вскорости эти «воинские университеты» закончились сами собой, так как загуляли надолго январско-февральские пурги и намели на рукотворном плацу двухметровые сугробы. Да и у людей пропала уже охота заниматься таким несерьёзным делом. Тем более, что на селе и зимой было работы невпроворот: и дрова надо готовить, и сено подвозить, да и рыбалкой не прекращали заниматься.
На том месте, где Большой и Малый Вилюи, сливаясь, давали начало Протоке Вилюйки, каждую зиму рыбаки ставили большой вентерь, обеспечивая свежей рыбой всё село и 77-ю береговую батарею. Часто и я с отцом ездил на собачьей упряжке на выборку этого вентеря. Когда вытаскивали из майны на лёд тяжелую мотню вентеря и раскрывали её будто гигантский кисет, на лёд высыпалась вяло шевелящаяся груда разнорыбицы. В основном это была, конечно, жёлтобокая навага и корюшка, от которой источался острый аромат свежих, будто только что с грядки, огурцов. Но была и селёдка, и мелкая камбала. Часть улова обычно забирали матросы с батареи, а остальное разбирали по домам односельчане. Вкус и аромат этой свежей, жареной или варенной в ухе, наваги или корюшки навсегда запечатлелся в памяти. А какие вкуснейшие оладушки из наважьей икры жарила обычно зимой мама! Нигде и никогда я больше не едал такого чудного блюда – только зимой и только из выловленной сегодня или вчера рыбы получаются такие вкуснейшие жёлтенькие оладушки. Кстати, там, у этого большого вентеря, вытащенного на лёд с очередным уловом, от матросов-батарейцев мы узнали первую радостную весть с фронта: немцев погнали от Москвы! Как ликовали мы все тогда – это, наверное, не передать словами даже.
Да, тот западный фронт, где решалась судьба всей нашей страны, находился от нас за десять тысяч вёрст, но мы и тут, на Камчатке, на самом краешке русской земли, всем сердцем и душой были рядом с защитниками Отечества там, на огненной передовой. А ещё мы знали, что совсем рядом с нами, на Курилах, затаился до времени другой наш давний враг. На японских военных базах, расположенных на Курильских островах, в то самое время находилось не менее восьмидесяти тысяч солдат. Только на двух самых северных островах Шумшу и Парамушир (мы их тогда ещё называли на японский лад как Симусю и Парамусир) находились две крупные военно-морские базы Японии – Катаока и Касивабара. Расположенные друг против друга и разделённые всего двумя-пятью километрами Второго Курильского пролива, они по сути являлись единой ключевой позицией японских войск абсолютно рядом с камчатскими берегами. Японское командование считало эти два острова неприступными для любого противника. И в самом деле, по всей линии побережья этих двух островов руками китайских военнопленных и насильно привезённых рабочих из оккупированной японцами Кореи была сооружена густая сеть артиллерийских огневых позиций, дотов и дзотов, противотанковых рвов и эскарпов, окопов и траншей по всем требованиям фортификационной науки.
В 70-х годах прошлого века в Камчатском отделении Дальневосточного книжного издательства была издана документальная повесть «Курильский десант», которую написал Василий Семёнович Акшинский, бывший в начале 40-х годов редактором газеты «Камчатская правда» (1940–1942 годы), а затем ставший политработником-артиллеристом Красной Армии и принявший непосредственное участие в освобождении Курильских островов от японских милитаристов в августе 1945 года. Книга эта, изданная всего тиражом пять тысяч экземпляров, уже давно стала библиографической редкостью, и её непременной ценностью является именно тот факт, что написал её журналист, участник тех легендарных уже событий. Кроме того, по признанию Василия Семёновича, изложение событий в этой повести подано в виде беседы с генералом Алексеем Романовичем Гнечко, перемежаемой личными воспоминаниями автора. Вот только небольшой фрагмент рассказа генерала, красноречиво характеризующий укреплённость острова Шумшу, которому с нашей стороны могла тогда противостоять лишь одна береговая батарея 130-мм орудий, расположенная на камчатском мысе Лопатка:
«Особенно сильно был укреплён остров Шумшу, отделённый от южной оконечности Камчатки – мыса Лопатка – 12-километровой водной преградой Первого Курильского пролива. Здесь, на пространстве 20 на 13 километров, насчитывалось 34 дота и 24 дзота, несколько мощных опорных пунктов, имелось около 100 орудий различного калибра до 100 мм, более 310 огневых точек тяжёлых и лёгких пулемётов. Все они были расположены таким образом, чтобы на берегу и в глубине обороны вести перекрёстный огонь, не оставляющий без поражения ни одно из направлений. Военно-морские базы и аэродромы имели мощную противовоздушную оборону. Для самих же японских войск было сооружено несколько рядов траншей полного профиля и многозначительные разветвлённые подземные галереи, позволяющие в случае необходимости скрытно отводить войска и пополнять их за счёт резервных сил. В подземельях находились жилые помещения, госпитали, узлы связи, электростанции, склады продовольствия и боеприпасов. В ряде случаев их глубина достигала 50 метров, что полностью защищало от мощных артиллерийских снарядов и авиабомб. На острове имелась разветвлённая сеть шоссейных и грунтовых дорог общей протяжённостью до 120 километров. К сожалению, многие из этих важных сведений мы узнали лишь в процессе боевых действий…»
Чуть выше Алексей Романович напоминал, что из девяти аэродромов на всех Курильских островах шесть находились на островах Шумшу и Парамушир, и они могли принять до 600 самолётов. И уж если наши военные до начала боевых действий практически далеко не полностью, мягко говоря, представляли истинную мощность укреплений на Курильских островах, то что тогда говорить о простых жителях Камчатки. Да и не только мы одни оказались такими несведущими. Вот, например, американцы. Возможно, они всё-таки знали, что к декабрю 1941 года среди Курильских островов сгруппировалась мощная армада ударной части японского военного флота вместе с авианосцами. А потом она вдруг исчезла в неизвестном направлении. И узнали американцы об этом только в трагический для них день 7 декабря, когда на их головы в военно-морской базе в Перл-Харборе посыпались бомбы и торпеды с японских самолётов, поднявшихся с японских авианосцев, появившихся неожиданно для всех рядом с Гавайскими островами. Так началась Вторая мировая война и на Тихом океане, совсем уже рядом с нами, камчадалами. Но и о ней мы тогда практически ничего не знали. Вот видели жители Петропавловска красивый американский крейсер, причаливший к стенке угольного склада под Сопкой любви, как и я его видел, когда меня, семилетнего, привозили друзья моего отца к нему в городскую больницу, где он находился после операции. Вот доходили слухи, что неизвестно, от чьих торпед гибли безвестно наши суда в Японском и Охотском морях и в Тихом океане, а на западный берег Камчатки, где продолжали рыбачить японцы (у нас ведь с ними был мирный договор), и к ним, естественно, приходили японские транспорты, стали волны всё
