Сражение проходило планово, и, казалось, все было учтено. Доклад о прибытии драконов Майлз выслушал со сдержанным торжеством — как любой военный человек, он не полагался на случай, но был достаточно суеверным, чтобы посчитать это хорошим знаком.
И действительно, по донесениям наблюдателей, за какие-то полчаса ситуация в воздухе изменилась в пользу дармонширцев. И теперь все шло настолько хорошо, что Майлз уверенно ожидал появления еще одного неучтенного фактора, теперь в пользу врага. Им не могли быть спрятанные Ренх-сатом в холмах с востока и запада от города многочисленные отряды, не могли быть и тха-охонги, которые вот-вот должны были дойти от дальних городов Нестингера.
И когда из поля зрения пропали оба змея и Владыка драконов, а потом, ночью уже, выяснилось от спустившихся в город драконов, что Владыку похитили, а герцог Таммингтон спит в медслужбе, атакуемой иномирянами, то Майлз даже не чертыхнулся, а только застыл над картой, прикидывая, как теперь изменится расклад сил и что он может противопоставить Ренх-сату.
Командующий Майлз советовался с генералами, планируя новые маневры, а про себя думал, что очень бы хотелось знать, куда опять делся, в конце концов, герцог Дармоншир. Полетел спасать Владыку? Или спит, как обычно, где-нибудь на берегу моря?
Нельзя было списывать фактор пленения Владыки. На месте Ренх-сата Майлз бы использовал этот козырь, чтобы продавить капитуляцию врага или по крайней мере капитуляцию самого Дармоншира (и, зная герцога, Майлз был уверен, что тот пойдет на предполагаемый обмен). Может, это и случилось? Хотя откуда знать Ренх-сату о дружеских отношениях Дармоншира и Нории Валлерудиана? Или его разведка работает настолько хорошо?
Он размышлял — и одновременно решал, что делать дальше. Что бы там ни было — у Майлза были силы противостоять Ренх-сату, хотя и враг наверняка не все секреты еще выдал.
Через полчаса после известия о пропаже Владыки и Дармоншира с флангов Норбиджа пошли в бой отряды Ренх-сата — и те, что ждали своей очереди, и те, что подошли от дальних городов. А еще получасами позднее оставшиеся в тылу эмиратские подразделения, свежие и отдохнувшие, получили приказ вступать в бой, закрывая подкрепление Ренх-сата меж двух слоев дармонширцев, как прослойку в пироге. Пусть дармонширцам в центре города приходится отбиваться в окружении — и наступающие части иномирян ждет сейчас такая же участь.
* * *
Гигантский змеедух, вызвавшийся помогать молодому и наглому змею, один из холодных потоков ветра, что вечно огибают планету, слабел. Все больше ему приходилось подниматься в небеса, туда, где сильнее ощущалась стихия Инлия-Воздуха. И все же он вновь спускался вниз, каждый раз рискуя рассеяться окончательно — и не только потому, что этого хотел бы их общий прародитель. Но и потому, что к змеенышу древний и могучий ветер привязался.
Целые эпохи проходили в бесконечных гонках по ледяной высоте, играми с другими духами или с самим Инлием, частенько спускающимся из небесных чертогов погонять вместе со своими созданиями: случалось так, что один раз змееветер видел людей еще живущими племенами в грубых жилищах средь лесов или степей, а следующий его взгляд заставал уже города или разрушенные государства.
Ветрам было хорошо наверху. Правильно. Свежо и легко.
Но когда кто-то из сыновей Инлия по дерзости или недомыслию привлекал их на помощь, становилось по-настоящему интересно. Настолько, что ради игры с ними и наставничества духи готовы были терпеть близость земли, огня или воды: чужой стихии, вытягивавшей силы. И только скоротечная человеческая жизнь заставляла возвращаться обратно к своим, постепенно забывая об очередном подопечном.
Но о том, как с ними интересно — духи помнили.
