— Надеюсь, — пробормотал я.
Что случилось с Сергеем Андреевичем, я решительно не знал. Более того, даже предположений внятных не было. Ладно, начнем поэтапно.
— Клавдия Петровна, ставьте пока вену. И — физраствор. Будем разбираться.
Фельдшерица закопошилась в «дежурном чемоданчике», а я приступил к осмотру.
1 октября, 13.20, Антоновка
— Да знаю я, знаю! Все сделаю, все приму. Езжай давай! — Галя чмокнула мужа в щеку и легко подтолкнула его к стоящему у дома самосвалу.
Проследила, как он забрался в кабину, помахала вслед отъехавшему грузовику и торопливо вернулась в дом. Мерзкий холодный дождь не прекращался ни на секунду, а ей теперь мерзнуть было никак нельзя.
В животе вновь противно заныло. Ну вот, только порадовалась, что целые сутки прошли без этих спазмов (или как там они называются по-научному?), — и опять! Ох, как не хочется ложиться в районную больницу на сохранение! Всего-то две недели, как выписалась оттуда, провалявшись без малого месяц… Тоска смертная! Неужели придется все повторить?!
Галя, держась за живот, побрела на кухню. Достала упаковку но-шпы, выковырнула из флакончика две таблетки. Подумала и добавила к ним еще одну. Засовывая лекарство обратно в шкафчик, служащий аптечкой, женщина усмехнулась: почетное место среди лекарств почему-то занимала бутылка с уксусной эссенцией. Колька, что ли, ее сюда поставил?
Сильная схваткообразная боль внизу живота заставила ее согнуться. Так, в скрюченном состоянии, Галя налила в стакан воды и приготовилась было выпить таблетки, как вдруг из гостиной раздался истошный вопль:
— Красные! Красные в городе!
И следом — грохот пулеметной очереди.
От неожиданности женщина присела. Поставила осторожно стакан на стол и крадучись подобралась к двери, ведущей в гостиную. Прислушалась.
В комнате работал телевизор. На полную громкость. Похоже, шли «Неуловимые мстители». Галя приоткрыла дверь и заглянула внутрь: разумеется, никого. Но кто же включил телевизор?!
— Кто здесь? — на всякий случай спросила женщина.
— И тишина… И мертвые с косами стоят! — издевательски ответил телевизор.
Выругавшись про себя, Галя зашла в комнату, выключила свихнувшийся прибор и мстительно показала ему язык.
В животе опять шевельнулась боль. Женщина поспешила обратно на кухню. Сгребла со стола таблетки, забросила их в рот и залпом, в два глотка, опустошила стакан.
Рот, горло и грудь обожгло невыносимой болью. Дыхание перехватило. Выронив стакан и схватившись обеими руками за горло, Галя попыталась закричать, но из груди вырвался лишь жутковатый булькающий хрип.
А боль все усиливалась и теперь сползла в живот, будто кто-то злой с размаху воткнул Гале кинжал под ложечку и медленно проворачивал его.
Боль стремительно вытесняла сознание. Ноги уже не держали: женщина рухнула на пол, скрючившись и хрипя. Угасающим взором Галя заметила прямо над собой открытую дверцу «аптечного» шкафчика.
«Я же ее закрывала!» — удивилась женщина сквозь боль.
Внезапно жжение прошло. Совсем. Галя вздохнула с облегчением…
А выдохнуть уже не смогла.
1 октября, 13.47, Антоновка
Ничего необычного осмотр не выявил. Если не считать температуры в сорок с половиной градусов, отсутствия сознания и периодических коротких судорожных приступов. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо…
Ну-с, положим, судороги при такой лихорадке, да еще сохраняющейся в течение трех дней, — дело вполне даже обычное. Жаропонижающее нашему пациенту Клавдия Петровна уже вкатила, ждем результат.
И в беспамятство впасть на таком фоне болезный Сергей Андреевич тоже мог вполне. Интоксикация, похоже, нешуточная, вот мозг и отреагировал, как сумел. С этим мы тоже поборемся: в вену уже активно капали физраствор и солевые смеси.
Осталось самое главное — выяснить, откуда все это. Ничего, что могло бы дать такую температуру, не обнаружилось. На всякий случай я еще раз прослушал легкие, заглянул в горло и тщательно прощупал все группы лимфатических узлов: ни-че-го!
— Из ваших знакомых, родственников, друзей ни у кого ничего подобного не было? — продолжил я пытать Надю, едва отдохнувшую от предыдущей серии вопросов.
Она отрицательно покачала головой:
— Да нет, здоровы все.
— В ближайшие недели никуда из области не выезжали? В Среднюю Азию, на юг, за границу?
