Таким образом, для человеческих рас следовало применять такой же племенной отбор, как в селекции животных[875]: «Я иду вслед за великим английским естествоиспытателем в конюшню... и говорю: здесь есть нечто, наделяющее содержанием слово "раса"...»[876] «...Как скаковая лошадь... создается благодаря выбраковке всего низкопородного ... так же [sic] и в человеческом роде»[877]. Нет никаких оснований к тому, чтобы для людей делалось исключение из «естественных законов жизни»[878] — нет никаких оснований для отклонения от «железных законов бытия», поставленных Гитлером на службу своему делу. «Биологизируя» этику с помощью таких представлений о расовом отборе, Чемберлен (как до него Бенджамин Дизраэли применительно к «арийским принципам... сохранения здоровья и красоты первостепенной расы») рекомендовал обрекать слабых детей на смерть — в соответствии с «одним из самых благословенных законов греков, римлян и германцев»[879]. Ведь, по Хьюстону Стюарту Чемберлену, арийскую расу можно сотворить (в подтверждение этой мысли он привлек идеи о селекции, высказанные социал-дарвинистами — такими, как Пирсон, Кидд и Гальтон)[880]. «Пускай было бы доказано, что в прошлом арийская раса никогда не существовала, но мы можем мечтать о том, что она возникнет в будущем», — утверждал Чемберлен. Дефиниция «германского» потребовала бы «как раз взгляда селекционера»[881]. Эта дефиниция оставалась полностью субъективной. Именно инстинктивно Чемберлен ощущал уверенность, что «арийцы физически и духовно превосходят всех людей, и поэтому им по праву следует быть властителями мира»[882].
Таким образом, великие народы должны были «возникать лишь вследствие облагораживания расы»[883]. «Именно раса поднимает человека над самим собой, придает ему необыкновенные, я бы сказал — почти «сверхъестественные» способности... И действительно: чему нас учит любая скаковая лошадь, любой чистопородный фокстерьер, любой кохинхинский петух, тому же учит и история нашего собственного рода человеческого...»[884]
Интеллектуализм, по мнению Чемберлена, ведет к поражению или распаду расы[885]. А в англичанах — как отмечал еще Карлейль — больше всего восхищает их упрямое сопротивление логике. Секрет политического гения англичан[886], англосаксов кроется именно в их безошибочном жизненном инстинкте[887]. Поэтому и немцы должны следовать инстинкту — этот совет не раз настойчиво повторял Адольф Гитлер. В трудах этого британского наставника фюрера встречаются и пренебрежительные отзывы о «господах с гусиными перьями», писателях. Ведь Европу, согласно Чемберлену, создали не мыслители, а воины[888].
«Неарийским» расам Чемберлен отказал даже в наличии импульса к образованию государства[889]: «В деле управления чужими народами (населением Индии) существует один неоспоримый факт: подобные деяния постоянно, славно и полностью могут свершать только тевтонцы»[890]. «Какие великие дела... были бы доведены до конца хаосом... без помощи германцев?»[891] Германские «люди несут свое благородство как единственный... дар», они обладают «врожденным приличием [«приличность» — мещанский синоним добродетели[892]]... суровых рас» — в отличие от «умственного варварства цивилизованных метисов»[893]. Так, в Британской Северной Америке действовали истинные германцы, проходившие суровый отбор в жестокой борьбе за существование[894].
Веру Чемберлена в своих германцев не мог поколебать и геноцид, практиковавшийся ими. Напротив, эта практика подтверждала для него избранность германской расы и ее особые отношения с Богом[895]. «С начала времен и по сей день мы видим, что германцы вырезают целые племена и народы... чтобы расчистить место для самих себя... Всякому придется признать, что именно там, где они были наиболее жестокими, — как, например, Тевтонский орден в Пруссии... англичане в Северной Америке... — они тем самым заложили надежнейшие основы для утверждения самого высокого и нравственного существования»[896]. Незабвенной в этом отношении оставалась для Чемберлена и Австралия, колонизованная британцами. В качестве образцового «неиспорченного германца» из числа австралийских колонистов Хьюстон Стюарт Чемберлен называл английского фермера Тайсона, который эмигрировал в Австралию как поденщик, а к концу жизни стал крупнейшим в мире землевладельцем с состоянием в 5 миллионов фунтов стерлингов...[897]
Глава 8
БРИТАНСКИЙ РАСИЗМ В ДЕЙСТВИИ: КОЛОНИЗАЦИЯ АВСТРАЛИИ ПУТЕМ ГЕНОЦИДА
...Имеем ли мы дело с умными обезьянами или с очень низкоразвитыми людьми ?
