«Требований о том, чтобы освободили лиц, арестованных за события 21–22 июня в Назрани, террористы не выдвигали. Хотя мы готовы были начать диалог об этом. Главным для нас было спасти детей. [Требований] об отмене выборов президента Чеченской республики также не выдвигалось. Мы предложили им коридор для ухода из школы. Террористы также не высказали пожелания. С учетом складывающейся обстановки, тех данных, которые у нас были, я сделал вывод о том, что группа террористов имела какие-то обещания поддержки извне от тех, кто их направлял, но на самом деле этого не произошло. Каких-то конкретных требований от террористов я не слышал. От Проничева я получил информацию о том, что прилетает Аушев, с которым террористы якобы готовы встретиться. Меня не интересовало, кто присылает Аушева, для меня главным было освобождение детей и других заложников. Сразу же по прибытии Аушева я, Проничев, Анисимов встретились с ним. Тот подтвердил готовность войти в школу. Там же с нами находился и Гуцериев М., который прибыл ранее. Аушев почти сразу же ушел в школу. Пробыл в школе он недолго, около 40 минут. По прибытии назад он передал свернутый в несколько раз двойной тетрадный лист-записку, который достал из внутреннего кармана пиджака. Я его бегло просмотрел. Вверху шла надпись по-арабски, а далее шло обращение на «ты» к президенту РФ Путину В.В.: остановить войну в Чечне, вывести войска, ввести Чечню в состав СНГ. Были буквально обрывки фраз: «Мы остаемся в рублевой зоне, наведем порядок на Кавказе». Оно, письмо, было подписано Басаевым, но указана только его фамилия, без подписи. Я понял, что записка написана наспех, может, даже и перед приходом Аушева, но точно в школе, потому что лист был тетрадный».
Ну и, наконец, какие были у «террористов» мотивы? Не могли же они совершить захват заложников по личному почину? Чеченскому народу, если налетчики представляли его интересы, это не сулило ничего кроме вреда. Рассчитывать привлечь симпатии мирового сообщества, помешанного на борьбе с терроризмом, такой акцией может только полнейший кретин. Кремлю как раз выгодно было представить чеченских сепаратистов отмороженными кровопийцами, чтобы отбрехаться от навязчивых обвинений в нарушении прав человека на Кавказе.
В Беслане сюжет как две капли воды напоминал норд-остовские события. Все те же неизвестно откуда взявшиеся и никого не представляющие налетчики, которые не могут сказать, чего они хотят. Так же, как в Москве в 2002 г., силовики совершенно не желали знать, кто за всем этим стоит — всех «террористов» прикончили. На Дубровке сделано это было совершенно сознательно, ибо останься в живых хоть один налетчик, необходимо было бы проводить следствие и судить его, а против мертвых уголовное дело не возбуждается. Нет дела — нет суда, нет суда — нет ненужной шумихи.
Правда, в Беслане одного налетчика — Нурпаши Кулаева — якобы захватили живьем, и даже судили, но нетрудно понять, что это был ряженый, играющий роль террориста для публики. Собственно, именно в этом качестве его и воспринимали потерпевшие, участвовавшие в процессе. По крайней мере, на суде он не сказал абсолютно ничего, что могло бы пролить свет на случившееся, а обвинение не пыталось настаивать на том, чтобы он говорил правду. Наоборот, он давал показания, которые были выгодны ФСБ — например, утверждал, что взрыв в спортзале произошел от того, что снайпер-спецназовец убил подрывника, стоящего «на кнопке». Никто из выживших заложников эту информацию не подтверждает, более того, заявляют, что «подрывник» находился в мертвой для обстрела зоне, что подтвердилось в ходе следственного эксперимента. Многие свидетели отмечают странности в поведении Кулаева — он держался от террористов особняком, при нем не оказалось оружия, он никуда не пытался бежать, его фактически спас заложник — учитель физкультуры, который вытолкнул его из спортзала, когда там начался пожар.
Стиль этих представлений роднит и то, что в обоих случаях силовики не пытались эвакуировать жителей домов, находящихся в зоне проведения спецоперации. Это не просто недоработка — это грубейшее попрание элементарных аксиом проведения операций такого рода. Ведь если бы театральный центр на Дубровке захватили настоящие террористы, и зал с заложниками был бы реально заминирован, как они об этом заявляли, то в случае взрыва запросто могли бы пострадать соседние дома — взрывной волной выбило бы стекла из окон, от осколков которых могли пострадать жильцы квартир со стороны ДК. Если оперативный штаб по проведению операции не эвакуировал людей, значит, ему заранее было известно, что никакой взрывчатки у «террористов» нет. Может быть, кто-то предложит другое объяснение?
