Вдобавок к названным выше «камням преткновения» между сторонниками Ленина—Сталина и троцкистами, армейским коммунистам (командирам и политработникам) приходилось выбирать одну из спорящих сторон и еще по одной очень важной проблеме. Дело в том, что накануне 10-го съезда РКП(б) большие разногласия вызвал вопрос о характере и фор.ме военной организации пролетарского государства в условиях мирного строительства. В итоге возникла острая дискуссия о переводе к милиционной армии. В этом споре обнаружилось различное понимание путей послевоенной реорганизации Красной Армии.
В ожесточенных спорах о необходимости кадровой или милиционной армии решался принципиальный вопрос о форме военной организации Советского государства, находившегося во враждебном окружении и не имеющего возможности содержать большую армию. 10-й съезд партии осудил опасную агитацию за ликвидацию кадровой армии и немедленный перевод к милиционной системе.
Еще по одной позиции мнения были разнополярны — это по вопросу о роли партии в Вооруженных Силах, о повышении партийной прослойки в рядах армии и флота. При переводе армии на мирное положение этот вопрос стал очень острым. Мероприятия ЦК РКП(б) по усилению партийного руководства в армии встретили упорное сопротивление троцкистов и других оппозиционных групп. Принятыми мерами, в том числе и направлением в войска в
1922 г. 18,5 тысячи коммунистов, удалось поднять партийную прослойку в армии в 1923 г. с 7,5 до 10,5%.
Атаки на руководящую роль партии в армии наиболее ярко проявились в нападках на партийно-политический аппарат и партийно-политическую работу. Левацкие элементы еще накануне 10-го съезда РКП(б) выступили против партийно-политического аппарата Красной Армии, по существу потребовав его слома. На практике этот слом подразумевал выборность комиссаров и подчинение их партийным ячейкам, предоставление последним права контроля за всей командной, политической и хозяйственной деятельностью части. Было, например, и такое требование — дать партийным ячейкам право выдвигать политруков рот и руководить их деятельностью.
«Децисты» на этом пути пошли еще дальше: они предлагали предоставить партийным комиссиям в Красной Армии право контроля и ревизии партийной работы политотделов, а соответствующим партийным конференциям — право оценивать служебную деятельность начальников политорганов. Этим самым политорганы по существу сводились на положение культурно-просветительных учреждений. Однако затея «децистов» не удалась— очередной съезд партии решительно пресек попытку возродить «армейский синдикализм» и потребовал сохранить политический аппарат Красной Армии в том виде, как он сложился за годы Гражданской войны.
Неблаговидную роль в этот период сыграло руководство Политического управления РККА во главе с его начальником В. А. Антоновым-Овсеенко, который разделял взгляды троцкистов. А что здесь удивительного — ведь Л.Д. Троцкий в то время был Председателем Реввоенсовета Республики и наркомом по военным и морским делам. С подачи Троцкого Антонов-Овсеенко в конце декабря 1923 г. подписал циркуляр №200, направив его армейским партийным организациям. Выдержанный в духе названных выше установок Троцкого по вопросам деятельности политорганов и партийных организаций в армии и на флоте, этот документ еще более обострил и без того сложную обстановку в армейских партийных ячейках. Особенно остро проходила борьба мнений в Московском гарнизоне. Здесь оппозиционеры добились поддержки со стороны трети партийных организаций. У них на поводу пошла даже часть коммунистов военных академий и школ, в том числе основной кузницы военных кадров — Военной академии РККА.
Вот что об этом периоде вспоминал генерал-лейтенант в отставке Г.П. Софронов, бывший в 1923—1924 гг. в Москве на Высших академических курсах (ВАК). «Год назад (в 1922 г. — Н.Ч.) в академии работала назначенная Центральным Комитетом партии комиссия в составе А.С. Бубнова, А.Г. Белобородова и А.Г. Сольца. В проверке также принимали участие В.В. Куйбышев, А.А. Андреев, Г.К. Орджоникидзе, К.Е. Ворошилов/
Проверка была вызвана тем, что парторганизация академии резко ослабила внимание к идейному воспитанию слушателей. Многие из них незрело вели себя во время навязанной Троцким дискуссии о профсоюзах. Изучение марксистско-ленинской теории в академии недооценивалось. Часть преподавателей отрицала ее значение для военного искусства, отстаивала буржуазные взгляды. Комиссия всесторонне проверила учебно-воспитательную работу, из 648 слушателей 348 были отчислены из академии»1.