Олдфилд, 1865
Единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение.
Г. Дж. Уэллс, 1902
Британские поселенцы в Австралии, и особенно на Тасмании, ради собственного процветания систематически уничтожали коренное население и подрывали основы его жизни. Англичанам «нужны» были все земли туземцев с благоприятными климатическими условиями. «Европейцы могут надеяться на процветание, поскольку... черные скоро исчезнут... Если отстреливать туземцев так же, как в некоторых странах отстреливают ворон, то численность [туземного] населения со временем должна сильно сократиться», — писал Роберт Нокс в своем «философском исследовании о влиянии расы»[898]. Алан Мурхэд так описывал фатальные изменения, которые постигли Австралию: «В Сиднее дикие племена были заморены. В Тасмании они были поголовно истреблены... поселенцами... и каторжниками... все они жаждали получить землю, и никто из них не собирался позволить черным препятствовать этому. Однако те мягкие и добросердечные люди, которых за полвека до этого посещал Кук, оказались не столь покорными, как на материке». После того как фермеры отняли землю у коренных жителей (прежде всего на Тасмании, где климат был холоднее), туземцы с копьями в руках попытались оказать сопротивление пришельцам, вооруженным огнестрельным оружием. В ответ англичане организовали на них настоящую охоту. На Тасмании такая охота на людей происходила с санкции британских органов власти: «Окончательное истребление в крупном масштабе могло быть осуществлено только при помощи юстиции и вооруженных сил... Солдаты сорокового полка загоняли туземцев меж двух каменных глыб, расстреливали всех мужчин, а потом вытаскивали женщин и детей из скальных расселин, чтобы вышибить им мозги» (1830)[899]. Если туземцы были «нелюбезны [непокладисты]», англичане делали вывод, что единственный выход из создавшейся ситуации — уничтожить их[900]. На туземцев «беспрестанно охотились, их выслеживали, как ланей». Тех, кого удавалось отловить, увозили. В 1835 г. был вывезен последний оставшийся в живых местный житель. Причем эти меры не были секретными, никто не стыдился их, а правительство поддерживало эту политику.
«Итак, началась охота на людей, и с течением времени она становилась все более жестокой. В 1830 г. Тасмания была переведена на военное положение, по всему острову была выстроена цепь вооруженных людей, которые пытались загнать аборигенов в западню. Коренным жителям удалось пробраться сквозь кордон, однако воля к жизни покинула сердца дикарей, страх был сильнее отчаяния...» Феликс Мейнард, врач французского китобойного судна, вспоминал о систематических облавах на туземцев[901]. «Тасманийцы были бесполезны и [ныне] все умерли», — полагал Хэммонд[902].
«Во время холокоста [sic] Тасманию посетил Чарлз Дарвин. Он писал: "Боюсь, нет сомнения, что зло, творящееся здесь, и его последствия — результат бесстыдного поведения некоторых наших земляков". Это еще мягко сказано. То было чудовищное, непростительное преступление... У аборигенов были только две альтернативы: либо сопротивляться и умереть, либо покориться и стать пародией на самих себя», — писал Алан Мурхэд[903]. Польский путешественник граф Стшелецкий[904], приехавший в Австралию в конце 1830-х годов, не мог не выразить ужаса от увиденного: «Униженные, подавленные, смятенные... истощенные и прикрытые грязными лохмотьями, они — [когда-то] природные хозяева этой земли — [теперь] скорее призраки былого, чем живые люди; они прозябают здесь в своем меланхолическом существовании, ожидая еще более меланхолического конца». Стшелецкий упоминал также про «освидетельствование одной расой трупа другой — с вердиктом: "Умерла настигнута карой божией"»[905]. Истребление туземцев можно было рассматривать как охоту, как спорт, потому что души у них как бы не было[906].
