Обращение к английскому опыту было далеко не новым делом для немецкой практики. (Временный) переезд в Англию (в 1852— 1853 гг.) некогда оказал «глубокое и плодотворное влияние... на мировоззрение» немецкого «фёлькише» культуролога Пауля де Лагарда[762], которого Альфред Розенберг почитал как «провидца» и одного из предшественников национал-социализма[763]. Лагард «завидовал англичанам, восхищался ими и впал... в некую... англоманию». Да, он имел намерение эмигрировать в Англию[764], к «самым чистым представителям германской нации — англичанам»[765].
Глава 7
ХЬЮСТОН СТЮАРТ ЧЕМБЕРЛЕН - БРИТАНСКИЙ ПРОВИДЕЦ, ПИОНЕР И ПРОРОК ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
Образ человеческого существа... низводится до образа животного, как только мы соединяем его с представлением о негре... Черные происходят от другого семейства обезьян, чем белые.
X.С. Чемберлен
Немцы готовы; им недостает лишь вождя, ниспосланного Святым Духом.
X.С. Чемберлен, 1916
АНГЛИЧАНИН, ДЛЯ КОТОРОГО АНГЛИЯ СТАЛА НЕДОСТАТОЧНО АНГЛИЙСКОЙ — И ПОТОМУ ОН СДЕЛАЛСЯ НЕМЦЕМ
Возможно... британские читатели с... удовлетворением узнали, что в лице одного из своих соотечественников они внесли вклад в развитие Германии [в направлении Третьего рейха].
Вильгельм Фольрат. «Карлейль и X. С. Чемберлен». 1938
Для X. С. Чемберлена (1855—1927) Англия — после того как ее политика подверглась либерализации —- перестала в достаточной мере быть страной «расы господ». И в результате гитлеровец Альфред Розенберг получил возможность с удовольствием цитировать его слова: «Кто говорит в Германии о республике, по тому плачет веревка»[766]. Образцовый английский джентльмен Хьюстон Стюарт Чемберлен так страшился революции, что еще в 1890 г. «чистил свой револьвер» посреди императорской Вены. Ему очень подходила царившая там духовная атмосфера — атмосфера, в которой инстинктивному началу в человеке уделялось больше внимания, чем разумному[767]. Эта атмосфера укрепляла его культурный пессимизм, порождаемый паническим страхом социального краха.
Источник вдохновения Хьюстон Стюарт Чемберлен нашел в сочинениях Томаса Карлейля и в созданном им образе «расы господ». Смотря на мир с этой точки зрения, он (в 1895 г.) видел в массе английского народа (как позже Гитлер) «скотские лица крестьян... убогие, отражающие все пороки негодяйские лица рабочего класса»[768]. Что касается интеллектуалов, то, согласно представлениям Чемберлена, «одни будут становиться все умнее, другие же впадут в состояние хуже скотского»[769] (поколение спустя Гитлер в разговоре с Раушнингом высказывал такие же суждения). При этом Чемберлен хвалил старую добрую Англию, в которой, — выполняя функции абсолютной власти — «железной рукой управляет невидимый, безликий образ, подавляющий всякое выражение личных взглядов, угрожающих государству»[770]. Ведь свобода, по его мнению, вовсе не является естественным правом. Декларацию прав человека вообще надо выбросить в корзину для бумаг — это «парламентская писанина», «пустые слова»[771]. Лишь сила дает право на свободу, и тут нельзя сказать лучше Карлейля: «сила — это право» («Might is Right»). Только раса, способная создать государство, может быть свободной. И германцы готовы быть свободными[772]: ведь они «достаточно сильны, чтобы приказывать... достаточно горды, чтобы повиноваться, и едины в своей воле»[773]. Приобрести свободу может лишь тот, кто готов к ней. А такую подготовленность дает повиновение. При этом Чемберлен ссылался на «загадочные слова Карлейля: «Повиновение дает свободу»»[774]. «Простой человек нуждается в господине, чтобы тот разговаривал с ним как с рабом». Рассуждая в таком духе и основываясь на тезисах Чемберлена, рейхсляйтер Альфред Розенберг (задолго до провидения Джорджа Оруэлла «Freedom is Slavery» («Свобода — это рабство»)) пришел к выводу, что демократия Франции на деле является «фабрикой рабов»[775].
По примеру Чемберлена Розенберг утверждал: «Господство Англии основано на четком различии между кастами... на неравенстве людей... Эта антидемократия... и вывела Великобританию на путь к мировому господству»[776]. Ведь именно Чемберлен настаивал на том, что властью можно обладать только по праву рождения, а не по прихоти народной воли[777]. «Парламентаризм — главное зло нашего времени», — предупреждал в 1917 г. Чемберлен[778]. Таким образом, Хьюстон Стюарт Чемберлен принадлежит к последним «непоколебимым» («die-hards»), к тем, кто не смог смириться с лишением Палаты лордов власти в пользу народного представительства (1912).