В книге об истории Военной академии имени М.В. Фрунзе по этому поводу написано следующее: «Академия тем самым была очищена от людей, чуждых партии и Советской власти, и от тех, кто не отвечал требованиям подготовки командных кадров для Красной Армии. Работа комиссии ЦК РКП(б) завершилась составлением плана практических мероприятий по улучшению партийно-политической и учебной работы. План предусматривал, как и требовал 10-й съезд партии, восстановление классового подхода при наборе слушателей и приема на учебу главным образом командиров из рабочих и крестьян, показавших себя на боевой работе. Содержался там и пункт о сокращении штата академии и улучшении качественного состава преподавателей за счет командиров, отзываемых из войск»2.
348 слушателей (а это почти 54%) отчислено из ведущей военной академии!.. Это был серьезный сигнал к тому, чтобы задуматься — а так ли мы учим? Кто приходит учиться в академию? Позволяет ли предыдущая общая и военная подготовка слушателей готовить из них будущих командиров полков и бригад, дивизий и корпусов? В каком соотношении давать им военные и социально-экономические предметы? Какова степень восприятия (усвоения) учебного материала и как это проверить на практике?
Эти и другие вопросы остро стояли на повестке дня. На тот момент (1923—1924 гг.) однозначно можно было ответить только в отношении усвоения социально-экономических предметов. Действительно, если основная масса партийцев академии качнулась сначала в одну сторону, а несколько дней спустя — в другую, то, несомненно, вывод тут только один — идейные устои даже слушателей из числа коммунистов были весьма нетвердыми, размытыми, неустойчивыми.
, Состав слушателей, в самом деле, был неоднороден. Находились среди них, безусловно, и твердые, убежденные ленинцы, получившие хорошую большевистскую закалку до революции 1917 г. и в ходе ее. Льва Троцкого, хотя он и являлся руководителем армии и флота в годы гражданской войны, они всегда воспринимали прежде всего не как военного деятеля, а как политика, которого неоднократно беспощадно критиковал В.И. Ленин. Вместе с тем среди слушателей Военной академии РККА было и немало явных сторонников Л.Д. Троцкого — процент исключенных из академии при ее чистке в 1922 г. говорит об этом весьма убедительно. И были эти люди не рядовые командиры взводов и рот, а самые настоящие боевые комиссары гражданской войны или же командиры, выросшие из состава политработников.
Большинство слушателей из числа бывших офицеров старой армии в идейном плане нельзя было назвать «упертыми». Особенно тех из них, кто пришел в Красную Армию по мобилизации и в партию вступил по необходимости. Не имея других путей к хлебу насущному, не зная других средств для прокорма себя и своей семьи, кроме военной службы, они в свое время подписали договор о честном служении революционной России в рядах ее вооруженных сил. Это соглашение большинство из них приняло как клятву, как присягу, которую необходимо добросовестно выполнять — так требовала честь офицера, хотя и бывшего. Как правило, эти младшие офицеры — прапорщики, подпоручики, поручики и штабс-капитаны— были образца военного времени, т.е. не кадровыми. И вышли они не из юнкеров, а из солдат и унтер-офицеров. И достойного образования они не смогли получить по независящим от них причинам. Собственно говоря, причина здесь была одна — бедность, а то и нищета семьи, вынуждавшая рано идти на заработки, на черновую работу.
«Компетентные органы» НКВД, работая в тесном контакте с политорганами армии и флота, бдительно следили за лицами, «запачканными» в троцкизме. Например, командир 22-й механизированной бригады комбриг Н.И. Живин, выпускник Военной академии РККА 1923 г., член ВКП(б) с 1917 года, во время учебы в академии некоторое время разделял взгляды Троцкого по вопросу о молодежи. Такой факт своей партийной биографии он никогда не скрывал, отмечая это в соответствующих графах различных анкет, а также в автобиографии, находившейся в его личном деле. В дальнейшем Живин ни в каких антипартийных группировках и оппозициях не участвовал, а по службе характеризовался только с положительной стороны. Однако все положительное в 1937 г. осталось «за кадром», а на первый план выступило обвинение в политической неустойчивости. 16 ноября 1937 г. Н.И. Живин исключается из партии с формулировкой — «за связь с врагами нарЬда и как неразоружившийся троцкист». Далее следует арест (в феврале 1938 г.), а в сентябре того же года — суд и расстрел.