжден украшенными шлемом и доспехом. В благодарность за оказанные почести Аоба в дальнейшем поддержал Абахая – сына и преемника Нурхаци [Джамбадорджи, 2005, с. 107; Илтгэл шастир, 2007, т. 141] (см. также: [Кузнецов, 1987, с. 159; Успенский, 1987, с. 149]). Естественно, в глазах монгольского хана титул, дарованный маньчжурским монархом (который и сам выглядел самозванцем в глазах потомка Чингис-хана), силы не имел, и в своих посланиях к Аобе Лигдан ехидно именовал его «Тушету-эфу» [Илтгэл шастир, 2007, т. 142]. Тем не менее прецедент был положен, и примерно в то же время еще ряд правителей южно-монгольских аймаков из потомков братьев Чингис-хана приняли ханские титулы. Правда, некоторые из них получали титулы не от маньчжуров, а от китайских императоров династии Мин: Тулан, потомок Тэмугэ-отчигина (Дугурэн-хан), правитель аймака Онгнигуд [Там же, т. 216; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 27; Успенский, 1987, с. 153], и три поколения правителей аймака Муминган – Шира-Хитад, потомок Хасара в 14-м поколении (Тушету-хан), его сын Дорджи (Буянту-хан) и внук Цэгэн (Сэчен-хан), который впоследствии перешел на сторону маньчжуров [Илэтгэл шастир, 2007, т. 253; Лубсан Данзан, 1973, с. 294; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 43–44; Успенский, 1987, с. 155].[117]
Пожалование титулов было вдвойне полезно для маньчжурских и китайских правителей. С одной стороны, принимая от них титулы, потомки рода Борджигин становились их вассалами, обеспечивая военную силу и политическое влияние на территории Монголии. С другой – принятие ханских титулов потомками братьев Чингис-хана умаляло престиж ханского титула среди самих Чингисидов, способствовало снижению их авторитета и, как следствие, отходу от них многих сторонников. В том что именно такую задачу ставили перед собой китайские и маньчжурские правители, когда даровали титулы потомкам рода Борджигин, нас убеждает следующая тенденция: после установления маньчжурского сюзеренитета над Монголией и ликвидацией в ней верховной власти Чингисидов владетельные Борджигины лишились своих ханских титулов. Так, уже Бадари, сын и наследник хорчинского Тушету-хана Аобы, после смерти отца был вынужден довольствоваться титулом тушету-цин-ванов [Илтгэл шастир, 2007, т. 142] (см. также: [Лубсан Данзан, 1973, с. 294]), т. е. князя или царевича, но не хана; потомки онгнигудского Тулана – титулами дугурэн-цин-ванов [Илтгэл шастир, 2007, т. 216; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 27–28]; а муминганский Сэчен-хан Цэгэн в 1664 г. и сам был лишен ханского титула, получив взамен титул тайджи (царевича) третьей степени [Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 44]. С этого времени и до провозглашения Монголии республикой в 1924 г. ханские титулы сохранили лишь владетели аймаков Халхи – Северной Монголии, происходившие из рода Хубилая.
