— Похоронили?
— В одной из тех безымянных могил, о которых ты, наверное, слышал. К счастью, они бросили меня в яму лицом вниз. Так что я могла дышать. Да и сверху было совсем немного: чуть-чуть земли и несколько крупных камней, а в основном — листья и мусор. В общем, я выкарабкалась. А их уже не было. Больше я их никогда не видела. — Она снова пожала плечами. — И ничего о них не слышала: возможно, все трое уже мертвы. Или где-нибудь в тюрьме.
— Надеюсь, они мертвы, — проронил Говард.
Анжела взяла его за руку и пожала ее.
— В этом ты не одинок.
Они шли по периметру лагерной поляны к озеру. Анжела пробежала лучом фонаря по каменистому берегу, затем повернулась лицом к лагерю.
— Что случилось после того, как ты убежала?
— Я вышла к дороге и меня подобрали какие-то люди. Затем какое-то время провела в больнице.
— Ты все рассказала полиции?
Повернувшись к нему, Анжела покачала головой.
— Я симулировала амнезию.
— Что?
— Говард, я была так испугана. Чарли и близнецы считали меня мертвой. Меня приводила в ужас мысль о том, что они узнают, что я жива, и будут меня разыскивать. Поэтому я притворилась, что ничего не помню, даже своего имени. Это сработало, и очень скоро копы оставили меня в покое.
— Если бы ты рассказала, возможно, их бы поймали.
— Знаю. Но я до того была напугана, что не стала рисковать. Ты и представить себе не можешь мое состояние. Они держали меня девять лет. Понимаешь, Говард, целых девять лет. И все эти дни я жила с безумцами, которые делали со мной все, что хотели. И некоторое из этого было намного хуже, чем то, о чем я тебе рассказывала. А тут я неожиданно оказалась на свободе и была по-настоящему свободной, потому что для них умерла. И я готова была на все, лишь бы они никогда не узнали, что я жива.
Отпустив его руку, Анжела прижала ладони к груди.
— Я сознаю, что поступила неправильно, не сообщив обо всем в полицию. Но я не могла. Просто не сумела себя пересилить.
— Может, лучше вернуться к костру?
— Да. А то меня уже пробирает.
Вернувшись к костру, они не сели, а встали рядом с ним. Анжела протянула руки к огню.
— Как хорошо.
— Да.
— Мне продолжать?
— Ну, я не знаю.
Анжела устало вздохнула.
— Ну, самое худшее уже позади. Меня взяла на воспитание одна семья, и наконец-то сбылась моя мечта о школе. Живя в этой семье, я и закончила среднюю школу.
— Они обращались с тобой хорошо?
— Получше, чем Чарли и его мальчики, это точно. Но тоже не увеселительная прогулка.
— Ты шутишь?
— Они не были жестокими в прямом смысле. Я имею в виду Денниса и Минди, набожную до мозга костей американскую чету среднего достатка. Во-первых, они старались, чтобы у нас на теле не оставалось никаких следов. С ними жили еще две воспитанницы, так что свою «заботу» они распределяли между нами, и я не была единственным объектом. Но Минди была ко мне явно неравнодушна, и я получала «добавку» к своей порции.
— Она была неравнодушна к тебе?
— Она считала меня хорошенькой. Ей нравилось привязывать меня к своей кровати. — Анжела шумно выдохнула. — Но, после Чарли и близнецов, эти двое были просто ангелами. А Скеррит — так вообще золотой человек, по сравнению со всеми остальными.
— Как ты у него оказалась?
— Он был отцом Минди и несколько раз приезжал к ним в гости. Мне хотелось учиться в Белморе, а он жил рядом. Вот мы и договорились. Думаю, Минди хотела оставить меня в семье, чтобы посещать меня в родительские дни и все такое. — Анжела улыбнулась сама себе. — Когда я училась на первом курсе, самолет, в котором летели Деннис и Минди, упал на землю. После этого падения они уже не встали.
— Боже!
— Наверное, мне не следует злорадствовать. Они не были извергами рода человеческого. Но я их ненавидела.
— Но Скеррита ты не ненавидишь?
Она покачала головой.
— В основном мне его жаль. В определенном смысле он ужасен. Извращенец. Но я не могу испытывать к нему отвращение. Слишком он жалок и одинок. — Поглядев на Говарда, она прибавила: — Думаю, теперь ты понимаешь, что я имела в виду, говоря, что притягиваю к себе психопатов, да?
— И психопаток, — пробормотал он.
— Только Минди.
— Но вместе с ней получается шесть.
— Ты вел счет, да?
— В это трудно поверить.
Уголки ее губ задрожали.
— Может быть, на мне лежит какое-то проклятие. А ты как думаешь?
— Боже, я не знаю.