Сейчас огромный змеедух, которого сам Инлий называл слишком шипяще, чтобы это могло быть воспринято человеческим ухом, мог бы отдыхать, скользя со своими братьями вокруг Туры. Все они видели и знали, как ослабел их отец, и каждый понимал, что миру осталось немного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но змееныш, дерзнувший потребовать помощи, нуждался в присмотре, несмотря на то что теперь не звал духа — жалел его. А развоплощение и так стояло на пороге для всех духов, оставайся ты в потоке или спускайся к поверхности Туры. Поэтому змееветер, несколько раз облетев планету и набравшись сил, все же решил спуститься и посмотреть, где его подопечный.
И не нашел его.
В темноте он видел мечущиеся ауры драконов, любимых сыновей Воды и Воздуха, видел мерцающий вихрь второго змееныша — тот спал на земле, его защищали люди с оружием. А старшего нигде не было видно.
Змееветер забеспокоился, потек над залитой голубоватым сиянием луны долиной, над холмами, слетал к морю, вернулся… и только на третий раз, пролетая над холмами, уловил едва заметное сияние ауры, придавленной массой земли и поэтому искаженной, сжатой. Обтек просевший холм, попытался ткнуться с одной стороны, с другой, начал откатывать скалы от большого оползня там, где аура казалась чуть ближе… но холм дрогнул, оползень начал оседать, скрипя и грохоча, и дух отпрянул, не решаясь больше трогать камни на холмах, чтобы не раздавить змееныша вместо освобождения.
Он покружил над холмом, осознавая, что единственный способ не навредить — это изымать глыбы сверху просевшей части холма. Но сколько тут придется работать? Хватит ли у него сил? И доживет ли змееныш до тех пор, когда он освободит ему путь?
Змееветер завис в темноте над холмом, выпустил щупальца-вихри и стал методично, с усилием вынимать из провала груды щебенки и целые скалы и отшвыривать их в стороны.
Работа шла медленно, и с каждым касанием земли дух слабел. А еще понимал, что не успеет — и даже позовет сюда людей с инструментами, они не сработают быстрее, чем он.
Но он упорно вынимал скалы и глыбы, слизывал языки оползней — и слабел, поднимался в небеса, снова спускался и снова работал, хотя это уже было безнадежно.
В один из подъемов, уже слабый настолько, что ему поддавались камни размером не больше овцы, он понял, что сейчас развеется. И что не сможет больше спуститься.
Он бросил последний взгляд на холм и стал подниматься выше.
Глава 11
Ночь с 5 на 6 мая, Нестингер, Люк Дармоншир
Люк очнулся в полной темноте и тишине, голый, слабый, скорчившись на боку. Воздуха было мало и ощутимо пахло гарью и кровью. Сколько он провалялся без сознания — было непонятно.
Браслет на запястье холодил тело. Ночное зрение не работало — так слаб он был.
Он пошевелился — слава богам, шевелиться он мог, протянул руки вперед и тут же наткнулся на камень. Ощупал все вокруг себя, сбивая ладони об известняк — он лежал в узком каменном кармане шириной метра полтора на два, между двух вставших чуть выше его роста аркой глыб. Похоже, ветер, коим он был на момент обвала, вытолкнуло сюда, в полость, и тут-то он и обернулся.
Дармоншир постарался докричаться до Тамми и Нории — но, видимо, толстый слой камня не пропускал мысленное общение, потому что не было ощущения, что его слышат, будто слова растворялись в камне.
— Ну что, попался, счастливчик? — каркающе сказал он себе, парадоксально жалея, что нет сигарет: не закурить, не вдохнуть дым, чтобы успокоиться — хотя воздуха и так было мало, и от удушья он умрет явно раньше, чем от голода или жажды.
Люк снова обернулся ветром, заметался по крошечному карману — но, сколько он не струился меж глыб, нигде не было ни прохода, ни движения воздуха, с которым можно было бы сбежать, вытечь на поверхность. Он ветром пролезал между камней, он тыкался в тупики, он, отчаявшись, воздушным тараном бил по глыбам, но те даже не шевелились, надежно прижатые другими. Неизвестно, сколько он так метался, пока отчаяние не взяло свое — и он снова скорчился на полу, слушая далекое-далекое сотрясание почвы — все же вибрация от выстрелов артиллерии долетала и сюда, и надеясь, что какой-нибудь сдвинет камни и проход все же найдется.