Чемберлен, этот вдохновитель Гитлера, унаследовал систему представлений британского правящего слоя начала викторианской эпохи с ее чрезмерным шовинистическим пылом и привычкой насмехаться над гуманностью и либерализмом — в духе Карлейля, в духе паблик-скул. Несмотря на то, что Хьюстон Стюарт Чемберлен вспоминал о своем первом учебном заведении как об «аде кулачного права» («никогда больше не переносил я таких страданий»), в следующей паблик-скул он уже чувствовал себя лучше. В паблик-скул он усвоил очевидные и несомненные для людей его круга вещи: убежденность в превосходстве Англии, в том, что другие народы должны завидовать индийцам и ирландцам, получившим возможность стать подданными Англии[779]. «Я с раннего детства впитал это чувство гордости... Меня учили... считать французов более низким сортом людей и не упоминать их наравне с англичанами... Сам Бог не смог бы выбить из англичанина чувство собственного превосходства»[780]. «К тому же, я ведь люблю свое родное отечество и нераздельно принадлежу ему... вместе с важнейшими чертами моего характера и моего мышления»[781].
Предполагая, что Германский рейх сможет более последовательно реализовать идею «расы господ», чем британская политика с ее усиливавшимся парламентаризмом, Чемберлен переехал в Германию. Именно там в 1899 г. вышел его главный труд «Основы девятнадцатого века», сделавший («впервые», по словам Йохена Шмидта) расовое учение приемлемым и достойным уважения для немцев с высшим образованием[782]. И только после публикации сочинения этого англичанина количество расистской литературы, издаваемой в Германском рейхе и в Австрии, начало превышать ее количество в Англии — тенденция, которая усилилась после поражения в первой мировой войне[783]. В самой Англии высказывания Чемберлена вплоть до первой мировой войны воспринимались «на удивление благосклонно»[784]. Ведь даже социалист-фабианец Бернард Шоу назвал эти «Основы» «шедевром действительно научной истории», который следует прочесть каждому доброму фабианцу.
Считается, что Хьюстон Стюарт Чемберлен оказал сильнейшее влияние на иррационально-элитарный «витализм» англичанина Дэвида Герберта Лоуренса. И даже Уинстон Черчилль — в то время первый лорд адмиралтейства, а позже, пожалуй, самый ненавистный Гитлеру апологет «мировой демократии» — безмерно высоко оценил чемберленовские «Основы», ставшие впоследствии источником вдохновения для Адольфа Гитлера (1911)[785]. О таком отношении Черчилля к труду Чемберлена вспоминал влиятельнейший почитатель этого ментора Альфреда Розенберга — лорд Ридсдейл[786], близкий друг короля Эдуарда VII (1901 — 1910), сумевший оценить тот факт, что чемберленовская идеализация германской расы относится и к англичанам[787]. В Соединенных Штатах многие противники иммиграции из Восточной и Южной Европы (как, например, Генри Кэбот Лодж[788]) также сочли «Основы» Чемберлена чрезвычайно привлекательными[789].
Во время первой мировой войны Хьюстон Стюарт Чемберлен порвал отношения с Англией и остался в Германии, но все же продолжал славить и Англию, и Германию, утверждая, что эти страны населяют «два германских народа, которые добились больше всех в мире»[790]. По сути он подарил немцам, придерживавшимся «фёлькише» убеждений, идеологическую систематизацию методов и установок британской «расы господ». По поводу его «Основ девятнадцатого века» уже в 1902 г. с полным правом было замечено, что в них «более выражен английский джингоизм, чем какие-то немецкие качества»[791].
Не случайно уже один из первых комментаторов «Основ девятнадцатого века» полагал, что этот труд прежде всего являлся «лишь изложением теории, которая подводила фундамент под практику его [Чемберлена] кузена Джозефа Чемберлена, занимавшего пост министра по делам колоний...» Граф Герман Кейзерлинг[792] назвал Хьюстона Стюарта Чемберлена Киплингом, «переведенным на язык немецкого идеализма»[793]. Именно Чемберлен вновь и вновь пытался использовать авторитет Гете для обоснования импортированного из Англии примата расы[794]. Безусловно, корни идей, выдвинутых Чемберленом, нельзя назвать немецкими. И тот факт, что этот англичанин вступил в Пангерманский союз[795] и активно «рекомендовал осознать необходимость расовой селекции как пути к оздоровлению немецкого народа», мало что менял в этой ситуации[796]. Как раз Хьюстон Стюарт Чемберлен более чем кто-либо сориентировал рейхсляйтера Альфреда Розенберга (пожалуй, главного идеолога национал-социализма) на британские образцы как на пример для подражания в Третьем рейхе. Этот британец (возможно, раньше, чем кто-либо из немцев) произнес слова, звучавшие в духе Дизраэли (которого, кстати, Чемберлен недолюбливал): «Человек, принадлежащий определенной чистой расе, никогда не потеряет этого чувства»[797]. Судить же о расах следует не с позиций науки, а с позиций инстинкта — то есть того, что невозможно проверить[798]. Этим откровением образованные немцы тоже были обязаны «онемечившемуся» британцу. Ведь, по мнению этого авторитета по практическим вопросам германства, немцев надо было идеализировать не в качестве «народа мыслителей», а в качестве «народа солдат и торговцев». По-настоящему практичным — лишенным романтизма и окончательно обуржуазившимся — германцам следовало понять, что «германец должен быть прирожденным промышленником и дельцом, в той же мере, в какой он является прирожденным воином»[799]. Выдвинув программу, согласно которой «вступление германца... во всемирную историю пока еще далеко от завершения: германцу еще предстоит вступить во владение всем миром»[800], Хьюстон Стюарт Чемберлен спроецировал на немцев самосознание англичан. Германский рейх в то время ощущал настоятельную потребность в подобном признании со стороны Запада, со стороны представителя Англии, на которую уже тогда ориентировались немцы. Ведь даже последний немецкий кайзер признавался американскому президенту Теодору Рузвельту в своем восхищении Англией.