— Да бог с вами, доктор, какая заграница? — Надя усмехнулась. — Еле концы с концами сводим. Самое дальнее, куда ездили — в Нероград. Да и то года три назад.
— Животные не кусали, не царапали? — продолжил я и тут же понял, что спрашиваю зря. Я же только что дотошно осматривал кожу Сергея Андреевича! Следы укусов или царапины нашел бы.
— Нет, ничего такого.
— Поноса не было у него? Рвоты? Крови в моче?
Опять отрицательное мотание головой.
— Тридцать восемь и три! — доложила Клавдия Петровна, стряхивая градусник.
Так, отлично! Это уже лучше. Да и больной стал спокойнее: больше не мечется в постели, не бредит, просто спокойно спит. И дышит ровнее.
— Доктор, я тут вспомнила… — Надя робко тронула меня за плечо. Я обернулся:
— Что?!
— Сережа в садике работает, в Сосновке. Завхозом. Там у них недели две назад несколько детишек вдруг заболели. Не знаю точно, чем именно, но была сыпь…
— Сыпь?! Что ж вы раньше-то не сказали? — возмутился я.
— Так вы не спрашивали про работу… А я и не вспомнила сразу, — виновато развела руками Надя.
Я мысленно обругал себя. И в самом деле, про работу я не спрашивал, совершенно упустив из виду тот простой факт, что заразиться какой-нибудь гадостью можно и там. Какая-то детская инфекция?!
А что, очень может быть! Взрослые обычно крайне тяжело переносят болезни, которыми положено переболеть в детстве. Я сам несколько лет назад едва не помер от банальной ветрянки, заразившись ею от соседского парнишки. Тому-то хоть бы хны: бегал, весь перемазанный зеленкой, где попало. А я две недели лежал пластом в состоянии, мало отличающемся от нынешнего у несчастного Сергея Андреевича.
— Надя, вы не знаете случайно, какими детскими болезнями переболел муж? — поинтересовался я.
— Да нет, откуда? Хотя он как-то говорил, что болел ветрянкой, — неуверенно ответила Надя.
Ну то, что это не ветрянка — и так понятно. Сыпи нет никакой. По этой же причине можно исключить краснуху, скарлатину, корь…
Стоп! Корь, пожалуй, мы погодим исключать. Помнится, на курсе инфекционных болезней нам говорили, что при этой болячке сыпь не всегда появляется на коже…
— Клавдия Петровна, помогите-ка мне! Надо ротовую полость осмотреть, — попросил я, вооружившись шпателем и фонариком.
Фельдшерица понимающе кивнула и ловко раскрыла рот Сергею Андреевичу. Я залез туда инструментом и принялся осматривать внутреннюю поверхность щек и нёбо.
— Блин! — не сдержался я.
Вся слизистая была усеяна белесоватыми точками. Пятна Филатова-Бельского-Коплика! От волнения я даже вспомнил тройное их название. Самый достоверный симптом кори!
— Что там, доктор?! — испуганно вскрикнула Надя, неправильно истолковав мое восклицание.
Я разогнулся и обернулся к ней:
— Надя, вы корью в детстве болели?
Она усердно закивала головой:
— Болела, болела! И корью, и краснухой, и свинкой, и…
— Достаточно. Значит, вам повезло. У вашего мужа — банальнейшая корь! — победно заявил я.
— Так он же большой уже… — она растерянно опустилась на стул.
— И тем не менее! Потому и переносит так тяжело, что большой, — пояснил я.
— И что теперь делать?
— Лечить, разумеется. Мы сейчас вызовем перевозку из районной инфекционной больницы, Сергею Андреевичу придется полежать там. А пока машина придет, откапаем его и, надеюсь, приведем в чувство. Да ему уже получше, сами видите.
— Вижу… — прошептала женщина. На ее глаза навернулись слезы.
— Надежда, не реви! — предупредила ее Клавдия Петровна. — Самое страшное уже позади.
— Так я ж от радости! — всхлипнула Надя. — Я уж подумала, помирает Сережка.
— Ну, если честно, то вы не так далеки были от истины! — строго заявил я. — Чего тянули-то три дня? С такой-то температурой? Мы ведь вполне могли и не успеть сегодня… еще несколько часов — и…
Надя спрятала лицо в ладони и зарыдала.
— Д-дум-мали, п-пройдет! — всхлипывая, пробормотала она.
Я вздохнул. Думали они…
В дверь громко и нетерпеливо постучали. И тут же, не дожидаясь ответа — еще раз. И еще.
Надя, на бегу утирая слезы, метнулась в прихожую:
— Кто там?!
— Надежда, там у твоей калитки больничная машина стоит. Доктор не у вас? — поинтересовался незнакомый мужской голос. Очень встревоженный.