— А теперь тут бродит этот дикий горец. На Дорис и Лану он уже нападал. Следующая на очереди я.
— Он до тебя не доберется.
— Думаю, лучше он, чем Батлер. По крайней мере, живой человек, да и что он может сделать со мной такого, чего не делали раньше? Разве что убить.
— Никто тебя не убьет. Никто никогда больше не сделает тебе ничего плохого. По крайней мере, пока я рядом. — Он вытащил револьвер из-за пояса и сунул его за спину в брюки. Затем заключил девушку в объятия.
Анжела крепко к нему прижалась, уткнувшись лицом в шею.
Говард гладил ее по голове, по спине, ощущая на шее ее ровное дыхание. Ее груди, живот, бедра — ему было так уютно и тепло.
Но без сексуального возбуждения.
Вдруг ему захотелось оттолкнуть ее.
Спина девушки вздрогнула, и послышались тихие судорожные вздохи. Потом снова и снова.
«Что с ней?» — недоумевал Говард.
Смеется или рыдает?
Но он знал наверняка.
— Что случилось?
— Я все испортила.
— Ты это о чем?
Анжела покачала головой. Лицо ее стало скользким от слез, а ресницы щекотали его шею.
— О чем? — повторил он свой вопрос.
— Ничего.
— Нет, выкладывай.
— Отпусти меня. Можно уже не притворяться.
— Притворяться?
Анжела оттолкнула его.
Говард схватил ее за плечи.
— Анжела!
— Оставь меня в покое. — Сбросив руки Говарда, она рванулась в сторону и побежала от костра. От его красноватого сияния, в темноту, к озеру.
Глава 21
Говард сидел спиной к костру, держа револьвер на коленях, изредка поглядывая в сторону палаток. Но большую часть времени наблюдал за Анжелой.
Она сидела у самой воды, наверное, на том плоском валуне, который не так давно назвала «нашим камнем». Видно было лишь ее голову и спину, да и то очень расплывчато. «Наверное, страшно замерзла», — подумал Говард.
И ужасно несчастна.
Когда Анжела побежала, он было сделал несколько шагов вдогонку. Но затем остановился и вернулся к костру. Она не хотела никаких погонь. Хотела побыть наедине, поэтому и убежала.
Надо просто подождать. Посидеть и понаблюдать за ней, чтобы не учудила ничего такого, например, не прыгнула в озеро, и защитить, если этот псих попытается напасть.
Ему было жаль ее, жаль и себя. Хотелось, чтобы все было так, как до ее страшного, невероятного откровения. Потому что теперь, обнимая ее, он почувствовал отвращение. Словно она была замарана, испорчена. И в грязи. Словно смердела всеми этими уродами, их потом и спермой.
И каким-то образом Анжела уловила его настроение.
«Не хочу, чтобы так было, — говорил он себе. — Кроме того, это глупо. Это та же Анжела. Такая же, как была перед началом своего рассказа. А тогда она не казалась грязной. И ничего такого, что могло бы изменить ее, не произошло. Она просто говорила: воздух проходил через голосовые связки, и она произносила слова. Вот и все. Она не загнила и не протухла. Все, что она делала, это только говорила».
Это были слова. Просто слова.
«Это только слова, — думал Говард, — если кто-то скажет тебе, что плюнул в твой суп».
Ты мог уписывать его за обе щеки, радуясь до поросячьего визга. Всего несколько слов. «Знаешь что, я тут харкнул в твою бурду». И вдруг ты начинаешь ощущать сладковатую вонь слюны, и от одной мысли о следующей ложке тебя всего выворачивает наизнанку.
«Это не одно и то же», — твердил он себе.
Но очень похоже.
Нет. Это совершенно разные вещи. Она чиста. К ней ничего не прилипло. И ничего не осталось в ней от тех людей. Мы ведь ходим в рестораны, где едим из той же посуды, из которой до этого ели другие. Даже мысли такие никогда не возникают, лишь бы посуда была хорошо вымыта. И совсем не важно, сколько людей ее использовало до нас.
Не важно, сколько человек трахало Анжелу.
Не должно быть важно.
Было бы глупо, если бы это имело какое-то значение.
Говард подбросил дров в огонь, окинул взглядом лагерь и вновь стал наблюдать за Анжелой. Может, все же следовало пойти за ней? Может, она именно этого и хотела? Чтобы я доказал, что не равнодушен к ней.
«Я не равнодушен», — убеждал он себя.
Тогда почему я не иду к ней? Зачем сижу здесь все это время, как бесчувственный чурбан?
Говард посмотрел на часы. Двадцать минут второго. Через десять минут заканчивается их смена.
Он поднялся, затолкал револьвер поглубже в брюки и пошел прочь от теплого костра. Пока он шел, Анжела так ни разу и не обернулась.
— Это я, — объявил он, шагнув на камень.