В Беслане же силовики не только не очистили зону проведения спецоперации, но и зачем-то допустили туда как раз накануне штурма толпы взвинченных местных ополченцев. Это просто вопиющее нарушение элементарных правил — на линии огня не должно быть посторонних, тем более с оружием, тем более тех, кого можно визуально спутать с «террористами». Но эта «ошибка» была сделана сознательно — потом на ополченцев свалили вину и за «спонтанный штурм», и за то, что те, якобы, расправились со всеми боевиками.
Между тем почерк реальных террористов разительно отличается от стиля режиссеров с Лубянки. Взять хотя бы знаменитый рейд Басаева на Буденновск. Мотивы у него были — месть за смерть родных, погибших под бомбами. Поэтому не удивляет его стремление отомстить именно летчикам — все захваченные военнослужащие дислоцированного в городе вертолетного полка были убиты. Басаев не скрывал ни своих целей, ни того, что он находится здесь по приказу президента Ичкерии Джохара Дудаева. То есть хоть и с натяжкой, Басаева можно считать официальным представителем сепаратистов, уполномоченным вести переговоры с противной стороной. И Басаев всеми силами добивался именно переговоров, а не выдвигал фантастических требований.
Кремль же сначала совершенно не желал вести диалог с захватчиками, и даже попытался спровоцировать бойню, послав спецназ на штурм без проведения соответствующей подготовки. Штурм бездарно провалился, вызвав многочисленные жертвы среди заложников, Басаев не поддался на провокацию, и официальным властям РФ в лице самого премьер-министра Черномырдина пришлось унизиться до переговоров с Басаевым. Требования Басаева были вполне разумными, его поведение было совершенно адекватным (для террориста, конечно).
Власть Путина в начале его президентства была, скорее всего, декоративной. Впрочем, для РФ это уже почти традиция. В 1997 г. Депутаты Госдумы, обеспокоенные тем, что Ельцин пропал и долгое время не показывался на публике, поставили вопрос об освидетельствовании человека, который исполнял обязанности президента РФ на предмет идентификации его личности, поскольку на Ельцина, каковым его знали до 1996 г., этот тип был совершенно не похож. Конечно, гарант Конституции много пил, принимал сильнодействующие препараты, перенес операцию на сердце, что не лучшим образом отразилось на его внешности, но вряд ли это могло изменить форму черепа. Кто выдавал себя за Ельцина, так и осталось неизвестным, поскольку для проведения процедуры освидетельствования не хватило меньше сотни голосов. Впрочем, для редких телевыступлений годился и двойник — обыватель особым умом и внимательностью не обременен. А многочисленные публикации в СМИ, в том числе и зарубежных, где разоблачалась махинация с подменой Ельцина и задавались вопросы, куда делся оригинал, официальный Кремль старательно не замечал. Кто правил страной под прикрытием виртуального Ельцина, можно только догадываться.
Тем, кому эта афера интересна, могу порекомендовать исследование Юрия Мухина «Код Ельцина», в котором собраны и проанализированы сотни фактов, свидетельствующие о том, что в первый виртуальный переворот в Росси был совершен еще в 1996 г., когда сдохший к тому времени президент умудрился победить на выборах. Не исключено, что Мухин ошибся, и Ельцин был жив после 1996 г. Но это не снимает главного вопроса — кто правил страной в период последнего срока Ельцина, когда он почти перманентно находился на больничной койке (в этом случае его роль на публике и играл).
Виртуальный переворот октября 2002 г. был направлен не против Путина персонально, а против той группировки («семейной»?), которая им кукловодила. Сама кукла — Путин остался прежним, и в сознании людей ничего не поменялось, но на самом деле поменялись кукловоды. Ну а спецоперация «Беслан» была спроектирована кукловодами как следующий шаг по укреплению своей власти. Кукла Вовочка произнесла заученные слова, как положено и когда положено — через 10 дней после кровавой развязки. Если посмотреть в корень, то главный вопрос заключался в том, кто будет пилить пухнущий от нефтедолларов бюджет. Региональные элиты претендовали на свою долю пирога, но получили пинок под зад. Сегодняшние пропорции в бюджетном обеспечении, когда в федеральном (ха-ха, слово «федерация» звучит в данном контексте, как издевка) бюджете концентрируются примерно три четверти совокупного бюджета РФ — результат, в том числе, успешно осуществленного спектакля в Беслане.
